Поручик Готгардт, так неожиданно прерванный в разговоре, едва успел заслонить сеньориту и отразить охотничьим ножом удар копья, направленного на него вождем гиленов.
Острый клинок перерубил древко, и Серый Медведь, не успев остановить коня, промчался мимо, а молодой офицер воспользовался этим временем, чтобы схватить на руки сеньориту и броситься с нею к челноку.
Но это ему не удалось, так как Скачущий Волк и двое пеших индейцев, лошади которых были застрелены во вспыхнувшей перестрелке, догнали барона.
Офицер вынужден был положить почти лишившуюся чувств сеньориту на землю и выхватить из-за пояса револьвер:
— Проклятые убийцы! Отправляйтесь в ад!
Первая пуля пробила грудь одному из краснокожих, другая раздробила руку Скачущему Волку, но третий индеец, сильный и ловкий воин, бросился на офицера и обхватил его руками; началась борьба, во время которой оба все более и более приближались к высокому скалистому берегу.
Между тем сражение продолжалось, апачи убивали всех, и хотя полдюжины их соплеменников пало от руки двух волонтеров, дорого продавших свою жизнь, однако, перевес силы был на стороне диких, и менее чем через четверть часа последние белые пали под ударами томагавков и копий индейцев, которые украсили свои пояса кровавыми скальпами.
Когда кончилась резня, один из индейцев увидал при свете зажженной хижины спрятавшегося в кустах кентуккийца; безоружный был после кратковременной борьбы скручен и привязан к коню.
По окончании кровавой схватки индейцы оставили на берегу 12 трупов, между которыми не было, однако, офицера и его противника.
Серый Медведь держал в объятиях свою добычу — донью Мерседес; кентуккийца привязали самым неудобным образом к лошади, горничную сеньориты захватил один из воинов.
Когда торжествующие апачи вернулись в свой лагерь, Большой Орел сразу понял, что произошло; горечь и запоздалое сожаление захлестнули его сердце. Горечь потому, что он был бессильным пленником, который не мог ничего сделать для спасения сеньориты, и сожаление, так как вынужден был сознаться, что его сообщение о французском воине, вероятно, вызвало этот ночной поход, и, следовательно, явилось причиной захвата в плен Мерседес.
В эту минуту кто-то дотронулся до его плеча; он оглянулся и увидел Суванэ. Никакое лицо не могло быть в эту минуту приятнее для индейца; он ласково улыбнулся и прошептал:
— Я рад видеть свою сестру. Пусть Суванэ выслушает поручение своего брата. Видит ли она эту белую девушку, которая попала в плен к Серому Медведю?
— Я вижу ее! — отвечала Суванэ.
— Это цветок Каменного Дома, и Большой Орел хочет, чтобы она стала свободна. Сестра моя оставит лагерь до восхода солнца, отправится в дом великого гасиендера и сообщит ему, где находится его дочь. Я сказал.
Девушка сложила руки на груди.
— Мой брат не захочет, — отвечала она печальным тоном, — чтобы Суванэ оставила его в беде. Она убежит или погибнет вместе с ним.
— Суванэ забыла, — сказал вождь сурово, — что друг Большого Орла находится поблизости, и что белые освободят и Орла вместе с цветком. Суванэ подчинится словам последнего в нашем роду.
Девушка наклонила голову в знак согласия и, не возразив больше ни слова, исчезла в темноте.
Когда Крестоносец и молодой вакеро прибежали на место схватки, хижина перевозчика рухнула.
Оба разведчика осмотрели местность, но должны были убедиться, что никого не осталось в живых. Они нашли винтовку и сумку с пулями, брошенную кентуккийцем, а также небольшой саквояж, не замеченный индейцами.
Они принесли эти предметы к огню, и в это время услышали слабый голос:
— Крестоносец, вы ли это?
В то же время кусты раздвинулись, и появился прусский офицер, мокрый с головы до ног.
Можно себе представить удивление Крестоносца.
— Во имя неба, — воскликнул он, бросаясь к офицеру, — вы здесь? Где полковник?
— В Сан-Хосе, лежит больной. Меня послали вперед уведомить дона Альфонсо об этом несчастии; когда же я догнал донью Мерседес и сообщил ей эту печальную весть, на нас напали индейцы.
Он рассказал о сражении и о том, как ему удалось спастись. Во время борьбы с индейцем оба противника упали в реку, и так как офицер был превосходным пловцом, ему удалось держать голову индейца под водой до тех пор, пока тот не задохнулся и не выпустил его. Разбитый и окровавленный при падении, офицер с трудом выбрался на берег и спрятался в кустах, так как сражение уже давно окончилось. Теперь он, несмотря на свою слабость, убеждал Крестоносца догнать индейцев и отдать жизнь за сеньориту.
Крестоносец, однако, не согласился.
— Излишняя торопливость, — сказал он, — редко ведет к добру. Притом мы уже не догоним краснокожих. Подождем до рассвета. Вы можете воспользоваться этим временем, чтобы подкрепить ваши силы кратковременным сном. В этом саквояже найдется для вас сухое платье, есть порох и пули, а на берегу мы нашли винтовку.
