Вдруг он увидел, что цепь гор замкнулась и прохода дальше нет. Однако, всмотревшись, он заметил разрыв в громадной отвесной стене. Он был освещен солнцем и через него в отдалении виднелась чуть-чуть заметная долина. Теперь этот гигантский разрыв был перед их глазами. Они приближались к нему.
Сердце Брендона радостно забилось. Ему захотелось петь, кричать: это был проход! Его проход, о котором он мечтал, который он видел во сне. Кажется, природа не могла сделать ничего лучшего, чем эта щель у самого подножья гор, по которым они прошли так много миль. Мгновенно в уме Брендона зародились самые заманчивые планы. В неделю он мог нанести на карту всю эту местность и приготовить полевые кроки[31], чтобы убедить неверующих. Он хотел, чтобы эти доказательства были написаны черным по белому холодным языком цифр, чтобы никто не сомневался в возможности проведения железной дороги от Миссури вдоль старой Орегонской дороги и реки Платт прямиком через горные цепи Ляриме, без длинного их обхода. Здесь был проход, который как бы само провидение прорубило сквозь дьявольски запутанные цепи гор и утесов. Брендон уже мечтал спешно возвратиться в Спрингфильд с набросками и цифрами. Линкольн должен его выслушать! А как будет поражен Том Марш! Брендон мысленно посмеивался. Его наброски и цифры должны быть показаны в Нью-Йорке влиятельным людям. Проход был не мечтой, а действительностью. Постройка дороги сулила богатство многим предпринимателям востока и запада; они разбогатеют больше, чем старый Астор[32]. А Дэви! Что это значит для Дэви?! В этом все, что было упущено Брендоном за долгие годы тяжелой жизненной борьбы. Он схватил Дэви, крепко прижал к себе и восторженно сказал:
— Сынок, я нашел его!
Вытянув руку, он показал сыну знаменитую расщелину в горном массиве.
— Смотри прямо перед собой, — говорил он. — Видишь линию, идущую к слегка понижающемуся хребту, который незаметно теряется в синеве и пурпуре воздушного пространства? Теперь взгляни немножко влево! Видишь?
— Вижу, вижу! — воскликнул Дэви. — Это громадный разрыв в горах; через него можно, кажется, прогнать целое стадо скота!
— Они прогонят через него железную дорогу, сынок! Железный Конь прогремит через эту расщелину прямо к Скалистым горам и от них к Тихому океану. Это наша работа, сынок, это единственный путь, через который можно проложить дорогу.
Уже смеркалось. Они слезли с лошадей и решили разбить лагерь в виду волшебного прохода. Долго и увлеченно, как дети, разговаривали они между собой. Дэви все смотрел в ущелье и не мог оторвать от него глаз. Они расседлали лошадей, стреножили их на ночь, нарубили дров и развели большой костер. Затем приготовили себе постель. Дэви поддерживал костер, а Брендон ходил взад и вперед, пока совершенно не стемнело. Душа его отдыхала: лелеянная им мечта осуществилась.
Неожиданно в темноте раздался крик совы, на него из глубины леса последовал ответ.
Когда совершенно стемнело и Брендон не мог больше наслаждаться созерцанием прохода, он сел на старую, много лет тому назад вырванную бурей сосну и наблюдал, как Дэви готовил ужин. В эту минуту он чувствовал себя счастливейшим человеком в мире. Неспешно вынув трубку, он потянулся за угольком к костру. Заметив, что топор валяется на траве, он поднял его и воткнул в сосну. Снова сел, нагнулся к огню, закурил и улыбнулся сыну, лицо которого разгорелось от жары. Вдруг его чуткое ухо уловило слабый звук, как будто поблизости треснула ветка. Он вскочил, схватил Дэви и зажал ему рот.
— Тсс! — шепнул ему на ухо.
Быстро окинув глазом освещенное костром пространство, Брендон заметил, что за сосной, на которой он сидел, виднелась довольно глубокая дождевая вымоина. Он взял Дэви на руки, поднес к яме и спустил туда, предупреждая знаками молчать и не шевелиться. Потом на цыпочках отошел от сосны, стараясь держаться в тени и напряженно всматриваясь в темноту. Затем он взял ружье, прислоненное к дереву, возле которого были стреножены лошади. Животные были неспокойны: они прядали ушами, ноздри их раздувались и белки глаз ярко выделялись в темноте.
«Должно быть, поблизости бродит медведь, — подумал Брендон, — недаром лошади так беспокоятся!»
Вдруг он услышал, как щелкнул курок, нарушив тишину. Брендон встал на колени и выстрелил в темноту. Со всех сторон показались вспышки и звуки выстрелов. Пули щелкали в деревья, но в темноте ничего не было видно. Снова послышался крик совы. Поблизости треснула ветка. Брендон скорее почувствовал, чем услышал приближающиеся осторожные шаги. Беспокойство овладело им; теперь он понял, что это — индейцы, которые окружают его стоянку. Он напряг зрение, стараясь схватить в темноте хотя бы один силуэт врага. С правой стороны задвигались ветки, и Брендон выстрелил по этому направлению, но в темноте промахнулся. Тотчас же раздались страшные военные крики, и со всех сторон из леса выскочили темные фигуры.
«Они окружили нас», — в ужасе подумал Брендон, и отчаяние овладело им.
— Боже! — шептал он. — Только бы они не нашли Дэви!
