глаз, и он громко зарыдал. Лес никогда еще не слыхал странных звуков человеческого плача. Рыдания, рвавшие грудь Дэви, отдавались гулким эхом в лесу. Ночь мало-помалу начинала перетекать в предрассветные сумерки. Скоро сквозь ветки прорвались первые лучи солнца и осветили вершины гор. Это несколько притупило горе Дэви, и он решил сделать то, что подсказывал ему сыновний долг…
Он все еще не мог смотреть на отца: при виде трупа холодная дрожь пробегала по его телу. Он напрягал память, пытаясь вспомнить лицо отца таким, каким оно было в последние минуты жизни — страдальческое, но бесстрашное, озаренное спокойной улыбкой под диким угрожающим взглядом убийцы. Он нашел одеяло, которое оставили индейцы, бережно прикрыл им труп и края подвернул под него. Сделав это, он взял лопату, случайно уцелевшую от грабежа, и принялся копать могилу.
Час за часом он работал, напрягая силы. Почва была твердая, каменистая, перевитая корнями; каждые несколько минут он останавливался, отдыхал и, думая о любимом отце, бередил свою сердечную рану. Когда могила была готова, он подошел к отцу, повернул его лицом кверху. Разгибая его скорченные руки, он задрожал от прикосновения к холодному телу. Он был не в силах сейчас же засыпать могилу: работа так утомила его, что он едва был в состоянии двигать руками, каждое движение причиняло ему нестерпимую боль. Отдохнув, Дэви с трудом опустил тяжелое тело в могилу и, закончив наконец работу, сел передохнуть. Обхватив голову руками, он задумался. Индейцы захватили с собой все съестные припасы и все, что вообще можно было унести, даже астролябию Брендона, но они отбросили в сторону книжки, которые он взял с собой из дома. Дэви увидел несколько работ по математике, «Юлия Цезаря», «Виндзорских кумушек» Шекспира, «Робинзона Крузо» с надписью покойной матери. Воспоминание о матери и мысль о том, что он теперь круглый сирота, снова вызвали у него потоки слез. Но это продолжалось недолго; он взял себя в руки. Тихие слезы снова показались на его глазах; он стоял на коленях у могилы и совершенно не видел и не слышал, как к нему бесшумно приблизилась группа людей. Подождав, пока последние слезы мальчика не упали на могилу, один из них направился к Дэви. Мальчик, заслышав шаги, моментально вскочил на ноги. Едва он успел уловить что-то знакомое в глазах подошедшего, как сильные мускулистые руки обняли его.
— Как! Это вы, маленький дровосек. Вы помните меня, сынок? Спенса. На пароходе «Миссури».
Дэви не мог говорить. Он только прижался головой к буйволовой куртке Спенса и припомнил, что это был тот высокий человек, с которым покойный отец разговаривал о дороге в верховьях Миссури и который рассказывал отцу о стране индейцев.
— Теперь вы в безопасности, маленький дровосек! Мы позаботимся о вас. Не рассказывайте, все и так понятно!..
Спенс с первого взгляда уяснил себе до мельчайших подробностей происшедшую здесь трагедию: отец с мальчиком были захвачены врасплох у костра, отец убит, мальчик скрылся — как именно, Спенс не знал — лагерь разграблен и убийцы исчезли.
Спенс приказал своим людям собрать кое-какие разбросанные вещи — книги и несколько инструментов.
— Пошарьте кругом, ребята, на всякий случай! — сказал он.
Один его бородатый спутник тотчас же направился в лес.
— Теперь, сынок — кажется, Дэви — ваше имя? — продолжал он, — мы поедем в Ляриме. Здесь нехорошее место. Я вижу, это работа чейенов: мне знакомы их приметы… Но об этом мы поговорим позже, у меня есть несколько вопросов, которые надо выяснить. Как вы себя чувствуете? Можете ехать?
Дэви утвердительно кивнул. Ему еще тяжело было говорить. Только позднее он понял, что спасся чудом.
Оказывается, Спенс с небольшой партией был на разведках в восточной части этого района; он был послан одной торговой фирмой из форта Ляриме собрать кое-какие сведения в виду тревожных слухов об индейцах. Отряд Спенса расположился лагерем близ Кроу-Крик, когда до него донесся отдаленный звук выстрелов. Привычное ухо Спенса сразу определило, что стреляют из ружья Шарпа. Он знал, что индейцы ружей Шарпа не употребляют, и решил, что белый человек, или белые люди, окружены врагами. Оставив двоих из своего отряда присматривать за лагерем, он быстро поскакал на звук выстрелов и наткнулся на след небольшой партии индейцев, которая немного ранее свернула к югу. Он направился по этому следу и добрался до места кровопролития.
Доехав до Кроу-Крик, Спенс сделал остановку и заставил Дэви закусить и выпить крепкого кофе. Отсюда они направились к западу по дороге к Ляриме. Дэви ехал позади Спенса. Когда они прибыли на место, он так устал, что Спенс взял его на руки. Мальчик заснул. Его уложили в постель в задней комнате одной мелочной лавочки, и он не просыпался до самого утра.
Проснувшись, Дэви почувствовал себя невероятно разбитым и несчастным; но после того как он несколько раз окунул голову в ведро с холодной водой и позавтракал рыбой, дичью и кофе, силы вернулись к нему. В нем была большая сила сопротивления. Он понял, где он находится и какими интересами живет окружающая его среда.
