Я сдавил его плечо и приблизил свое лицо вплотную к его лицу.
— Мы сделаем так, как ты сказал, только в том случае, если не будет ни единого даже малейшего другого выбора, ясно?
— А его и так нет.
— Есть. Будет прикрытие с воздуха, будет машина и вертолет. Я выбью приказ о ликвидации. Есть доказательства, есть координаты. Это вопрос национальной безопасности. Ты не должен…
— Не должен. Никто не должен. Потому все вот так… Везде вот так. Никто и никому ничего не должен.
— Наш отец придумал бы другой выход.
Зверь рассмеялся все так же горько, все так же не радостно, а скорее, болезненно, надрывно.
— Отец был из тех, кто в голодные времена мог сожрать более слабого, и ему было бы насрать, если бы кто-то назвал его каннибалом, он мог скормить голодной семье самого младшего, чтоб остальные выжили, и при побеге в Тайге прихватить с собой "консервы"*1. И я уважал его за эти стальные яйца. И… ненавидел. Это мое решение. Не мешай мне. Поверь, я знаю, что делаю.
— Ты пытаешься быть тем, кем на самом деле не являешься.
Глаза Макса округлились от внутреннего шокирующего удивления, оно граничило с каким-то безумием.
— Я не знаю кто я. Веришь? Я реально не знаю кто я. И делал ужасные вещи… будучи с ними, чтобы оправдать свою якобы роль. И… во мне жило вот это звериное, неудержимое, страшное. Я боюсь себя, брат. Иногда я перестаю быть собой. Перестаю быть человеком… я смог играть, смог быть с ними заодно.
— Тебе нужно было выжить. Я бы поступил точно так же.
— Нет… ты бы пытался придумать, как избежать… а я… я не искал поводов помиловать. Поверь, это то решение, которое спасет нас всех и не на один год, не на десятилетие, а навсегда. Просто помоги мне, брат. Даже не раздумывай дважды. Делай, как я сказал. У этой миссии есть всего два исхода. Но вряд ли будет хэппи энд, и мы с тобой оба это понимаем. Ты знаешь, насколько я прав.
— Это не решение — это бл*дский приговор.
— Пусть твои люди готовятся к операции. Свяжись с генералом… А я… я хочу поговорить со своим сыном. Дай мне свой смартфон и набери дом. У меня есть сын… и я хочу увидеть его.
Потом поднял на меня тяжелый взгляд.
— Будь это не сейчас и не здесь, я бы надрал тебе задницу за то, что ты скрыл его от меня. Но нет времени. Поэтому я тебя попрошу… У меня в сейфе в кабинете, Даша не знает где. В потайном сейфе внутри бара лежит кое-что. Я хранил это для своего будущего сына. Достанешь и отдашь Яшке.
Меня всего передернуло, и я сдавил сильнее плечо этого проклятого психопата.
— Сам отдашь.
— Смогу — отдам сам, а нет — это сделаешь ты. Когда-то я мечтал, что мой отец признает меня и отдаст нечто, что всегда хотел подарить своему сыну. Нечто мужское, крутое, что можно передавать из поколения в поколение. Потом я узнал, что у него уже есть сын.
Я усмехнулся. Эта братская ревность. Она никогда не кончается, это извечное соперничество.
— Отец ничего не хранил для меня. Даже письмеца сраного не написал, так что не завидуй. Сам отдашь сыну…
— Дай сотовый.
Я протянул ему смартфон, набрав через мессенджер Глеба, нажал на видеовызов, а потом вышел, но когда прикрывал дверь, услышал тихое, но уверенное:
— Привет, Яков. Узнаешь меня? Я — твой отец. Нам пора познакомиться.
Изгой приехал через час, с ним уже были военные ребята-наемники, спасибо генералу — сразу выделил людей. Насчет ликвидации велись переговоры и рассматривались те доказательства, что я смог раздобыть с помощью Макса, Изгоя и Глеба, который помогал нам дистанционно. Фаина молча наливала всем чай, ее глаза припухли то ли от бессонной ночи, то ли от слез. Но она с самого утра молчала. Она знала, что может произойти. Никто и ни от кого ничего не скрывал. Да и генерал был честен со мной, как и в прошлый раз. Только прикрытие. Ничего больше. Никакой операции по ликвидации, пока приказа он не получал. И может не получить. Я должен иметь это в виду и справляться своими силами.
— Эй, Фая, а где свечки на тортик? Я вроде как заново родился. Снова в строю, снова с семьей, и мы с Графом не пришибли друг друга.
Фаина пролила чай, со звоном поставила чашку на стол, а потом обняла Макса за шею, спрятала лицо у него на плече. Зверь обнял ее крепче и прижал к себе, а сам посмотрел на Славика.
— Ну что? В этот раз пленных не беру. Буду отдуваться сам.
— Будешь сам.
— Ты изучил карту? Мне надо знать каждую лазейку в этом лесу и каждое ущелье в этих горах.
— Чем смогу… как говорится.
Изгой прошел к столу и разложил на нем лист бумаги, достал шариковую ручку с погрызенным концом.
— Можно смотреть по спутниковой карте, но всего не увидишь. Будут затемненные места. Там нарочно многое скрывают. Мертвые зоны. То ли просто не видно, то ли… сам понимаешь. Шамиль прячется в одной из таких зон, и подробно там ничего не изучишь. Все, что пробил через Глеба по местности, нарисую тебе на бумаге. Вряд ли там есть покрытие интернета, да и батарея сесть может в смартфоне. Твоя задача вывести Дашу к ущелью и оттуда к утесу. С утеса вас заберет вертолет. Если к тому времени начнется ликвидация боевиков, у вас будет очень мало времени.
