[22] будут говорить о нем как о плохом рысаке. Ехать надо было не более версты. Когда они свернули к старому клену, где Марш и Брендон заканчивали свой разговор, последние тотчас заметили путешественников. Марш схватил Брендона за руку и воскликнул встревоженно:
— Что-то неладное стряслось, Брендон! Мэри завернута в шаль, и Эйб[23] везет ее.
Брендон улыбнулся слабой улыбкой и спокойно сказал:
— Я не знаю, Том, что случилось с Мэри, но я знаю, кто такой Эйб Линкольн. Если бы что-нибудь случилось, мы увидали бы, как длинные ноги этого верзилы делают саженный прыжок, не дожидаясь старого Цезаря. Кажется мне, что она искупалась. Но ничего: вон Дэви смеется!
Линкольн в это время успокоительно махнул рукой.
— Не беспокойтесь, — начал он, — сущие пустяки! Наша юная леди хотела сделать мне книксен, поскользнулась и совершенно забыла, что перед ней пруд. — С этими словами он бережно спустил девочку с седла и передал ее отцу, говоря: — Скорей, скорей в дом, мисс! Выпейте чего-нибудь горячего, а я приду и доскажу вам конец истории о красной белке.
Мэри вприпрыжку перебежала лужайку двора и скрылась в доме.
Брендон кивнул сыну, приглашая его идти домой, и Линкольн, спустив мальчика с седла, дружески шлепнул его по спине своей большой ладонью. Дэви побежал домой, чтобы развести огонь и приготовить ужин. Старики у клена несколько минут молчали.
Линкольн чувствовал, что между его друзьями происходил какой-то неприятный разговор, но он с обычным своим тактом и терпением ждал, когда они заговорят сами. Марш первый прервал молчание.
— Эйб, — начал он, — не посоветуете ли вы Давиду что-нибудь такое, что очистило бы его мозги от паутины? Хороший человек, а тратит время на какие-то бредни. Железная дорога прямиком через континент… Он просто начинает терять рассудок! Вы знаете, я пришел сюда вместе с Давидом и вместе с ним начал работать; я сколотил деньжонок и еще сколочу, потому что не трачу времени и сил в погоне за блуждающими огнями. Вы подумайте только, Давид до сего времени ни на чем еще прочно не остановился, он только может говорить о железной дороге. Железная дорога, железная дорога! Я начинаю себя чувствовать просто больным от его железной дороги!
Брендон стоял, опираясь на старый клен, и рассеянно слушал его тираду; его глаза были устремлены на что-то невидимое далеко на западе. Линкольн молча смотрел на него. Вдруг Давид заговорил. Глаза его загорелись каким-то особенным блеском. Широким взмахом руки он провел по направлению к горизонту.
— Смотрите сюда, — начал он. — Что это? Пустыня? Дикие козы? Буйволы? Но придет день — и это случится еще при нашей жизни — здесь проляжет железная дорога. Она победит пустыню, превратит Соединенные Штаты в подлинную единую и могущественную страну. Бели судьба сохранит меня, я приложу свои руки к постройке этой дороги. Я желаю, чтобы и сын мой вложил свою долю участия в ее создание.
И он снова обратил свой взгляд на запад, где заветная мечта его жизни рисовалась ему уже осуществленной.
Марш возбужденно заговорил:
— Скажите, Эйб, слышали вы когда в жизни что-нибудь глупее этого?
— Почему нет, Том? — простодушно отвечал Линкольн, немного растягивая слова. — Да, я слыхал кой от кого об этих глупостях, и знаешь — от довольно умных людей. Я припоминаю одного молодого человека, Доджа, который еще не так давно, когда я ездил в Блефф в городской совет, говорил мне то же самое. Как-то я сидел на ступеньках старого Океанского Дома, слушал кваканье лягушек и смотрел на небо; ко мне подсел молодой военный инженер. Мы разговорились, и он рассказал мне, что он делает изыскания для военного ведомства в этом направлении. Молодой Додж полностью разработал свой проект. Он прошел весь путь до Небраски напрямик к Скалистым горам. Он говорил об этом с большим энтузиазмом. И знаете, Том, его рассуждения были так резонны, что он почти убедил меня!
Брендон, опираясь на дерево, внимательно слушал.
— И вы уверены, Эйб, что это в самом деле может осуществиться? — спросил он.
— Ерунда! — горячо заговорил Марш. — Радужные надежды. Об этом толкуют лодыри, которые не хотят работать и ищут какие-то несуществующие клады!
Линкольн положил свою большую руку на плечо Марша и сказал:
— Эх, старый дружище, придет день, когда люди, подобные вам, полные этих радужных надежд, будут укладывать рельсы.
Чувство благодарности за неожиданную поддержку горячим потоком забурлило в душе Брендона; он схватил руку Линкольна и воскликнул:
— Вы поддержали меня, Эйб! Ваше мнение для меня в тысячу раз дороже, чем мнение всего Иллинойса!
— Сдается мне, — продолжал Линкольн задумчиво, — что я взял бы направление на Блэк Хилл, если бы шел в западном направлении. Этот молодой Додж говорил мне, что вся трудность проекта заключается в том, чтобы найти удобный и короткий проход через эти скалистые холмы. Он думает, что именно тут и зарыт «клад», Том…
И Линкольн подмигнул Маршу.
