— Ты не сдохнешь. Слышишь, Максим? Не сдохнешь. Я не позволю. Я тоже Воронова, и я сделаю все, чтоб мое сердце билось. По трупам пойду, по головам. Но тебе уйти не позволю. Не сдохнешь. И ты меня слышишь, я точно знаю. Я. ТЕБЯ. ЛЮБЛЮ. Люблю так, как никто никогда любить не будет и не умеет. Любого люблю… и мне не важно, любишь ли ты меня. Это не имеет никакого значения.
Дверь с грохотом открылась, и я впилась в решетку.
— Время вышло. Пора уходить.
— Еще минуту. Пожалуйста.
Не оборачиваясь, надеясь, что мне эту минуту дадут.
В проеме двери появился боевик, с каменным выражением лица. Он кивнул на дверь и указал на нее дулом автомата.
— Вышла. Все. Хватит. Давай. Таков уговор был.
Сжала челюсти до боли в суставах, так что в ушах запульсировало и зубы заскрежетали. Пошла к двери, но возле нее не выдержала и резко обернулась. Он поднял голову и смотрел на меня… Не моргая, не отрываясь. Взглядом, полным дикого и безумного отчаяния. Таким взглядом не лгут… таким взглядом прощаются. И я не выдержала, хотела кинуться обратно, но меня выволокли за дверь и захлопнули ее перед моим носом. Я впилась ногтями в доски, ломая под корень ногти, до крови, до заусениц.
— Максиииииим… я их вижу, слышишь… вижуууу… тебе их не спрятать от меня… вижуууууууу.
Я колотила в дверь, разбивая костяшки пальцев. Боевик стоял сзади, как каменное изваяние. У него было указание не прикасаться ко мне. Я зашлась в истерике. Меня трясло, словно в лихорадке, я кричала и цеплялась за проклятую дверь, в жалких попытках открыть.
Максим смотрел на меня… смотрел. Я видела эти больные глаза. Видела эту адскую боль. Я хочу сказать ему хотя бы еще одно слово. Еще раз. Один раааз. Побыть рядом. Немножко. Господи. Еще один раз. Чьи-то руки крепко сжали меня, и я услышала голос Андрея.
— Все. Нам надо уходить. Обопрись на меня, я тебя держу. Вот так. Идем, моя девочка.
Но у меня подгибались ноги, я вырывалась и тянулась к двери. Андрей сильнее прижал меня к себе. Через несколько минут он вынес меня к машине. Дождь все еще лил, холодный ветер пробирал до костей. Я уже не плакала, я спрятала лицо на плече брата и вздрагивала. Потом тихо сказала:
— Они не могут его убить… не могут… Боже… Андрей… что они с ним сделали… ты бы видел… на нем нет живого места. Они его изуродовали, — всхлипывая и цепляясь за воротник, захлебываясь слезами, — как же ему больноооо… как мне вынести это… как.
— Я знаю, на что они способны… знаю, моя девочка. Знаю.
Он поднес меня к машине, но я впилась в его шею, заставляя посмотреть себе в глаза.
— Мы не можем вот так уехать. Мы должны что-то сделать. Мы не можем его здесь оставить. Я верю… верю, что есть выход. И… он не такой, как ты думаешь. Это он вытащил меня оттуда… он спас… он… Нельзя уезжать и бросать его. Они убьют… слышишь, убьют егооо.
Андрей отвел взгляд и посадил меня на заднее сиденье.
— Я думаю. Я жду ответов из нескольких мест. Пока что мне удается отсрочить казнь. Отсрочить на час, на два и это уже победа. Это все, что я могу на данный момент.
— Ты же… ты же Граф… ты же все можешь, Андрей. Всеее. Найди людей, найди тех, кто его вытащит отсюда. Можно ведь напасть на этот аул. Можно камня на камне здесь не оставить.
— Не можем напасть. Войска не войдут сюда. Слишком много боевиков. Слишком глубоко в тылу находится этот аул.
— Попытайся что-то сделать, — взмолилась я. — Просто попытайся.
— Я пытаюсь. Пытаюсь, Даша. Я уже дошел до крайностей. И пока ничего не выходит.
— Не верю… — я держалась за его плечи и отрицательно качала головой, — не верю я. Его можно вытащить… ты ведь не хочешь, да? Не хочешь его спасать? И… и не надо. Я сама. Я придумаю как.
— Как же ты любишь его… как безумно и сильно любишь. После всех унижений, после всего, что было. Я уже не знаю, как еще он должен тебя растоптать, в какой грязи утопить… Я все еще не могу простить его за то, что он сделал с тобой. Я все еще помню синяки, капельницы, швы… А ты… у тебя есть силы за него бороться и защищать его.
Тяжело дыша, я смотрела на брата, чувствуя, как мое тело наполняется отчаянной силой, чудовищно неподъемной энергией разрушения. И я едва сдерживалась, чтобы не заорать.
— Он — мой муж. Он — отец моего ребенка. Он — мой отец, он — мой любовник, он — мой брат, друг, муж. Он — мое все. Пусть вырвет мне сердце и закопает мое тело. Я воскресну и приползу, чтобы закрыть его собой… пусть весь мир считает, что он не прав, а я стану сзади и буду подавать ему патроны. Вам этого не понять… да и зачем? Ты не я. Спаси его… Спаси, или я пойду на страшные меры.
Андрей схватил меня за руки и попытался прижать к себе, но я его оттолкнула.
— Ты с ума сошла. Какие меры. Я делаю все возможное несмотря ни на что. Он — мой брат. И личные счеты я свел бы с ним сам. Не так и не здесь. Но… если у меня ничего не выйдет, ты должна смириться. У тебя дети. Думай о них.
