— Честное слово, в Ирландии никогда не существовало ни одного Слаттери, который бы хоть раз намял бока своему хозяину!
Шульц и Динни в таких случаях обыкновенно просили их разойтись. Мэри знала, что никогда не следует принимать всерьез эти ирландские вспышки. Обычно, когда она была гостьей на линии, Пат развлекал ее тем, что устраивал хор, который распевал сочиненную им песенку. Ритмические звуки этой песни смешивались с лязгом сбрасываемых рельс — ударами молотков костыльщиков, стуком лопат, подбивающих землю под шпалами. Кезей с важным видом настоящего капельмейстера первый затягивал песню; ударяя молотом в такт, он пел:
Бейте, сверлите, ирландцы,
Работайте, лежебоки,
Не отрываясь от сверла!
Работа с утра до вечера
Без сахара и без чая
Работайте для Союза
Тихоокеанской железной дороги!
Эту же песенку распевали и другие партии; громкие голоса неслись к облакам.
За время поездок Мэри еще не случалось видеть враждебных индейцев, но ходили упорные слухи, что было уже несколько нападений на землекопов, работающих далеко впереди, и на маленькие партии инженеров, занятых геодезическими изысканиями. Изредка Мэри видела раненых, которых приносили в город; особенно ее поразил один скальпированный, который, хотя получил тяжелые раны, выжил и потом вел жизнь обыкновенного рабочего. Поправившись, он показал Мэри свой скальп, подобранный в то время, когда этот трофей выскользнул из-за пояса одного воина из племени сиу. Он держал этот сморщенный кусок кожи в воде в стеклянной банке в убеждении, что она расправится и он сможет посадить ее на голову и прирастить.
Партии, производившие изыскания, и рабочие, подготовлявшие насыпи, нередко подвергались нападению индейцев, но укладывавшие шпалы и крепившие рельсы пока работали спокойно. С каждым днем они приближались к опасной зоне. Сиу — Красное Облако и чейены — Дикобразы поклялись во что бы то ни стало остановить движение ненавистного «железного коня» и выгнать белых из своих владений. Марш предвидел будущие тревоги и поэтому держал постоянную связь с фортами Керней и Рассел в Блэк Хилле. Майор Норз доносил, что племя павниев неспокойно: дымовые сигналы, видневшиеся далеко на западе, которые он расшифровал, заставляют его думать, что там группируются большие военные отряды. Вследствие этого военная охрана вдоль трассы была усилена, и каждый рабочий работал с винтовкой у ноги. Большая часть рабочих носила за поясом револьверы военного образца и большие кинжалы. Кругом нарастало чувство тревоги.
Билл Коди посвятил Мэри в тайны охоты за бизонами, и она часто смотрела на стада этих громадных и неуклюжих на вид животных, точно вихрь проносившихся через строящуюся линию или мчавшихся вперегонки с локомотивом.
Однажды под охраной одного из людей Билла она наблюдала охоту на бизонов; загонщики открыли стрельбу по животным. Каждый охотник имел запасную винтовку и рядом с собой специального человека, который перезаряжал ружья. Мэри видела, как падали животные, как с них снимали шкуры и грузили на телеги. Через несколько минут после начала стрельбы вся равнина была усеяна черными точками — это лежали убитые животные. Вид этой бойни тяжело подействовал на девушку; это был не спорт, как она представляла себе охоту, а просто работа мясников на бойне. Она понимала необходимость этой бойни, так как ближайшим местом, откуда можно было пригнать скот, был Техас, за 800 миль от стройки, а рабочие нуждались в мясе.
Глава XIIЖенский ум
— Эй, вы, поторапливайтесь! Чего ковыряетесь? Мои люди наступают вашим подсыпальщикам на пятки! — орал Пат на Слаттери, заглушая лязг рельс и стук молотков.
Сержант вспыхнул, огонь сверкнул в его глазах.
— Чего вы орете? Мои люди полдня ждали ваших. Ваша партия ни к черту не годна. Проберите своих хорошенько. Впрочем, вы и сами больше прохаживаетесь вдоль насыпи, рассчитывая на снисходительность генерал-майора!
— Что ж, — парировал Кезей, — еще вчера генерал главный интендант посылал за мной. «Капрал Кезей, — сказал он мне, — я считаю необходимым сказать вам, что Тихоокеанский Союз всецело полагается на ваш ум и работоспособность. Вы должны подгонять их! Я сомневаюсь, чтобы дорога могла быть построена без вас, мистер Кезей, — говорил он. — Время тяжелое и беспокойное, и рабочие начинают ворчать. Я полагаюсь на вас, капрал Кезей», — говорил он.
Слаттери насмешливо фыркнул. Он окинул свою партию беглым взглядом, безошибочно различавшим каждого плохо работающего, и нашел, что все идет хорошо. Он сел на крестовину, предоставив временно наблюдение за работой Динни О’Бриену, своему помощнику, прочистил трубку и, закурив, сказал Кезею:
— Пат, мне совсем не нравятся ваши взгляды на вещи. Вы должны бы знать, что в последние дни здесь нарастало недовольство и ропот со стороны рабочих. Эти дьяволы вместо того чтобы напиваться по ночам, как это подобает доброму христианину, собираются кружками и клянут дорогу и все, что имеет к ней отношение. И, конечно, болтают без конца.