Хотя офицер чувствовал, что отдых для него необходим, однако, он еще пытался возражать, но должен был уступить настояниям Крестоносца, положившего конец спору словами:
— Положитесь на меня! Мы освободим пленников или, по крайней мере, сообщим в гасиенду, где они находятся, — это также верно, как то, что я смертельный враг краснокожего дьявола.
Глава VIIIЛагерь апачей. Штурм Каменного Дома
Несмотря на тревожную обстановку, поручик с хладнокровием солдата проспал два часа. Затем все трое отправились к сьерре и после трудного перехода достигли гористой местности, в которой находился лагерь апачей.
По дороге они встретили Суванэ, спешившую в Каменный Дом по приказанию своего пленного брата. Сначала девушка отнеслась к ним недоверчиво, но потом рассказала о местоположении лагеря, о захваченной в плен сеньоре, о несчастном кентуккийце, обреченном на мучительную смерть у столба пыток и, наконец, о Железной Руке, который находится где-то поблизости. Крестоносец, недоверие которого к индианке исчезло, когда он узнал, что она сестра вождя тойахов, искренне обрадовался, услыхав, что знаменитый траппер находится поблизости и просил девушку сопровождать их. Она охотно согласилась, так как могла содействовать освобождению брата. Крестоносец, слава которого как смертельного врага апачей была хорошо известна Суванэ, выразил сомнение, не возбудит ли подозрение ее бегство из лагеря; но она застенчиво объяснила, что этого бояться нечего, так как ее ожидают в соседнем лагере липанезов, вождь которых предложил ей стать его женою.
После этого Крестоносец предложил отправиться в путь, но сначала офицер отдал индианке револьвер, найденный им в саквояже, и объяснил, как из него стрелять.
Затем они двинулись дальше по гребню горы, и после двухчасовой ходьбы Крестоносец посоветовал всем быть как можно осторожнее, так как теперь нужно было зайти в тыл лагеря.
Дорога становилась все труднее и труднее, взбираться на высоту можно было только по сухим руслам горных потоков. Наконец, Крестоносец велел своим спутникам остановиться и пошел вперед один. Минут через десять он вернулся.
— Как я предполагал, — сказал он с досадой, — так оно и есть. Единственный путь, которым мы можем пройти, проходит под скалою, на которой стоит часовой-апач. Стрелять нам нельзя; значит, остается только пустить в ход твое лассо, Диас.
— Что я должен делать? — спросил вакеро.
— Скала, на которой стоит часовой, имеет высоту около 20 футов и очень крута. Ты должен без шума взобраться на нее, для чего тебе потребуется, пожалуй, всего несколько минут, так как ты мастер лазить. Взобравшись на скалу, крикни по-орлиному. Мы отвлечем внимание часового — у тебя есть лассо, остальное — твое дело.
Диас обмотал лассо вокруг правой руки и стал взбираться слева по скале; между тем его товарищи тихонько проползли вперед до обломка скалы, из-за которого можно было видеть часового. Тут они дожидались около четверти часа, когда послышался орлиный клекот.
— Слава Богу, — прошептал траппер, — теперь наша очередь.
Он несколько раз топнул ногой о землю, затем вскочил на камень, — испустил радостное восклицание и бросился вперед большими прыжками, не обращая внимания на офицера, который с удивлением увидел на противолежащей скале темное тело, полувисевшее в воздухе.
Диас отлично справился со своей задачей. Взобравшись на скалу, он крикнул, подражая голосу орла, что заставило часового взглянуть вверх. В ту же минуту апач услыхал внизу топот и схватился за ружье. Этого ожидал Диас, и на это рассчитывал Крестоносец.
Вакеро набросил на краснокожего петлю лассо, уперся ногами в камень, и, натянув изо всех сил ремень, приподнял полузадушенного апача в воздух. Но у юноши не хватило сил долго удерживать тяжелое тело, и Крестоносец подоспел как раз вовремя, чтобы заколоть часового, которого Диас снова отпустил на землю, и тем помешать ему крикнуть.
Офицер, в глазах которого только крайняя необходимость могла оправдать такой отвратительный способ войны, тоже взобрался на скалу и помог Диасу втащить наверх труп, чтобы скрыть его от зорких глаз апачей, между тем как Крестоносец постарался по возможности уничтожить все следы происшествия.
После того, как они снова спустились со скалы, Суванэ взяла ружье и сумку с пулями убитого апача, и все четверо продолжали путь к лагерю, до которого добрались в шестом часу вечера.
Лагерь находился на дне ущелья, заросшего лесом, и с трех сторон был окружен скалами, но в то время как высота их с этой стороны доходила до 70–80 футов, с противоположной стороны, где стояла палатка сеньориты и неподвижно сидел на камне молодой вождь тойахов, она была гораздо меньше. Маленький ручеек стремился вниз между скалами, за которыми укрывались разведчики, и протекал далее по ущелью. В южной стороне ущелья стояли лошади, привязанные к воткнутым в землю копьям.
Воины племен мескалеров и гиленов собрались у костров, а Серый Медведь и Черный Змей сидели в стороне; вождей липанезов и мимбренов не было видно.