— Нет, нет, это и есть настоящая дорога, — возразила Телия, но при этом зарделась, как огонь.
— Не может быть, — стоял на своем Роланд. — Вот расщепленный бук, о котором говорил полковник. — Сдается мне, ты нам указываешь неверный путь, девочка. Та дорога, по которой ты едешь, приведет нас к нижнему броду, поэтому мы не должны ехать по ней. Я очень хорошо помню указания полковника.
— Совершенно верно, мистер Форрестер, мы должны оставить бук по правую руку и затем идти к реке.
— Наоборот, бук должен остаться у нас по левую руку. Говори правду, девочка.
— Конечно, конечно, я проведу вас правильно, — пробормотала Телия.
Капитан пристально посмотрел на нее, подумал с минутку и потом решительно избрал направление, которое считал безусловно правильным. Эдит и негр следовали за ним, Телия же остановилась в нерешительности.
— Что же ты медлишь, Телия? — закричала ей Эдит. — Поезжай, поезжай! Ты наверняка ошибаешься!
— Я не ошибаюсь! — возразила девушка торжественным тоном. — Твой брат, наверное, раскается в том, что не поверил мне.
— Почему ты так думаешь? — удивилась Эдит.
— Я… я… не могу этого сказать, — ответила Телия в замешательстве, — но та дорога иногда бывает опасна.
— Иногда любые дороги становятся опасны, — сказала Эдит несколько нетерпеливо убедившись, что Телия не могла или не хотела доказать свою правоту.
— Поедем же; брат дожидается, и мы не должны терять время в напрасных спорах.
С этими словами она поехала дальше, и Телия после недолгого колебания сочла более благоразумным последовать за ней. И все-таки она решилась на это очень робко, и все существо ее выражало собою при этом такой страх и отчаяние, что это не скрылось ни от кого, менее всего от Эдит, которая часто оглядывалась на печальную и явно испуганную девушку.
Таким образом молча подвигались они вперед, как вдруг Эдит положила руку на руку Роланда и воскликнула тревожно:
— Брат, ради Бога послушай, что происходит? Разве ты не слышишь!
Роланд тотчас остановил лошадь и прислушался.
— Да, негр слышит также! — воскликнул в испуге старый Цезарь. — Наверное, индейцы!
Справа из глубины леса доносился какой-то шум, послышался как будто человеческий крик откуда-то издали. Крик повторился и протяжно звучал в молчаливом лесу; это был крик смертельного ужаса и отчаяния, который заставлял трепетать сердце тайным страхом.
— Это Дшиббенёнозе! — проговорила Телия дрожащим голосом. — Он всего чаще появляется в здешних лесах… Люди рассказывают, что он оповещает о своей добыче. Прошу вас, вернемся. Еще есть время.
— Нет, нет, то индейцы! — сказал негр, дрожавший всем телом от смертельного ужаса. — Но не бояться, мисс Эдит! Старый Цезарь готов сражаться и умереть за вас!
— Тише! — приказал Роланд, как только протяжный крик вновь прозвучал в лесной глуши.
— Это крик отчаяния человека, попавшего в беду! — уверенно заявила Эдит. — Это не может быть ничем иным.
— Ты права, сестра, — согласился Роланд. — Останьтесь на дороге. Или нет, следуйте за мною в некотором отдалении, я посмотрю, что там такое. Если со мной случится что-нибудь недоброе, — то в крайнем случае, Телия проводит вас назад в крепость.
При этих словах отважный молодой человек пришпорил свою лошадь и направил ее в чащу, прямо по тому направлению, откуда исходил необычный звук. Через несколько минут он очутился вблизи того места, откуда снова донесся крик, и очутился в густой буковой роще, сплетавшиеся ветви и листва которой образовали такой густой шатер, что едва можно было различить беловатые, колоссальные стволы.
Чем ближе подъезжал Роланд, тем явственнее слышался крик вперемежку со стонами, воем, краткими мольбами, проклятиями и наполовину выговоренными словами, заключавшими в себе то мольбу, то угрозы и приказания, обращенные, казалось, к другому лицу.
Роланд несколько мгновений прислушивался с напряженным вниманием. То ему казалось, что он вот-вот столкнется с толпой дикарей, которые пытают несчастного пленника, то представлялось, будто он слышит стоны охотника, которого рвет на части медведь или пума. Чтобы положить конец мучительной неизвестности, капитан ринулся через чащу с поднятой винтовкой и с пистолетами наготове. Глазам его представилось совершенно неожиданное зрелище. Он увидал человека в разорванной полотняной куртке, сидевшего верхом на лошади под большим буковым деревом. Ужасный крик, который так напугал путешественника, казалось, не мог исходить от человека. При более пристальном взгляде Роланд убедился, однако, тотчас же, что несчастный имел достаточно оснований, чтобы испускать отчаянные крики. Трагичнее его положения трудно было бы себе вообразить. Его руки были связаны за спиной, а вокруг шеи был обмотан недоуздок, концы которого были привязаны к толстой ветви как раз над его головой. Этот недоуздок был, по-видимому, снят с его лошади, которая стояла непривязанная под своим седоком, и малейшее движение ее должно было стать пагубным для несчастного, который не имел возможности сдерживать лошадь ничем иным, кроме своих ног и голоса. Вероятно, он давно уже находился в этом ужасном положении, потому что одежда его насквозь промокла. Его налитое кровью лицо, полные отчаяния глаза выражали смертельный ужас.