Все здесь смешались в кучу: итальянцы, норвежцы, коренные ирландцы. До последнего времени легко было управляться с ними, но теперь у них совершенно испортился характер. Постоянные тревоги и страх перед индейцами окончательно расшатали им нервы. Недостаток пищи, скверная погода и тяжелая работа еще более увеличивают ропот и нарекания. Они ничего не желают слушать. Но хуже всего то, что вот уже за два месяца им не уплачено жалованья. Говорили, что сегодня приедет кассир с деньгами, но о нем ни слуху, ни духу.
— Н-да, — сказал Кезей, — я и сам беспокоюсь. Я заметил симптомы болезни в моей собственной партии отборных толстощеких парней. Но полудюжине из них я уже набил морды. Доберусь еще и до морды Тони Фи-галло.
— Послушайте, Пат, разве можно драться? Ведь их много! Это совсем не то, что было в армии, когда половина полка взбунтовалась из-за скверной пищи. Ведь там была военная дисциплина, а эти здесь свободны и независимы, они могут бросить работу, когда им заблагорассудится.
Они долго разговаривали относительно недовольства среди рабочих, тяжелых условий, в которых протекает работа, и слухов, идущих из Норз Платта, о том, что скоро работы остановятся, так как еще не найден проход через горный кряж к Западу. Для неисправимого оптимиста Кезея все это было с полгоря, но Слаттери, более пожилой и всегда опиравшийся на твердую почву фактов, смотрел на дело более серьезно и качал головой.
— Нет, Пат, мне совсем не нравится ваш взгляд на вещи!
К ним подошел Шульц; Слаттери подозвал к себе Динни. Все вместе сели завтракать с подветренной стороны шпальных клеток, предохранявших их от пронизывающего степного ветра. Только начали они входить во вкус еды, как их вспугнул раздавшийся выстрел. Затем последовали залпы, дикий вой, топот лошадиных копыт и боевой клич краснокожих.
Все четверо вскочили, моментально схватили винтовки, побежали по линии и смешались с сотней рабочих и солдат, которые бросились за шпальные клетки, сложенные на случай опасности и игравшие роль бастионов.
Футах в пятистах к югу от трассы отряд индейцев несся с головокружительной быстротой, все время стреляя из луков и ружей в бегущих рабочих. Двое рабочих упали, прежде чем добежали до прикрытия; один был ранен в бок, а другой в руку.
Полсотни краснокожих сиу на прекрасных мустангах с диким гиканьем, словно демоны, проскакивали мимо шпальных клеток. Они сделали несколько кругов, выпуская тучу стрел и стреляя из ружей свинцовыми жеребейками[41]. Но их ружья были плохие и старые, они причиняли мало вреда. Через какие-нибудь пять минут атака была отбита ружейными выстрелами, и краснокожие исчезли за горизонтом. Слабый отзвук их гиканья донесся до трассы.
Не успели они скрыться из вида, как работы уже возобновились, словно ничего особенного не случилось. Такие набеги были довольно обыкновенным явлением. Работа и борьба за железную дорогу были тесно связаны друг с другом. В Калифорнии на центральном участке Тихоокеанской железной дороги почти не было затруднений, потому что здесь трасса проходила через земли слабых и распадающихся племен; но работы Тихоокеанского Союза начались только в последний год, когда на всей равнине поднялось восстание, и неприятельские набеги сделались очень частыми. Все племя сиу — около десяти тысяч воинов, самых хитрых и свирепых — подняло оружие против строителей. К сиу присоединились чейены, хоть и не столь многочисленные и страшные, но такие же ненавистники железной дороги. Они нападали главным образом на небольшие партии по изысканию и на нивелировщиков с инженерами. Рабочие партии могли сами себя отстаивать: они были набраны главным образом из ирландцев и ветеранов гражданской войны, на которой провели четыре года и научились прекрасно владеть оружием.
В ночь после набега, когда Кезей и Слаттери со своей партией приехали в Норз Платт, они нашли город в большом волнении. На главной улице около тысячи рабочих, среди которых были и женщины, стояли толпой и слушали речи ораторов.
Кезей и Слаттери прошли прямо в вагон к Маршу.
— У нас все хорошо, Пат, — встретила их Мэри. — Но идут плохие известия с заднего участка трассы. Отец вам все расскажет.
Вышел Марш. На лице его лежал отпечаток тревоги.
— Скверное дело, ребята, — сказал он. — Сегодня утром в 30 милях отсюда разграблен и перебит целый поезд. Сиу сделали засаду, подкараулили поезд с кассирами, которые везли заработную плату, всех перебили — и прислугу и солдат охраны — поезд сожгли и ускакали со ста тысячами долларов. Я боюсь, что теперь опять выйдет задержка с заработной платой.
Друзья вернулись на ночлег против обыкновения очень мрачными. Даже беззаботный Кезей на этот раз был сильно удручен и забыл свои обычные шутки и брань. Слаттери молчал, что-то обдумывая; старый Шульц тоже словно воды в рот набрал.
Скоро в комнате наступило молчание, нарушаемое лишь храпом утомленных людей.