льную известность, расстреляв австрийского принца Максимилиана[12]. Молва о предполагаемой экспедиции для отыскания со-. кровища инков опередила графа, и городское население давно уже с нетерпением ожидало его прибытия.
Когда шлюпка графа пристала к берегу и исполинская фигура знаменитого предводителя появилась перед столпившимся на берегу народом, раздались оглушительные виваты.
Граф поклонился с достоинством знатного сеньора и обратился к дону Гусману, которого уже окружила толпа знакомых, сообщивших ему печальную новость о вторжении индейцев в мексиканские владения. Члены общества землевладельцев, с нетерпением ожидавшие прибытия графа, почти все собрались в Сан-Хосе, и граф тотчас же получил приглашение посетить их собрание, тем более, что губернатора не было в городе: он отправился с отрядом войск на помощь городу Ариспе, которому угрожали индейцы.
В виду этого, пришлось отказаться от визита губернатору, но граф утешился тем, что торговцы и землевладельцы обещались ему доставить деньги для двухмесячного жалованья отряду, а также и лошадей, необходимых для него, и без содействия губернатора; притом же последний, как местный уроженец, относился враждебно ко всем вообще иностранцам, а следовательно и к графу.
На пути в собрание землевладельцев, куда граф отправился немедленно, ему пришлось на деле убедиться в недоброжелательстве губернатора, хотя оно и скрывалось под видом подарка. Офицер в мундире мексиканских драгун приблизился к графу и остановился перед ним.
Двое рослых солдат вели за ним взнузданного вороного мустанга, огненные глаза и порывистые движения которого показывали, что он еще совсем недавно покинул прерию. Солдаты с трудом удерживали его, и толпа боязливо расступалась, испуганная его порывистыми движениями.
Офицер, молодой человек с мрачным, решительным лицом, вежливо поклонился сенатору дону Альфонсо, с которым был знаком, и обратился с таким же приветствием к его спутнику, одетому во французский полковничий мундир.
— Так как я полагаю, что имею честь видеть перед собой его сиятельство, графа де Сент-Альбана, начальника Сонорской экспедиции, то позволю себе передать его сиятельству это письмо господина губернатора, полковника Хуареца, который весьма сожалеет, что не может лично приветствовать графа.
Граф с вежливым поклоном взял письмо и сказал, что прочтет его, как только придет в дом собрания.
— Я имею еще одно поручение от господина полковника, — сказал офицер с насмешливой улыбкой. — Он полагал, что вы, сеньор граф, прибыв в Сан-Хосе морем, еще не успели достать себе лошадь. Поэтому господин полковник посылает вам этого благородного коня, произведение нашей страны, в знак своего к вам уважения.
— Caramba, сеньор! — воскликнул дон Альфонсо, обращаясь к офицеру, — эта лошадь, кажется, только что из прерии. Невозможно чужестранцу сесть на нее, притом же у меня достаточно лошадей.
Насмешливая улыбка мелькнула на лице графа, который тотчас же понял, что этот двусмысленный подарок был сделан только для того, чтобы уменьшить его обаяние в глазах толпы, с любопытством теснившейся вокруг.
Он многозначительно взглянул на испанца, давая ему понять, что не желает дальнейшего вмешательства с его стороны; и обратился к драгунскому офицеру.
— Очень благодарен полковнику, — сказал он с выражением насмешливого высокомерия, — за прекрасный подарок, а также и вам, сеньор, за его доставку. Я сейчас же воспользуюсь этим даром в соответствии с его назначением.
С этими словами граф спокойно подошел к мустангу.
— Осторожнее, сеньор, — послышались голоса из толпы.
— С этим дьяволом пришлось бы повозиться самому лучшему укротителю лошадей, — воскликнул кто-то.
Граф поблагодарил собравшихся за это участие к его особе дружеским кивком головы, но продолжал спокойно идти, и остановился в трех шагах от лошади, которая при его приближении громко заржала и поднялась на дыбы, увлекая за собою испуганных солдат.
— Крепка ли эта узда, сеньор? — хладнокровно спросил граф у следовавшего за ним офицера.
— Она сплетена из буйволовой кожи и вполне надежна, — отвечал офицер, на которого хладнокровие графа начинало производить впечатление. — Но у вас нет шпор, сеньор граф! Позвольте мне…
Он взглянул на свои тяжелые серебряные шпоры.
— Я надеюсь и так справиться. Дайте-ка узду, ребята!
Солдаты тотчас же исполнили его приказание и отскочили в стороны, между тем как граф, схватив узду, стал по левую сторону лошади, которая взвилась на дыбы.
Внезапно затаившая дыхание толпа увидела, что граф протянул руку и схватил левую ногу лошади.
Испуганные женщины вскрикнули в один голос:
— Помогите кабальеро! Он погиб, лошадь опрокинет его!
Но, странное дело, конь стоял как стена все в том же положении; он попробовал опустить ноги на землю, но мощь человека превозмогла силу животного.