Как только страдалец увидал капитана, тотчас же отчаянный крик его превратился в громкое, восторженное восклицание:
— Благодарение Богу! — воскликнул он. — Помощь подоспела! Ради Христа, освободите меня, освободите!
Роланд тотчас же по голосу несчастного догадался, что видит перед собою Стакпола, похитившего у него Бриареуса. Он понял также, что это судьи схватили мошенника и наказали его за преступление. Преследователи связали ему руки, сделали петлю из недоуздка украденной лошади и оставили преступника между небом и землей, пока лошади не надоест держать на себе свою ношу. Это было обыкновенным наказанием, назначавшимся по суду Линча неисправимым конокрадам: украденная лошадь делалась до некоторой степени палачом вора, который увел ее с привычного пастбища или из конюшни ее владельца. Намерение Роланда круто изменилось: сострадание уступило место презрению и безжалостности. Даже негр, который тем временем нагнал хозяина, тоже узнал конокрада:
— Капитан! Он украл гнедого Бриареуса. Его повесить! Не ударить ли мне его лошадь? Очень мне хочется… Да?
Говоря так, Цезарь уже вознамерился прогнать лошадь из-под ног Ральфа. Этому помешал знак его господина, который собрался вернуться к дрожавшим от страха девушкам.
— Разрази вас гром, капитан! Ведь не оставите же вы меня в этом положении? — воскликнул Ральф в полном отчаянии. — Ведь это совершенно противоречит духу христианства. Помогать следует тому, кто нуждается в помощи.
— Вам-то, по крайней мере, не следует помогать, — возразил Роланд холодно. — Вас осудили справедливо, и у меня нет ни малейшей охоты изменять решение судей. Кроме того, вы хотели причинить мне такой вред, что на мое сострадание не имеете права рассчитывать.
— Разрази меня гром, я не нуждаюсь в сострадании! — воскликнул Ральф в ярости. — Мне нужна только помощь. Сначала развяжите меня, а потом браните, сколько вам угодно. Я украл вашу лошадь! Согласен! Но кому это повредило? Вам-то нисколько, потому что ваше животное опять при вас! Но меня сбросила лошадь и привела на край гибели! Развяжите же меня и скорее, иначе пусть кровь моя падет на вас!
— Ради Бога, помоги ему, Роланд, — просила Эдит, в это время подъехавшая к ним. — Ведь не дашь же ты человеку погибнуть такой ужасной смертью.
Роланд, который уже достаточно пострадал вследствие пропажи лошади, не выказал никакой склонности так скоро исполнить просьбу своей сестры.
Но она не переставала умолять его, пока он, наконец, не выхватил саблю и не перерубил одним ударом недоуздок, стягивавший шею Стакпола.
— А теперь еще ремень на руках! — простонал Стакпол. — Разрубите его, разрубите!
Удар сабли освободил связанные сзади руки, и тишину огласил такой взрыв радости, подобный которому едва ли когда слышали эти старые леса. Ральф соскочил на землю и начал выражать свой восторг совершенно новым, бессмысленным образом. Прежде всего он обхватил руками шею своей лошади и с жаром стал целовать ее в морду, как бы благодаря ее за долгое терпение, сохранившее ему жизнь, после этого он стал тереть себе шею и испустил громкий, далеко раздавшийся крик, как будто хотел испробовать, не пострадала ли его глотка. Тогда он спросил капитана, сколько времени прошло с тех пор, как его казнили: было ли это вчера, третьего дня или год тому назад? Послал множество проклятий своим судьям, выкрикивал свое «кукареку» и, наконец, подбежал к Эдит и бросился перед ней на колени.
— Прелестная леди! — закричал он, целуя с жаром край ее платья. — Небесный ангел, лучезарная дева! Перед вами лежит Ральф Стакпол, аллигатор с Соленой реки, который перед всем светом обещает, что пойдет за вас на край света, готов ради вас сражаться, умереть, просить милостыню, работать и красть лошадей. Разрази меня гром, если я не буду готов ежечасно быть изжарен и съеден вами. Я человек, который не забудет оказанное ему благодеяние, особенно если оно спасло его от повешения, а поэтому я с этой минуты сделаюсь вашим рабом и последую за вами через все Кентукки и до самого края земли!
— Замолчите, жалкий вы паяц! — прервал Роланд его речь. — Вот ваша дорога! Отправляйтесь.
— Чужестранец, — возразил Ральф на эти недружелюбные слова. — Вы разрубили недоуздок и освободили мои руки, положим, после долгих просьб моих и очаровательной ангелоподобной леди. Поэтому вы можете бранить меня, сколько вам угодно, и я не рассержусь на вас за это, если бы меня даже разразил гром. Я, напротив, всецело посвящаю себя этому небесному ангелу и ни за что не покину его в ту минуту, когда ему со всех сторон грозят опасности.
— Опасности? — спросил Роланд, немного озадаченный. — Что вы хотите этим сказать, Ральф?
— Мистер Форрестер, — сказал Раль