— Извольте. Но это смешно.
— Вот как? Вы думаете, я уехала бы, если бы это не было серьёзно?
— Я думал, вы просто рассердились. Впрочем, и было за что. Крайне сожалею о случившемся.
— Не стоит о нём говорить. Я знаю вас и не вернусь к вам.
— Прошу у вас прощения, дорогая, и обещаю, что подобное не повторится.
— Какое великодушие!
— Это был только эксперимент. Некоторые женщины обожают такие вещи.
— Вы — животное!
— «И красавица стала моей женой…» Бросьте глупить, Клер! Не превращайте нас в посмешище! Можете поставить любые условия.
— И верить, что вы их выполните? Такая жизнь меня не устраивает: мне всего двадцать четыре.
Улыбка исчезла с его губ.
— Понятно. Я ведь заметил, как из дома вышел молодой человек. Как его зовут? Кто он?
— Тони Крум. Что ещё?
Он отошёл к окну, посмотрел на улицу, обернулся и сказал:
— Вы имеете несчастье быть моей женой.
— Это и моё мнение.
— Клер, я серьёзно говорю: вернитесь ко мне.
— А я серьёзно отвечаю — нет.
— Я занимаю официальный пост и не могу с этим шутить! Послушайте! Он подошёл ближе. — Считайте меня кем угодно, но я не старомоден и не брюзглив. Я не спекулирую ни своим положением, ни святостью брака, ни прочим вздором в том же роде. Но у меня на службе до сих пор придают всему этому значение, и вину за развод я на себя не взвалю.
— Я не рассчитываю на это.
— Тогда на что же?
— Не знаю. Знаю одно: я не вернусь.
— Только потому что…
— И по многим другим причинам.
Кошачья улыбка снова заиграла на его лице и помешала Клер прочесть мысли мужа.
— Хотите, чтобы я взвалил вину на вас?
Клер пожала плечами:
— У вас нет для этого оснований.
— По-другому вы и не можете ответить.
— Я по-другому и не поступаю.
— Вот что, Клер, вся эта нелепая история недостойна женщины с вашим умом и знанием жизни. Вечно быть соломенной вдовой нельзя. Кроме того, вам ведь нравилось на Цейлоне.
— Есть вещи, проделывать которые с собой я никому не позволю, а вы их проделали.
— Я же сказал, что это не повторится.
— А я уже сказала, что не верю вам.
— Мы толчём воду в ступе. Кстати, вы собираетесь жить на средства родителей?
— Нет. Я нашла место.
— О! Какое?
— Секретаря у нашего нового депутата.
— Вам быстро надоест работать.
— Не думаю.
Он пристально посмотрел на неё, теперь уже не улыбаясь. На какую-то секунду она прочла его мысли, потому что его лицо приняло выражение, предшествующее известным эмоциям. Неожиданно он бросил:
— Я не потерплю, чтобы вы принадлежали другому.
Клер поняла, какие побуждения руководят им, и ей стало легче. Она промолчала.
— Слышали?
— Да.
— Я говорю серьёзно.
— Не сомневаюсь.
— Вы бесчувственный чертёнок!
— Хотела бы им быть.
Он прошёлся по кабинету и остановился перед ней:
— Вот что! Я не уеду без вас. Здесь я остановился в «Бристоле». Перестаньте капризничать, — вы же умница! — приходите ко мне. Начнём сначала. Увидите, какой я буду.
Потеряв самообладание, Клер закричала:
— Да поймёте ли вы наконец? У меня нет чувства к вам, — вы его убили!
Зрачки Корвена расширились, затем сузились, ниточка губ растянулась.
Он стал похож на берейтора, объезжающего лошадь.
— Поймите и меня, — отчеканил он негромко. — Или вы вернётесь ко мне, или я с вами разведусь. Я не позволю вам остаться здесь и выделывать всё, что вам взбредёт в голову.
— Уверена, что каждый здравомыслящий муж одобрит вас.
Улыбка снова заиграла на его губах.
— За это мне полагается поцелуй, — объявил он и, прежде чем она успела его оттолкнуть, прижался к её губам. Она вырвалась и нажала на кнопку звонка. Корвен заторопился к дверям.
— Au revoir![6] — бросил он и вышел.
Клер отёрла губы. Она была растеряна, подавлена и не понимала, кто же остался победителем — она или он.
Она стояла лицом к камину, опустив голову на руки, как вдруг почувствовала, что сэр Лоренс вошёл в кабинет и молча смотрит на неё.
— Мне ужасно неловко, что я беспокою вас, дядя. Через неделю я уже перееду в свою берлогу.
— Дать тебе сигарету, дорогая?
Клер закурила и с первой же затяжкой ощутила облегчение. Сэр Лоренс сел, и она увидела, как иронически приподнялись его брови.
— Совещание, как всегда, прошло плодотворно?
Клер кивнула.
— Обтекаемая формула. Людей никогда не удовлетворяет то, чего им не хочется, как бы ловко им это ни подсовывали. Интересно, распространяется ли это правило и на нас самих?
— На меня — нет.
— Досадно, что совещание обычно предполагает наличие двух сторон.
— Дядя Лоренс, — внезапно спросила Клер, — какие у нас теперь законы о разводе?
Баронет вытянул длинные худые ноги:
— Мне ещё не приходилось с ними сталкиваться. Думаю, что они менее старомодны, чем раньше, но всё-таки заглянем в «Уайтейкер».