Огненные глаза лошади, казалось, хотели выскочить из орбит, он бил свободной ногой по воздуху, но не мог достать своего укротителя. Тогда граф схватил узду ближе к морде и, выпустив ногу лошади так сильно дернул поводья, что лошадь тяжело опустилась на передние ноги.
В то же мгновение смелый укротитель схватил правой рукой ноздри лошади и с такою силой нагнул ее голову, что лошадь опустилась на колени. Теперь, по-видимому, она признала себя побежденной, так как осталась на коленях и хриплый стон вырвался из ее груди.
Граф увидел, что победа осталась за ним, выпустил морду лошади и в один прыжок очутился на высоком мексиканском седле.
Громогласное «браво!» толпы потрясло воздух, между тем как конь, поднявшись на ноги, дико озирался по сторонам. Еще раз попытался он вернуть утраченную свободу и взвился на дыбы; но граф так сильно сдавил ему бока, что конь, задыхаясь, стал на ноги и потерял всякую охоту к дальнейшим шуткам. Он признал господство человека, и сделав по воле графа два круга, как вкопанный остановился перед смущенным мексиканским офицером.
— Великолепный подарок сделал мне господин полковник, — сказал граф с полнейшим спокойствием. — Господа, пора в путь. Господин офицер, я попрошу вас сопровождать меня в собрание.
Казалось, народ только и дожидался этого доказательства хладнокровия графа, чтобы дать волю своему восторгу. Виваты гремели без конца; женщины подымали кверху детей и показывали им храброго иностранца; девушки вынимали цветы из своих волос и бросали их графу, мужчины клялись своими патронами, что он первый наездник в мире. Со стороны народа, в котором даже последний бедняк привык путешествовать верхом, такой восторг не казался странным.
Граф отдал Евстафию приказания относительно высадки экспедиции и отправился со своими спутниками в дом собрания.
Когда он вошел в обширную залу, в ней оказались не только крупные землевладельцы, но и много именитых торговцев; они радостно приветствовали графа и сенатора.
— Нужно принять меры как можно скорее, — сказал старшина торговцев после обмена приветствиями. — Мы все понимаем, какие убытки пришлось нам потерпеть от прежних нападений индейцев; мы знаем также, что со стороны правительства нечего ожидать ни защиты, ни компенсации за убытки, если индейцы перейдут сиерру[13].
Сеньоры гациэндеро согласятся с нами, так как опасность и потери угрожают прежде всего им.
— Стены гасиенды дель-Серро достаточно крепки, — гордо возразил сенатор, — ей уже не в первый раз выдерживать осаду апачей.
— Но на этот раз соединились все племена, — настойчиво сказал кто-то, — так что опасность гораздо больше, чем прежде. Поэтому я предлагаю решить сообща спорные пункты касательно экспедиции и…
В эту минуту граф, который тем временем распечатал и прочел письмо губернатора, остановил говорившего движением руки.
— Прежде чем вы примете какое-нибудь решение, сеньоры, — сказал он, — не угодно ли вам ознакомиться с содержанием письма полковника Хуареца, так как оно касается вас столько же, сколько и меня.
Он прочел вслух письмо, которое в самых вежливых выражениях обращалось к собранию с просьбой оказать содействие графу де Сент-Альбану, чтобы он мог как можно скорее отправиться на восток, укрепить пограничные форты и отразить индейцев, между тем как правительственные войска займут северную границу до Рио-Хилы.
Пока собравшиеся в зале молча обдумывали это предложение губернатора, граф велел одному из слуг сенатора сходить на площадь и пригласить в собрание офицеров экспедиции; затем он вынул из кармана карту Соноры.
— Я прежде всего обязан, — сказал он, обращаясь к присутствующим, — охранять ваше имущество, и потому прошу вас указать мне пункт, который подвергается наибольшей опасности, все равно, находится ли он в той местности, которую указывает мне полковник Хуарец, или нет.
— Самый опасный пункт, разумеется, гасиенда дель-Серро, — сказал представитель торговцев.
Несколько голосов поддержали его.
— Стало быть, ваше имение, дон Альфонсо? — спросил граф испанца.
— Да, граф. Я не хотел сам говорить об этом, но нет сомнения, что индейцы нападут на мою гасиенду, так как она защищает проход из области сиерры в равнину. Уже дважды выдерживала она нападение индейцев, и, клянусь моим патроном, выдержит и третий раз, если еще есть время; так как я через полчаса отправлюсь туда и приму свои меры.
Граф наклонился над картой и отыскал пункт, о котором шла речь.
— Черт подери! Гасиенда располагается как раз в середине указанной нам местности; невозможно найти места более удобного для главной квартиры, если только вы согласитесь принять нас, дон Альфонсо.
Между тем офицеры, за которыми было послано, один за другим входили в зал собрания.
— Мой дом к вашим услугам, — сказал испанец, видимо обрадованный решением графа. Это было неудивительно, так как с потерей гасиенды, он лишился бы половины своего состояния.
— Во сколько времени вы можете доставить нам лошадей, сеньоры? — спросил граф, обращаясь к присутствовавшим землевладельцам.