— Никогда не смирюсь. Нашим детям нужны мы оба, — крикнула я, и из глаз снова потекли слезы. — Не отпущу его. Он мой. Я принадлежу ему. Не отпущу, пока дышу и бьется мое сердце. Не поможешь — я сама… я справлюсь сама.
— Глупая девочка. Иди ко мне. Я стараюсь… верь мне. Я делаю все, что могу.
Обнял меня, и я прижалась к нему всем телом. Увидела через плечо водителя джипа и… и нахмурилась. Я уже где-то его встречала… но где? И перед глазами картинка, как Шамиль у костра сидит и рядом с ним еще один чеченец, курят вместе и смеются. И это он… точно он. Приближенный к Шамилю человек.
— Сделай больше, чем ты можешь.
Потом посмотрела ему в глаза заплаканными затуманенными глазами.
— Вы нашли Шамиля? Кто-то его нашел?
— Нет. Может, он мертв. Говорят, его ранили при перестрелке.
— Вы садитесь в машину? Пора. На блок посту не пропустят.
— Послушай меня, Даша. Ты должна поехать. Должна. Тебе нечего здесь делать. Я останусь. Клянусь, я сделаю все и больше, чем все, чтобы его спасти.
— Клянешься?
— Клянусь. Ты мне веришь?
— Сыном поклянись.
— Сыном клянусь. Всем, что мне дорого.
— Хорошо… я поеду. А ты… ты помни, что если не спасешь его, то похоронишь нас обоих. Не только его.
Села в машину и откинулась на сиденье, обхватив плечи руками. Перед глазами стояло лицо Максима, изуродованное, окровавленное. Скользнула затуманенным взглядом по салону машины и… и заметила пистолет, торчащий из куртки, валяющейся на сиденье возле водителя.
И вдруг я поняла, что у меня есть шанс… один маленький шанс. Ничтожный и… рискованный. Но я его использую.
Когда машина неслась по серпантинной дороге, я притворилась, что мне плохо. Что меня швыряет вперед на спинку сиденья. В одно из таких падений я стащила пистолет.
— Эй, — крикнула водителю и наставила на него пушку, — у меня важная информация для Шамиля от Аслана. Если отведешь к нему — получишь деньги. Доллары.
Сунула руку в карман и протянуло купюру, не опуская пистолет.
— Знаешь, где его искать?
Водила посмотрел на меня через зеркало.
— Не знаю, о чем ты. Пистолет отдай.
— Знаешь. Я тебя вспомнила. Ты был там… был в той заброшенной школе.
Испуг в глазах и руль сильно сдавил.
— Не отвезешь — башку продырявлю и глазом не моргну. Аслан научил меня, как мозги вышибать.
— А так мне за тебя их вышибут важные люди, им уплачено, чтоб не тронул никто.
— Скажешь сбежала. В туалет попросилась и удрала. Тебе поверят. Давай. Никто не предложит тебе больше таких денег. Как никто и не найдет твой труп так скоро, если я пристрелю тебя.
— Шамиль может прирезать. Аслан под подозрением… Можешь не вернуться оттуда живой.
— Значит, такова моя участь. Вези.
Скажи мне, что я не знаю. Покой пролей в мою душу.
Ведь счастье не за горами — оно там, где хотят.
Зачем же мы потерялись среди историй ненужных?
Надежды не оправдались, никто не виноват.
По дороге одной, но в разные стороны.
Кто мы с тобой, — Орлы или Вороны?
По дороге одной, но в разные стороны.
Кто мы с тобой, — Орлы или Вороны?
Скажи мне, кто не ошибся, не сбился в жизни ни разу;
Кто первый остановился, когда его несет?
Ломали нетерпеливо, в упор не слушая разум.
Хотели, чтобы красиво, но все наоборот.
По дороге одной, но в разные стороны.
Кто мы с тобой? Орлы или вороны?
По дороге одной, но в разные стороны.
Кто мы с тобой? Орлы или вороны?
(с) Орлы или Вороны. Макс Фадеев. Григорий Лепс
"— Уроем мразь… Уроем суку… — рычал он, а я ощущал, как у самого внутри вскипает ярость бешеная. Невероятная. Он принес ее мне оттуда. Снаружи. Оттуда, где тварь, которая посмела тронуть самое дорогое для нас, все еще ходила по земле и дышала с нами одним воздухом, отравляя его и заставляя нас с Андреем задыхаться.
— Кто? — прохрипел я.
— Ахмед-мразь. Они даже не скрывали своего участия.
Я взял у Андрея сигарету и, сильно затянувшись дымом, сжал пальцы в кулаки.
— Освежую падлу.
Ударил кулаком по стене и даже не почувствовал боли, когда кожа лопнула.
— Это из-за меня, Макс.
Резко обернулся к брату и только сейчас заметил, как сильно осунулось его лицо и как лихорадочно блестят черные глаза.
— Не говори ерунду. Сука давно метил в нашу семью.
— Он узнал про меня и Лексу. Это была месть. Способ заставить меня отступить. Моя вина.
Андрей смотрел мне в глаза с какой-то выжидательной тоской и отчаянной решимостью. Он словно был готов, что я сейчас ударю. Так обычно смотрят, когда вынесли приговор себе лично и точно знают, что его нужно привести в исполнение. Он весь внутренне сжался, а я… я подошел к нему и сильно сжал его плечо.
— Ты понимаешь, что у него могла быть любая причина? Падаль нашел бы ее сам рано или поздно, и сейчас… сейчас он хотел одним ударом разрушить нас изнутри. Он выбрал Дашу и Таю, чтоб не только причинить боль — он рассчитывает, что это нас отшвырнет друг от друга, а поодиночке Вороновых будет очень легко перебить. Но у него кишка тонка нас расшвырять в разные стороны. Мы заживо похороним тварь вместе.