Он снова начал стрелять наугад так часто, как только успевал заряжать ружье, но стрельба в темноте была явно бесполезна. В это время чьи-то сильные руки схватили его сзади, сдавили ему горло, стараясь задушить, и бросили его на землю. Он оказался беспомощен: трое раскрашенных воинов с блестящими глазами крепко держали его. Но вот кусты раздвинулись, и из них, шагах в десяти от Дэви, на старое дерево спрыгнул человек, одетый в платье из буйволовой кожи, окаймленное бахромой, и с головой, повязанной шарфом.
Из своей засады мальчик заметил, что это был сильный и широкогрудый мужчина с быстрыми движениями; во всей его фигуре чувствовалась жестокость и беспощадность. В левой руке он держал ружье, за поясом, украшенным бисером, виднелся томагавк. Он что-то яростно крикнул, и тотчас же дикое, подобное волчьему, завывание его сподвижников смолкло. Со своего удобного для наблюдений пункта он внимательно рассматривал беспомощного пленника, стоявшего на коленях со связанными назад руками, сдавленным горлом, с приподнятым подбородком и блестящими в полумраке глазами. Широкий рот стоящего на дереве человека скривила злорадная улыбка, загорелое лицо его осветилось дьявольской радостью.
— Ha-изо ю-тажи! — крикнул он на чейенском языке. — Я иду к нему — он мой!
Так как он стоял на стволе упавшего дерева, Дэви заметил что-то зверское, хищное в его лице, и сердце мальчика замерло в груди. Согнувшись за деревом, на котором предводитель чейенов стоял так близко от него, что мог коснуться его, Дэви чуть приподнял голову. Он страшно боялся за отца и хотел вылезти и помочь ему, но в глазах его уловил предупреждение и остался на своем месте. В это время индеец спустил ружье и направился по стволу к тому месту, где Брендоном был воткнут топор. Он схватился за топорище и обнаружил свою ужасную руку — свет прямо упал на нее — она была изуродована, на ней были только два пальца, остальные были обрублены до основания. Эти два пальца крепко схватили топорище и вырвали топор из древесины. Гибкий как пума, несмотря на большую фигуру, он легко спрыгнул с дерева. Дэви смотрел, скованный ужасом. Он не мог двинуться и не мог оторвать глаз. Его отец… Что он хочет сделать с ним?
Он увидел, как предводитель стал прямо перед отцом и злорадно усмехнулся.
Глаза индейца засветились жестоким наслаждением. Отец удивленно вскрикнул:
— Как? Вы белый?
Но на его возглас послышался ехидный, полный ненависти ответ:
— Ты никому не скажешь об этом, проклятый.
И Дэви увидел взмах изуродованной руки, блеск томагавка и страшную муку в глазах отца. В следующую минуту блестящее лезвие сверкнуло в воздухе и опустилось на склоненную голову. Дэви потерял сознание и больше ничего не увидел…
Глава VIМальчик в ночной тьме
Кругом стояла полная тишина. Костер догорал. Ночные шорохи замерли. И лес и горы были как бы скованы молчанием. В воздухе чувствовался запах человека, острый и едкий, одновременно притягивающий и отталкивающий. Дикие звери с напряженными, как стальная пружина, челюстями и испуская слюну терпеливо ждали… Прошло несколько часов. Кровожадная стая хищников, озираясь по сторонам, так осторожно двигалась к умирающему костру, что ни одна ветка, ни один листок не шелохнулись. Глаза хищников светились в темноте зелеными огоньками, челюсти их жадно щелкали и когти выпускались и прятались всякий раз, как раздражающий запах добычи касался ноздрей. Сделав несколько шагов, они моментально настороженно замирали, как только в костре вспыхивали остатки хвороста. Волчица нерешительно топталась на месте, как будто танцуя. Она еле сдерживала голод и жадно поглядывала то на помятую траву в том месте, где были привязаны лошади Брендона, беспокойно рывшие копытами землю, то на распростертое тело мертвого человека с подвернутой ногой и лицом, уткнувшимся в траву, то на маленькую фигурку Дэви, неподвижно лежавшую у сваленного дерева. Волчица не боялась мертвого, — она знала, что такое смерть, — но ее смущала маленькая живая фигурка, лежавшая поблизости.
Неожиданно волчица присела и затаилась: чуткое ухо ее уловило какой-то подозрительный звук; вслед за этим кругом раздался шорох, и стая моментально растворилась в темноте.
Дэви, несколько часов лежавший без сознания, пришел в себя и задвигался. Некоторое время он смотрел перед собой широко открытыми глазами, не понимая, где он и что с ним случилось. Его мозг был парализован. Он не мог понять, почему это кругом так темно, когда он привык просыпаться всегда при свете ясного утра. Почему он лежит на холодной земле близ сваленного дерева и где отец, который по ночам ласковой рукой прижимал его к себе.
Вдруг воспоминание, как удар грома, поразило его: отец, беспомощно стоящий на коленях, с горлом, сдавленным сильными руками, и глазами, полными муки; человек, подобно кошке, спрыгнувший со ствола дерева, его дьявольская улыбка и злорадный смех; наконец взмах томагавка и глухой удар. Дэви сжал кулаки. Его сердце готово было разорваться на части. Он не мог плакать, отчаяние сдавило его горло. Медленно поднялся он из ямы и расправил свои одеревеневшие члены. Он долго не решался посмотреть в сторону костра и, задумавшись, стоял спиной к нему. Наконец пересилив себя, он подошел к трупу отца, нагнулся над ним и тронул его холодную руку. Она уже окоченела. Это вызвало в нем такой мучительный приступ горя, что сердце его облилось кровью, слезы ручьем потекли из