— А если не начнется… ты знаешь, что делать.
— Знаю, — мрачно ответил Изгой и отвернулся.
И я подумал о том, что выдеру этот приказ на ликвидацию любыми правдами и неправдами, и времени у меня на это всего ничего. Иначе я сам себя закопаю в той мертвой зоне.
*1 — слабый заключенный, которого съедают в тайге или в долгой дороге (прим. автора)
ГЛАВА 13
Свет привлекает всех. А ты попробуй найти того, кто полюбит твою тьму. Твои недостатки. Твои слабости. Ту личность, что остается, когда летят к чертям тысячи масок. Кто примет твоих демонов. Пугающее зрелище, правда? Попробуй найти того, кто без страха поселиться в твоем сердце. И будет как дома. В этой паутине лжи. В полном мраке. Будет видеть твои уловки, сможет нанести удар изнутри, но… никогда не сделает этого. Оставшись навсегда под кожей, растекаясь по венам — не сломает тебя. А научит жить, вкачивая в тебя безразмерно любовь, не ожидая ничего взамен. Будет любить не за что-то. А вопреки всему. Станет твоей слабостью и твоей самой невероятной силой одновременно.
Я тяжело дышала, мне не хватало воздуха, как человеку, который попал в замкнутое пространство без окон и без дверей. Панический ужас нарастал пропорционально моей решимости идти до конца. Я шла не просто в логово к опасному и подлому шакалу, я лезла в самое пекло, совершенно не зная, чем мне придется за это расплачиваться. Но я была готова на что угодно. Когда человека обстоятельства опускают на самое дно, ему больше нечего терять… Если я потеряю Максима, я потеряю все. В нем моя жизнь. В нем заключено все то, что делает человека человеком. И я не знаю, кем стану без него и существую ли я отдельно.
Прав Андрей. Не любовь это. Любовь — она иная… светлая, добрая, нежная. А между нами с Максимом живет что-то страшное, злое, беспощадное и кровавое. Живет нечто звериное, способное жрать все на своем пути и даже нас самих.
У этой твари нет гордости, нет самолюбия, нет чувства самосохранения, она дикая, бешеная, совершенно безумная и готова на что угодно, лишь бы насытиться нами. Кого-то одного ей до ничтожного мало. Это некий выродок любви, ее чудовищная мутация, и она бессмертна, как самое неискоренимое зло во Вселенной. Ее не станет, только если не станет нас обоих. А пока мы живы, она обглодает нас до мяса и высосет нашу кровь до последней капли. Но… но я бы никогда от нее не отказалась.
— Скажи, что я жена Аслана. — упрашивала водилу, стараясь не сорваться, не вцепиться в него скрюченными руками. — Так быстрее будет. Что ты стоишь уже три часа на дороге. Кого мы ждем? Если обманешь, я тебя прикончу. Клянусь. Детьми клянусь — прикончу.
— Замолчи, женщина. Сказал отвезу — значит отвезу. Все не так просто. Нельзя говорить, что невестка ты Шамиля. Нельзя и все. Тогда никто и никогда не привезет тебя в лагерь. Если родня — дома сидеть должна с детьми, а не по лесам прыгать с головой непокрытой и в штанах.
— Тогда как? Как я к Шамилю попаду? Кого мы ждем?
— Акрама ждем. Через него в лагерь попасть можно.
— Кто такой Акрам?
— Дурочек пустоголовых, бл*дей ваших тупых поставляет боевикам. Выкупает у вербовщика и везет к нам.
У меня руки непроизвольно в кулаки сжались и дух перехватило от ярости.
— Это ты про тех бл*дей, которых вербуют ваши по сайтам знакомств, по соцсетям, про девочек молоденьких, которым мозги пудрят всякие твари? Так они и вашим пудрят…
— Плевал я. Я вообще в этом не участвую. Мне семью кормить надо. У меня у самого дети. Акрам невест собирает и к бабе одной везет, а через нее уже по точкам. Акраму скажу, что тебя сам Шамиль хотел. Только так туда попадешь. А иначе по рукам пойдешь, как остальные. Молчи и не вмешивайся, когда я говорить буду, иначе все испортишь.
— Почему я должна тебе верить?
— Потому что выбора нет у тебя. Хочешь, могу отвезти по назначению, и забудем это все.
— Нет. Нет мне пути назад.
— В никуда едешь. Не знаешь Шамиля. Лучше бы со своими уезжала.
— Не твое дело.
Акрам приехал на старом джипе с облезлой краской и разбитой передней фарой. Джип был до отвала нагружен всяким хламом, и сам Акрам выглядел нищим оборванцем-торгашом с редкой бородкой, в пыльной одежде, но очень цепкими глазами, которыми он сверлил меня, пока с ним говорил водила, и, кажется, он называл его Рахимом.
Он повернулся ко мне.
— Все. Договорился. Ничего не говори и не спрашивай. Тебя к Шамилю привезут. Деньги дай. Ты обещала.
Я судорожно сглотнула и перевела взгляд на Акрама, сидящего в машине с каким-то вторым человеком намного моложе, крупного телосложения и смотревшего на меня исподлобья. Достала из-за пазухи спрятанные в целлофан долларовые купюры, которые мне давал Андрей на всякий случай в дорогу, и сунула в руки Рахиму.