— Что это значит? — холодея, спросила я, видя, как избегает смотреть мне в глаза Славик.
— Я не знаю, что сказать тебе…
— Правду сказать. Я хочу знать только правду, Славик. Хотя бы ты будь со мной честен и не играй в игры, как с маленькой девочкой.
— Его ждет казнь. По их законам. Пытки и казнь. Показательная. Чтоб все видели, что бывает с предателями.
Мне стало плохо. Перед глазами снова все поплыло, и я схватилась за край стола, чтобы не упасть со стула.
— Но… но ведь его спасут, да?
— Нет… не спасут.
Жестко ответил Изгой и отшвырнул планшет. Отвернулся к окну.
— Не спасут потому что для наших он — Аслан Шамхадов, и никакого отношения к нам не имеет, кроме того, что подлежит ликвидации, как и его якобы брат Шамиль.
Я не верила, что действительно это слышу, не верила и в то же время понимала, что здесь что-то не так. Мне казалось это нереальным, все, что он говорил.
— Но ведь он не Аслан. Он Максим Воронов. И это легко доказать. Можно же обменять его. Не знаю… выкупить. Хоть что-то сделать.
— Кто должен это делать?
— Где Андрей? Он знает об этом? Знает… знает, что Макса там пытают и… и хотят казнить?
— Нам пора собираться, Даша. Поешь и буди детей.
Медленно встала, чувствуя, как кружится голова и тревожно колотится сердце.
— Я никуда не поеду. Так и передай моему брату. С места не сдвинусь. Увозите детей. А я останусь здесь и буду искать способы спасти моего мужа. Ясно?
Славик тяжело вздохнул, но даже бровью не повел. Как всегда совершенно невозмутимое выражение лица.
— Андрей занимается этим вопросом, а ты поезжай домой. Женщине здесь не место.
— Мое место там, где мой муж. Пусть дети едут обратно, Фаина присмотрит за ними, а я хочу знать, каким образом спасут Максима. И пока не узнаю, никуда не уйду. Дай мне поговорить с Андреем. Немедленно.
— Ясно.
Изгой достал сотовый и набрал чей-то номер.
— Бесполезно. Так что приезжай сюда. Она хочет с тобой говорить. Да, ждем машину. Здание охраняют твои люди, я их вижу из окна. Убеди эту упрямую. Я не умею.
ГЛАВА 9
Казалось бы точка давно поставлена, но вот появляется еще одна. И еще. И еще. И потянулась череда многоточий… Казалось бы мы давно пошли разными путями. Казалось… Но было иначе. Я осталась стоять там, прикованная к прошлому стальными цепями обид, под тяжестью которых я все еще не могу дышать. Они душат, душат, душат… И только ты можешь меня освободить. Но ты не только отказался это сделать, а даже не захотел. Ты не слепец, нет. Ты намеренно закрываешь глаза, чтобы не видеть творение мыслей, слов и дел твоих… Так проще жить и двигаться дальше. Но я прошу тебя, оглянись. Мы все еще связаны нитями, которые тянутся через эти кровавые мышечные органы в наших грудных клетках. Каждый день я жгу, режу и рву их. Но они не горят и не рвутся. Мы намертво сшиты ими.
Андрей появился спустя полчаса, одет в камуфляж, сам на себя не похож. Я бы, наверное, его и не узнала издалека. Но как всегда вокруг него вьется и ощущается мощнейшая аура власти, мощнейший разряд сильнейшей энергетики. Будь это при других обстоятельствах, бросилась бы к нему в объятия, прижалась бы всем телом, прячась от всех ужасов и зная точно, что защитит… Но сейчас я уже не помнила о себе. Я забыла совершенно обо всем. Только эти жуткие слова о казни и пытках и слова о звездах… только они.
— Ты здесь, чтобы его спасти?
— С порога? Ни здасьте, ни до свидания? Ни спасибо?
— Максима там пытают… его могут убить в любую секунду. Мне не до чего сейчас. У меня нет сил на сантименты. Я желаю тебе здоровья всегда, и ты об этом знаешь.
Впилась в воротник его рубашки, продолжая ощущать предательскую слабость во всем теле.
— Твой муж сам в этом виноват. Он сделал все, чтобы его было невозможно вытащить из этого дерьма.
— Невозможно? — немеют даже губы, и я все равно крепко держусь изо всех сил за куртку брата. — Но ведь ты здесь… ты ведь приехал спасти его… скажи… ты ведь за этим здесь?
Андрей выдохнул и обнял меня за плечи.
— За этим. Я здесь именно за этим. А ты и дети должны немедленно уехать. Так мне будет легче разбираться со всем, что натворил этот безумец.
— Я не поеду… не могу.
— Можешь. Тебя вообще не должно было здесь быть. В том, что происходит, есть и твоя вина, Даша. Я не понимаю, как можно было быть настолько безмозглой, чтобы тащиться сюда и везти с собой детей.
Это было жестоко… но он и не думал меня жалеть, и я заслужила. Я знаю.
— Я хотела спасти наш брак.
— Возможно, именно ты его разрушила окончательно. И не только его…
Разжал объятия и прошел на кухню.
— Андрееей, — простонала я, не узнавая свой голос. Он на несколько секунд задержался, но не обернулся, сел возле Изгоя, стянув бейсболку, бросив ее на стол.
— Они не идут ни на какие переговоры. Я уже предлагал любые деньги, любой обмен. Сукины дети уперлись, как бараны.
