– Что вы хотите сказать? Что там все-таки…?
– Да, что-то нечисто… Начнем с того, что я сразу стал различать несколько групп или, правильней сказать, стадий пребывания. К одной сам принадлежал – мы присматривались, вторая группа была такая – потухшая, что ли. Знаете, забыть человека, выпавшего из вида, просто. Они это ощутили. У них были живы родственники и друзья, но им все реже звонили.
– Но ведь они же могли вернуться.
– Ну, что вы, Влад. Как вернуться к тем, кто без тебя прекрасно обходится и не зовет обратно? К тому же – не надо думать, как и на что жить. Обеспечение, комфорт, любой недуг вылечат или обезболят. К такой жизни легко привыкнуть. Еще одна проблема – контракт. Попадая на зону, ты подписываешь отказ от пенсии. Обратное ее назначение требует очень больших усилий и может не пройти.
– Но вы же вернулись.
– Я – скорее исключение. Сын приехал за мной, уговорил вернуться. Семья предпочла это жилье, отказалась от мысли иметь второго ребенка. А я стараюсь меньше жаловаться на старость.
– Но вы же целый день сидите один. Двигаться вам трудно, я вижу.
– У меня есть кого ждать целый день. А им приятно, когда их дома встречает живая душа. Ужин разогреть я в силах. Но вы не дослушали про третью группу.
Вошел Григорий и внес поднос с чаем. Мы уселись в кружок и сделали по глотку. Старик продолжил:
– У нас на зоне работало отделение Центра исследования памяти. Так вот те, кто стали внештатными сотрудниками этого отделения, узнавались легко. От них веяло какой-то таинственностью, выглядели они бодренькими, повеселевшими. Вербовали себе сторонников.
– Вы туда не захотели?
– Честно тебе скажу – испугался. Жизнь большую прожил, даже смерти перестал бояться, а вот их – испугался. Очень уж они назойливые. И глаза у них безумные. Если фильмы ужасов смотрел, там все вампиры с таким взглядом, как будто жертву ищут. Как подумаю, что со стороны мог бы выглядеть таким…
Старик замолчал, у него перехватило дыхание. Григорий легонько похлопал его по плечу, успокаивая, взял его чашку и вложил в ладони. На меня он посмотрел изучающе, потом сказал:
– После папиных рассказов я осторожно поинтересовался, где мог. Могу сказать следующее. Интерес к Льготным зонам не приветствуется. Если начнешь копать – будут неприятности. Мне удалось выяснить, что на каждой зоне действует одно из учреждений благотворительного фонда «Память». Вывески учреждений разные – скажем, «Клуб любителей истории», или «Центр нетрадиционной медицины», или церковная община, но финансовая поддержка и цензура осуществляются из одной точки – этой самой «Памяти». Фонд создан при правительстве, информация – самая общая.
– Я не совсем понимаю, что это означает.
– Что изоляция и содержание стариков кому-то выгодны. Если нет коммерции и фонд действительно благотворительный, к чему цензура и тайны? Папа же говорит – внешних нарушений нет. Кстати, забрать его оттуда было трудно. Официально – пожалуйста, на деле – много документов, справок, кабинетов. В результате – туда он попал за два дня, оттуда я его вырывал полтора месяца. Получил понижение в должности, не смог оплачивать коттедж. Но ты знаешь, оказалось, что нам и здесь довольно комфортно. На отдых жене и дочери я откладываю. Папа прилично содержит дом без новой автоматики. Разве что перед друзьями нечем похвастаться…
Я понимал только то, что вопросов у меня стало больше, чем ответов. Нужно было прощаться с хозяевами, которые уживались на небольшой площади без микроклимата и автомоек, вентиляции и пылесосов, мини-бассейнов и зимних садов. Электроника занимала угол центральной комнаты. Кроме нее проглядывались еще две маленьких комнатушки, одна из которых – явно детская. Ничего лишнего. Я вспомнил, как по субботам мы доверху загружали утиль-тележку (их в нашем квартале увозили по ночам с субботы на воскресенье). А на следующее утро жена уже доставала список покупок, составляемый всю неделю. Начинались хлопоты по выбору, доставке, установке, примерке. Кто из наших семей живет с большим удобством, если следовать действительному смыслу этого слова?
У двери на выходе я на миг задержал Григория, чтобы спросить:
– Скажи, чем теоретически могут помешать старики?
Григорий усмехнулся:
– Почему теоретически? На практике любой человек хочет казаться себе самым умным и самым главным. Убери из окружения стариков – и ты усилишь эффект. Обществом без стариков управлять легче. Они недоверчивы и плохо поддаются пропаганде, они способны на исторические аналогии, наконец, они могут помнить компрометирующие подробности действующих лидеров.
– Но ведь прогресс тормозится, когда развитием руководят несведущие люди. Техника обновляется ежегодно, стареющий человек освоить ее не может.
– Знаешь, Влад, рост и развитие быстрее всего идут в подростковом возрасте. Подростки быстрее осваивают новую технику. Поверь, моя дочь и твои сыновья владеют ею лучше нас. Ты же не поставишь руководить ребенка даже в семье. Кроме того, я не согласен со словом «несведущие». У тебя дома много приборов, принцип действия которых ты понимаешь лишь в общих чертах, но знаешь их назначение и правильно используешь.