— Через две недели вы увидите меня в дороге, Эйб, — сказал Брендон, поворачиваясь к дому. — Я попытаю счастье, — продолжал он на ходу, — попробую пройти через Блэк Хилл…
Глава IIIНа Запад
В конце февраля ярким солнечным утром Брендон с сыном покинули Спрингфильд, чтобы отыскать проход через горы на запад. Отъезд их прошел незамеченным и нисколько не всколыхнул обывательского болота; только несколько близких друзей сердечно пожелали им счастливого пути в длинном путешествии. Через месяц после разговора Линкольна с Маршем, укрепившего решимость Брендона, он поторопился продать свой домишко со всей домашней рухлядью и несколькими акрами земли. Марш смотрел на распродажу и видел, что, хотя Брендон и не был обманут, ему все-таки едва хватит денег на подготовку к продолжительному путешествию. Когда было закуплено все необходимое — верховые лошади и вьючная кобыла, ружье Шарпа, порох, пули, кирка и кое-какие инструменты — Брендон даже не знал, сколько у него осталось денег на дорогу. Да он, по-видимому, и не ощущал особой нужды в деньгах; хозяину универсального магазина Хиггинсу он сказал:
— В дороге нам много денег не потребуется!
— Хм, — брюзжал остроносый Хиггинс, не скрывая своего пренебрежения к Брендону, — что же, вы рассчитываете натолкнуться на золотые россыпи? Я, по крайней мере, никогда не слыхал о стране, в которой не нужны были бы деньги.
— А я вам посоветую, Брендон, хорошенько беречь свою голову, — говорил приказчик Хиггинса, парень с бледным лихорадочным лицом.
— Почему же, Хенк?
— А потому, что индейцы сдерут с вас скальп!
— Ладно, — отшучивался Брендон, — если они сдерут с меня скальп, это, быть может, немного прояснит им головы, чего с вашей никогда не случится.
— И вы все-таки рискуете? — мямлил Хенк.
Но Брендон не стал поддерживать разговор: он вышел из магазина, и вместе с сыном они сели на лошадей. Никто не пожал ему руки на прощание, никто не пожелал счастливого пути.
Это тяжело отозвалось в сердце Брендона: эти люди были его соседями, они могли бы сердечно проститься с ним и пожелать успеха.
«Знаю, что они думают обо мне, — говорил он себе с горечью. — Хорошо, что я вовремя уезжаю!»
В западной части города, где кончилась главная улица, его ждала группа людей: это были Линкольн, Марш и Мэри. Адвокат был очень любезен и внимателен; ему очень хотелось воодушевить Брендона и поддержать его надежду. У Марша был суровый вид; он все еще был раздражен упрямством и настойчивостью Брендона, но добряк в душе глубоко жалел хороших друзей, которые становились отныне бездомными скитальцами.
Голубые глаза Мэри были полны грусти, и, хотя она кусала губы, стараясь сохранить спокойствие, слезы текли по ее розовым щечкам блестящими струйками.
— Спасибо вам, дорогие друзья, — говорил растроганный Брендон, слезая с лошади и пожимая всем руки. — Я никогда не забуду этого…
Он запнулся, а Марш в это время хлопнул его по спине и сказал:
— Ладно, ладно, Давид! Все-таки я думаю, что вы делаете глупость. Ну, уж если приготовили для себя постель, то надо думать, что на ней не будет жестко спать. А теперь вот что: не понадобятся ли вам деньги?
— Нет, спасибо, у нас пока достаточно, — спокойно отвечал Брендон, — еще раз спасибо за предложение! Мне кажется, нам пора прощаться. Прощайте, Эйб, я не забуду, что вы мне говорили насчет Блэк Хилла. До свидания!
— Одну минуту, Давид, только минуту, — сказал Линкольн. Он повернулся в ту сторону, где молчаливо прощались Дэви и Мэри. Они не находили слов, чтобы сказать друг другу все, что было у них на душе. Горе сковало их сердца и, казалось, парализовало им язык.
Линкольн обхватил их обоих своей длинной рукой и сказал:
— Не горюйте, ребятки: это ведь ненадолго! Я принес вам на память по маленькому подарку. Если я буду избран в конгресс, и вам случится быть в Вашингтоне, покажите эти вещицы швейцару, и он сейчас же проведет вас ко мне в кабинет.
Он вынул из кармана две одинаковые бронзовые медали с изображением головы индейского вождя с надписью «Медаль Черного Сокола войны» и продолжал:
— Вы знаете, они произвели меня в капитаны во время этого переполоха[24], но в действительности я вовсе не был капитаном, да и войны, в сущности, не было. Я собрал несколько таких сувениров, как только закончилась эта сумятица. Быть может, эти вещицы напомнят вам когда-нибудь об Аврааме Линкольне? Берегите их на счастье!
Мэри схватила его руку и заплакала; сердце этой маленькой женщины не выдержало. Молодой Дэви сдержался, но подбородок его вздрагивал и глаза были мокры. Дрожащим голосом он произнес:
— Благодарю вас, сэр!
— Разве вы никогда не вернетесь, Дэви? — спрашивала сквозь слезы Мэри. — Пожалуйста, возвращайтесь скорей, я не могу жить без вас!
Она бросилась ему на шею, он прижал ее к груди и, еле сдерживая слезы, стал утешать ее. Линкольн тихонько подтолкнул их к Брендону, а Марш быстро посадил Дэви на седло. Прошла минута тягостного молчания. Под всхлипывания Мэри они помахали друг другу руками в знак прощания, и всадники двинулись вперед навстречу заходящему солнцу.