Ляриме был торговым фортом, основанным в 1821 году французским торговцем Жаком Ляриме. Укрепление было построено из толстых квадратных брусьев и имело сторожевые башенки по углам. Дружественное племя шошонов, ненавидевшее чейенов, вело с фортом оживленную меновую торговлю мехами и выделанной бизоньей кожей, меняя эти товары на порох, пули и съестные припасы. Высокие, хорошо сложенные меднолицые держали себя очень гордо. В форте были французы с севера, главным образом, охотники за пушным зверем; погонщики мулов из Орегона — люди видные и статные, обычно налитые мухобойным виски, два глотка которой валили с ног непривычного человека; разведчики-индейцы с длинными орлиными носами — «глаза и уши» разбросанных по стране фортов, — вооруженные копьями. Вид этой разношерстной толпы сильно заинтересовал Дэви, новые впечатления скоро приглушили боль его душевной раны.
Вечером, когда Дэви сидел на скамейке у лавки, к нему подошел Сайлент Спенс. Он долго возился со своей трубкой, не говоря ни слова, потом произнес:
— Я думаю о вашем положении, маленький дровосек. Я думаю, вы были бы рады прояснить свое будущее. Здесь работы найти нельзя. Я еду на запад, в Калифорнию, по делу, которое мне поручили, и хочу взять вас с собой в Сакраменто. Я знаю, куда поместить вас там. Большой мальчик не должен оставаться без школы, и я могу вас в нее пристроить. Я все обдумал, и, кажется, карты выпали как нельзя лучше. Дело в том, что эта страна вовсе не для мальчика, который ищет работу, в особенности теперь, когда индейцы подняли восстание. Поэтому завтра утром мы двинемся в дорогу.
История Дэви была известна всем в форту. Постигшее его несчастье, а главным образом, его благородный вид и смелое открытое лицо покорили сердца грубоватых людей, собравшихся здесь. Все они чувствовали, что что-то необходимо сделать для ребенка, как-нибудь помочь ему, но никто ничего не предпринимал. Наконец, миссис Стил, жена одного торговца, взялась за это дело.
— Глядя на вас, мужчин, — говорила она ночью своему мужу, — мне становится просто тошно: ходите вы кругом да около и только болтаете, болтаете, а дела никакого. Почему вы ничего не сделаете для сироты?
— Что же мы можем сделать для него? — спросил Билл Стил, как бы ожидая инструкции свыше.
— Вижу, — сказала жена, — что вы, Билл, большой дуралей. Разве вы не можете взять шляпу и протянуть ее каждому бездельнику в форте. Ведь это, просто, стыд и срам отправлять мальчика без копейки денег!
— Я думал, Спенс позаботится о мальчике.
— Вы думали, — сердито оборвала жена, — вы должны подать пример, Билл Стил!
Билл довольно охотно принял этот совет. В душе он был сердечный человек. Результат путешествия его шляпы по форту оказался поразительным. Все охотно жертвовали: французские охотники и погонщики мулов, и разведчики, и, к удивлению Стила, даже индейцы. Билл пересчитал золотой песок, самородки и монеты; набралось около 1000 долларов — сумма по тому времени очень большая. Миссис Стил одела Дэви во все новое, передала Спенсу узел с бельем и платьем из гардероба мужа — пару ботинок, несколько рубашек, платков, шляпу и, главное, красиво отделанную рубашку из бизоньей кожи с брюками и мокасинами — подарок от индейских женщин племени шошонов, кочевавших поблизости от форта. На следующее утро Спенс и Дэви двинулись в путь вместе со старым разведчиком по имени Рог, которого все называли Порохом. Он пришел в эти места в 1822 г. вместе с генералом Эшли и Бриджером с запасами для пушной компании Скалистых гор и с тех пор осел в форте, пустив здесь прочные корни.
К Дэви этот старик отнесся с большой любовью. Милая улыбка мальчика как-то невольно привлекала к нему всех. Это он — старый Порох — постепенно отвлек Дэви от мрачных мыслей. Он рассказывал ему сотни занимательных историй из прошлого: как он путешествовал с Бриджером к Великим Соляным озерам, как пришли в эти места первые белые люди, чтобы посмотреть Соляные озера. Существовала легенда, что первым сюда пришел испанский монах Эскалант в 1770 г. Рассказывал также Порох о своих боях с индейцами, о борьбе с конкурирующими пушными компаниями.
— Да… Но времена меняются, — говорил старик, — пушного зверя мало по сравнению с прежним. Страна становится все более и более населенной.
Три месяца они были в пути, следуя по хорошо утоптанной дороге к Зеленой реке, от нее к юго-востоку. У Эмигрант-Кэп они спустились к Сиерра-Неваде и двинулись по долине Сакраменто. В город Сакраменто они пришли в последних числах сентября. Спенс взял Дэви с собой в дом старого своего друга Брьюстера. Он рассказал ему историю мальчика, просил Брьюстера приютить его и взять на себя заботу об его образовании.
Жена Брьюстера сразу полюбила Дэви и стала глядеть на него как на сына.
— Он будет нашим мальчиком, — говорила она. — Если бы жив был наш Генри, он был бы тех же лет, что и этот! Я буду очень рада видеть его у нас в доме.