– Новая техника…
– Ты уверен, что новая? А не искусственно обновленная для большего покупательского спроса?
– Подожди, Григорий, так ты думаешь, что из-за этого… По-моему, решение слишком сложно для простой задачи. Да, старики – не самая активная группа населения. Они эгоцентричны, заняты своими ощущениями больше, чем новостями. Кстати, общество с руководством стареющего лидера часто инертное, реакционное, с жестким и авторитарным типом правления.
– Я думаю, что изоляция – выгода побочная. Главная – спрятана. Цель зоны – не ликвидация стариков. Это наименее защищенная часть общества. Их ликвидировать можно просто – путем ограничения, например, определенных лекарств. А вот на счет динамики общества я с тобой в корне не согласен. В начале времен стариков почти не было. Миром правили молодые и сильные, тоже, наверное, считали себя прогрессивными, но мир оставался варварским. И – поверь, что молодых деспотов не меньше, чем старых. Первые цивилизации уже не обходятся без долгожителей – по тем, разумеется, меркам – жрецов, звездочетов, колдунов. Потом появляются наставники, опекуны при молодых правителях. В более поздних обществах уже есть возрастной ценз на право быть руководителем. Общество в целом постарело, а прогресс пошел быстрее.
Я понимал, что мне пора, что нужно остаться наедине с собой, обдумать разговор. Но было что-то еще, я чувствовал. Так и не вспомнив, я ляпнул наугад:
– Скажи, а таких, как вы, – много?
Григорий уже держался за ручку двери и стоял вполоборота. Он снова задумался, говорить со мной или нет, потом не совсем охотно ответил:
– Больше, чем ты думаешь. Сейчас на зонах около шестидесяти процентов стариков. Остальные еще вне зон. Но лет двадцать назад на общественном содержании было не больше десяти процентов.
– Быстро сложилась «новая традиция».
– Хуже. Извини, но, по-моему, это скрытая сделка. Выживи на зону старика и получи взамен более обеспеченный образ жизни. Пройдет еще лет двадцать, и можно принимать закон об обязательной ссылке.
– Опять встает вопрос – зачем?
– Цель оправдывает средства. Остается понять, чья это цель и в чем она заключается.
5
Дома ждала расстроенная Светлана, которая побывала на приеме у классного руководителя Димы. Молодая, уверенная в себе девушка с ходу предложила Свете оформлять младшего в детское спецучереждение. По результатам тестирования в следующий класс он переведен не будет. Второй год обучения для неуспевающего ребенка – платный, но и второй год, по мнению учительницы, результатов не даст.
– Я смогу сама с ним заниматься? – спросила Светлана. – Школа поможет мне в методическом плане?
– Вам заниматься никто не разрешит. Вы же не специалист. К тому же методика нашей школы – не для Димы.
– Можно ли нанять специалиста?
– Можно, но это очень дорого. Предположим, у вас есть эта сумма, пока вы работаете. Но специалист придет на четыре часа в день. Остальную часть времени ребенку запретят проводить без присмотра. Вам придется бросить работу. Один работник в семье с двумя детьми – ваш муж. Вы не справитесь.
– У мужа живы родители, у меня – мать.
Учительница очень удивилась.
– Ваш первый мальчик учится в старшем звене. Значит вам, простите, около сорока лет. Разве родители ваши еще не на льготной зоне?
– Да, они там. Но они же могут вернуться.
Учительница сразу успокоилась.
– Вы не в курсе, а я с такими ситуациями сталкиваюсь каждый год. Родители ваши, уезжая на зону, подписали контракт?
– Мы точно не знаем. Не спрашивали.
– Зато мы знаем. По условиям контракта общество несет ответственность за их жизнь, здоровье и – заметьте! – благополучие до конца жизни . Забирая их к себе, вы должны доказать, что сможете поддержать на прежнем уровне условия их содержания. У вас с мужем было двое иждивенцев, а станет пятеро. Как вы оплатите услуги очень дорогого специалиста?
– Но ведь должен быть какой-то выход. Я не могу лишить сына семьи, поймите меня, у вас тоже будут дети.
– Прежде чем завести ребенка, я пройду генетическую диагностику и не допущу рождения коррекционного ребенка.
– Какого?
– Коррекционного – требующего специального обучения. Поверьте мне и последуйте моему совету. Не оттягивайте решение. После спецобучения Диме найдут специальность, и он получит право на жизнь.
– Право на жизнь дано ему от рождения.
– Светлана Васильевна! То, что говорите вы, это только слова. Если бы у вас действительно были такие убеждения, вы бы не жили в урбанизированной зоне. В государстве, кроме зон проживания, есть и зоны освоения труднодоступных территорий. Там – бесплатное жилье, там разрешено дистантное обучение и экзамены экстерном. Только их никто не может сдать. Вас такой выход устроит? Желающих жить вдали от цивилизации мало, поэтому там работают ссыльные по приговору суда. Обратно в города их детям вход закрыт. Без образования нет работы, без работы – нет права на проживание. Зачем разводить нищету? Слава богу, времена бандитизма и воровства прошли. Работающему человеку без этого доступны любые блага.