Он снял с полки том в красном переплёте:
— Страница двести пятьдесят восьмая, дорогая, — вот тут.
Клер молча погрузилась в чтение, а баронет печально смотрел на неё. Наконец она подняла глаза и объявила:
— Чтобы получить развод, я должна нарушить супружескую верность.
— Очевидно, это и есть та изящная форма, в которую облекает его закон. Однако среди порядочных людей грязную работу берёт на себя мужчина.
— Да, но Джерри не согласен. Он требует, чтобы я вернулась. И потом, он не может рисковать своим положением.
— Естественно, — задумчиво отозвался сэр Лоренс. — Карьера в нашей стране — хрупкое растение.
Клер закрыла «Уайтейкер» и сказала:
— Если бы не родители, я завтра же дала бы ему искомый предлог, и дело с концом.
— А тебе не кажется, что самое разумное — ещё раз попробовать начать семейную жизнь?
Клер покачала головой:
— Я просто не в силах.
— Тогда да будет так, хотя это очень грустное «так», — согласился сэр Лоренс. — Каково мнение Динни?
— Мы с ней об этом не говорили. Она не знает, что он приехал.
— Значит, тебе даже не с кем посоветоваться?
— Нет. Динни знает, почему я ушла, но и только.
— Мне кажется, Джерри Корвен — человек не из терпеливых.
Клер рассмеялась.
— Нам обоим не свойственно долготерпение.
— Известно тебе, где он остановился?
— В «Бристоле».
— Может быть, целесообразно установить за ним наблюдение, — неторопливо предложил сэр Лоренс.
Клер передёрнуло.
— Это унизительно. Кроме того, я не собираюсь губить его карьеру. Вы же знаете, он очень способный человек.
Сэр Лоренс, пожав плечами, возразил:
— Для меня и твоих родных его карьера — ничто в сравнении с твоим добрым именем. Давно он приехал?
— По-моему, недавно.
— Хочешь, я схожу к нему и попытаюсь договориться, как вам наладить раздельную жизнь?
Клер молчала, и, наблюдая за ней, сэр Лоренс думал: «Хороша, но характер нелёгкий. Много решительности и ни капли терпения». Наконец Клер заговорила:
— Во всём виновата я одна, — я ведь вышла за него по своей воле. Не хочу затруднять вас. И потом, он не согласится.
— Это ещё вопрос, — возразил сэр Лоренс. — Так попробовать мне, если подвернётся случай?
— Вы очень любезны, но…
— Значит, договорились. Кстати, безработные молодые люди умеют сохранять благоразумие?
Клер рассмеялась.
— Ну, его-то я приучила. Страшно вам благодарна, дядя Лоренс. Поговоришь с вами — и на душе легче. Конечно, я ужасно глупая, но, знаете, Джерри имеет какую-то власть надо мной, а меня, к тому же, всегда тянуло на риск. Прямо не понимаю, в кого я такая, — мама его не терпит, а Динни допускает лишь в принципе.
Клер вздохнула.
— Ну, больше не смею вам надоедать.
Она послала ему воздушный поцелуй и вышла.
Сэр Лоренс сидел в кресле и думал: «Зачем я-то впутываюсь? История скверная, а будет ещё хуже. Но у Клер такой возраст, что ей надо помочь. Придётся поговорить с Динни».
VIII
Накалённая предвыборная атмосфера в Кондафорде посвежела, и генерал резюмировал изменившуюся обстановку короткой фразой:
— Что ж, они получили по заслугам.
— Папа, а тебе не страшно при мысли, что получат наши, если тоже не сумеют ничего сделать.
Генерал улыбнулся:
— Довлеет гневи злоба его, Динни. Клер обжилась в Лондоне?
— Устраивает себе жильё. Работа у неё сейчас, кажется, простая — пишет благодарственные письма людям, взявшим на себя перед выборами самую чёрную работу — агитацию на улицах.
— То есть с машин? Довольна она Дорнфордом?
— Пишет, что он в высшей степени достойный человек.
— Отец его был хорошим солдатом. Я одно время служил у него в бригаде в бурскую войну.
Генерал пристально посмотрел на дочь и спросил:
— Слышно что-нибудь о Корвене?
— Да. Он приехал.
— О-о!.. Не понимаю, почему я должен бродить вслепую. Конечно, родителям в наши дни возбраняется подавать голос и приходится полагаться на то, что они услышат через замочную скважину…
Динни завладела рукой отца:
— Нет, мы просто должны их щадить. Они ведь чувствительные растения, правда, папа?
— Мы с твоей матерью считаем, что эта история ничего хорошего не сулит. Нам очень хочется, чтобы все как-нибудь утряслось.
— Надеюсь, не ценой счастья Клер?
— Нет, — неуверенно ответил генерал. — Нет. Но вопросы брака — вещь путаная и сложная. В чём состоит и будет состоять её счастье? Этого не знает никто: ни она сама, ни ты, ни я. Как правило, люди, пытаясь выкарабкаться из одной ямы, тут же попадают в другую.
— Выходит, не стоит и пытаться? Знай сиди себе в яме, так? А ведь лейбористы именно к этому и стремились.
— Я обязан поговорить с ним, но не могу действовать вслепую, — продолжал сэр Конуэй, обойдя сравнение молчанием. — Что ты посоветуешь, Динни?
— Не дразнить собаку, чтобы не укусила.