И тогда мне стало по-настоящему страшно… захотелось взвыть и рвать на себе волосы. На негнущихся ногах, пошла следом за ним.
— Я делаю все, что могу… Пока что мне ничего не удалось. А ты рвешь мне душу.
Изгой подвинул к Андрею флягу, и тот сделал глоток. Запахло спиртным.
— Ничего кроме… возможно, мне дадут его увидеть. Попрощаться. Так сказал этот ублюдок Карим. И даже это будет стоить мне немало…
— Я поеду с тобой.
Схватила Андрея за руки, сжала их изо всех сил.
— Молю. Я поеду с тобой.
— Не надо… Это не место для женщины. Да и вряд ли к нему кого-то пустят. Охраняют так, словно схватили самого президента. Знают уже твари о нашем родстве. Знают, на ком он женат.
Сделал еще один глоток и откинулся на спинку стула.
Я подняла голову и посмотрела на брата, его лицо приобрело пепельный оттенок, а в глазах появилась вселенская усталость и пустота. Я никогда его таким не видела. Даже смерть Савелия не сломала его настолько, насколько сломали последние события. Он переживал из-за Максима, и я это видела, чувствовала и читала на его лице.
— Я здесь с тех пор, как тебя схватили вместе с детьми… и я знаю, что этот сукин сын творил. Знаю. Только не знаю зачем. Это для меня загадка, мать его. И… я бы сам лично вышиб ему мозги.
Заорал и ударил несколько раз по столу в отчаянном исступлении.
— Он… он твой брат и мой муж. Чтобы не натворил, он им останется…
— Муж? Ты забыла, что с тобой он развелся? Брат? Да, он мой брат. А еще и брат главаря боевиков, коим захотел стать. Убийца. Террорист. Убийца, который получил в руки оружие и неограниченную власть… и использовал ее против мирных граждан. Захватил автобус с детьми, расстрелял заложников, убивал и… и насиловал женщин, находящихся в плену. Вот кто он. И как? Как мне, мать вашу, его спасать? Если для наших он убийца, а для своих предатель. Мне нужна помощь властей. А я… я бессилен, понимаешь? В каждом кабинете мне тыкали в лицо фотками, где мой брат с автоматом обнимается с самим Шамилем Шамхадовым. А у боевиков… для них он тварь ползучая, сдавшая своих из-за… — посмотрел на меня, — из-за бабы. Его казнят, как бешеную собаку. С их судом и следствием, если они на него способны, и никто не в силах это изменить. Здесь дело чести, а я предложил немало денег… Да я, бл… я много чего предложил, поверь. И надо мной издевались и унижали, пока я отдавал и отдавал… как жалкий идиот.
Я не плакала, я просто смотрела в никуда:
— Я хочу увидеть его… сделай это для меня. Я редко тебя о чем-то прошу.
— Зачем? Чтобы поистязать себя? Сделать себе еще больнее? Дай мне самому… оставь о нем хорошие воспоминания… Сейчас это другой Максим. Я говорил с ним… мне дали. И я не думаю, что он сам захочет тебя видеть. Не лезь. Дай мне попытаться.
— Плевать на проклятые бумажки. Он мой. Ясно? Мой мужчина, отец моей дочери, и я хочу его видеть. Я имею на это право. Последний раз поговорить с ним. Имею. Право.
— Там уже не с кем разговаривать после пыток. Поверь. Когда ему дали телефон, уже тогда он говорил с огромным трудом.
От ужаса и жутких картин перед глазами меня трясло.
— Ты… ты не можешь меня этого лишить… Андрей…
Опускаясь на колени и обнимая его за ноги.
— Заклинаю. Сделай это для меня… дай увидеть. Даааай. Согласись на все… но дай…
Брат рывком прижал меня к себе, поднимая с пола, понимая, что я близка к истерике. И ни слова больше, только биение его сердца. Прерывистое, как и мое собственное. Лихорадочно цепляюсь за его плечи, сдерживая рыдания.
— Пожалуйста, умоляю, памятью Лены, любовью к твоей дочери и сыну, памятью вашего отца, всем, что тебе дорого сейчас… дааай мне с ним увидеться, дай, сделай это для меня… я не уеду, я жить не смогу дальше. Поклянись, что дашь… поклянись, что сделаешь все, чтоб я его увидела, Андрееей. Иначе я сама пойду туда, поползу, сама их просить буду… клянусь.
Брат сжал меня еще сильнее, до хруста в костях.
— Я постараюсь. Обещаю. Ты его увидишь… увидишь, моя родная.
И я разрыдалась снова, прячась на его груди, чувствуя, как укачивает меня и что-то шепчет на ухо, как маленькому ребенку.
— Машина приехала. Надо увозить детей.
Я смотрела на грозовые тучи, сбившиеся в темно-сизые обрывки грязной ваты, нависшей над старыми домами. Казалось, небеса вот-вот рухнут на землю. Мои давно уже рухнули, и я не знаю, какими правдами или неправдами держусь, как выживаю. Мне уже не верилось, что когда-то я была счастлива, улыбалась, смотрела на небо и испытывала какие-либо эмоции кроме вот этих мрачно-давящих жутких ощущений, что меня разрывает на куски.
Я ждала возвращение Андрея, охраняемая его людьми, в доме, где снайпер выглядывал из окна без передышки и где в глухой тишине не тикали даже ставшие настенные часы.
Я смотрела, как капли дождя катятся по стеклу, и завидовала им. Они могли плакать, могли излиться водопадом… а я нет. Я не могла ничего, и слез у меня не осталось.