Тесты в наше время были большей частью предметные. Специальные тесты, выявляющие отклонения в психическом развитии, еще находились в стадии разработки. Свете повезло. Прав ли был я, когда стал заниматься с ней индивидуально и подготовил к выпускным экзаменам? Виноват ли я был в том, что дал согласие на рождение Димки?
На службу все-таки надо было возвращаться. Моя отпускная действовала до обеда. Только на рабочем месте все еще сидел другой оператор. Он показал мне новую повестку – приглашение к главе концерна. За годы работы шеф ни разу не удостоил меня вызовом. Все вопросы решались с начальниками меньшего ранга.
Секретарь административного корпуса посмотрел мой вызов, сделал короткий звонок и сказал, что меня уже ждут. Меня действительно ждали – глава концерна в кресле на одном конце длинного стола и примостившийся на стуле Григорий – на другом.
– Меня вызывали?
Шеф, наверняка знавший о моем визите в Дом Законов, произнес осторожную фразу:
– Ничего не хотите сообщить мне?
– Не понимаю, о чем вы. Поясните.
– Поясню. Вы – хороший специалист, и за все годы работы вы не получали взысканий. Вам планировали доверить новый пост и соответственно – повысить оклад. Но появились сигналы… Поймите меня правильно. Наш концерн дорожит своей репутацией. Если один наш инженер имеет адрес – Промзона, это расценивается как толерантность со стороны руководства концерна. Но если два – это можно расценить как тенденцию, как недостаточную финансовую поддержку своим ведущим специалистам. Поверьте, что нам жаль с вами расставаться…
Я впервые испугался по-настоящему. Новое трудоустройство нас с Димкой отбросит до состояния нищеты. Точнее – меня, потому что Димку отнимут. Снова искать выход мозг отказывался. Моя хваленая «стрессоустойчивость» дала трещину. И тут я услышал голос своего друга:
– Увольнять никого не придется, потому что это я меняю и адрес, и место работы. А его вы можете смело отправлять на повышение.
Шеф не ожидал такого поворота событий. Мне показалось, что он даже испугался.
– Конечно, это будет выходом из положения, но ведь вас столько лет устраивал наш концерн. Что-то произошло?
– Да. У меня вчера умер отец. Я меняю место жительства и работы.
Друг бросил на меня короткий взгляд и отвел предательски заблестевшие глаза в сторону окна.
За окнами концерна темным пятном выделялась на фоне огней мегаполиса Промзона, где нам с Димкой теперь предстояло вместе жить и… постараться стать счастливыми.
Если близкие люди с тобой, то не рекламное, а настоящее человеческое счастье, – оно разве зависит от зоны обитания?Глава 3. Зона Освоения
1
Я сидел в пустой комнате перед работающим телевизором. Один… Когда дома находился Димка, вся жизнь наша вертелась на кухне. За маленьким тесным столом мы сидели, попеременно вставая к плите. Димка управлялся не хуже меня с простыми холостяцкими полуфабрикатами и отменно заваривал чай. Он, по примеру соседки Наташи, всегда покупал несколько сортов печенья и вафель малого размера и насыпал их в яркую плетеную корзиночку. В соседстве с чайником и бокалами, которые в нашей новой жизни увеличили свои объемы в три раза, стол производил впечатление изобилия. Мы садились за него и по утрам, и раза три за вечер. Чаем запивались не только блинчики, но и котлеты, вареные яйца, и бутерброды с рыбой. Чае-ужины готовил тот, кто первым проголодается, второй приходил на запах.
В прежней жизни для разных напитков существовали миниатюрные кофейные чашечки, пиалы, высокие тонкие бокалы и тарелочки с красивыми названиями – креманки, розетки и еще много всего, в чем разбиралась только жена. В нашей бывшей семье тоже ценился ужин.
Завтракать там приходилось по очереди, потому что время выхода из дома у всех членов семьи было разное. Каждый вставал в положенное время, доставал готовый завтрак и разогревал его. Обедали по месту работы и учебы – там тоже стандартный набор готовых разогретых блюд с пищевых фабрик. Другое дело – ужин. Собиралась наша семья, иногда спускались со своего этажа старики. Жена экспериментировала то с мясом, то с тестом, то с экзотическими коктейлями. Я любил все, что выходило из ее рук. Мы подолгу задерживались за столом. Блок для приготовления пищи сообщался со столовой, куда Света на тележке выкатывала свое очередное произведение. Сыновья восторженно шумели. Мать с отцом улыбались и одобрительно качали головой. Димка, как самый младший, разносил тарелки с кулинарными шедеврами по рангу: сначала дедушке и бабушке – основателям нашего дома, потом мне, потом старшему брату Васе и маме. Себе он выбирал «самый красивый» кусочек с самого начала и Света оставляла этому хитрецу его порцию в сторонке.
Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. Димка позвонить не мог. У него свой кодовый ключ. Рука зашарила в поисках домового пульта, чтобы нажать кнопку открытия. Я усмехнулся своей старой ненужной привычке и сам пошел к двери.
Это была Наташа. Она шагнула к своей «соседской» табуретке и без предисловий начала не то спрашивать, не то – утверждать:
– Не пришел Димка?
– Нет.
– Своей бывшей не звонил?
– Не разговаривает она ни со мной, ни с моей мамой. У Васи с Мариной еще год стажировки. Приезжают раз в месяц. Представляешь ситуацию? Две одинокие женщины в огромном доме, и – не общаются между собой. Что там делать Димке? К тому же его бабушка обязательно заставила бы его позвонить мне.
Наташа облизнула и по-старушечьи вытерла пересохшие губы. Димка торчал у нее часами, если не спала ее маленькая дочка. Девочка слушалась его больше, чем свою маму, плакала, когда он уходил. Тот не стеснялся перед сверстниками своей привязанности к маленькому ребенку, даже гордился ею.
В Промзоне ходили упорные слухи, что я – отец Наташиного ребенка, а Димка – сводный брат. Верили, что мы с Димкой переехали жить напротив Наташи не случайно и ждали, что вот-вот сойдемся.
– Надо сообщить ей. Она же мать.
– После развода она возобновила лечение у психиатра. На работе с ней контракт не продлили. Она совсем одна. Все друзья – одноклассники или сослуживцы. Вызывают негативные ассоциации. Досрочная пенсия по инвалидности невелика. Путешествия она позволить себе не может. Во всех несчастьях винит меня и все, что со мной связано. Свекровь и Димку – в том числе.
– Хочешь, я сама ей позвоню?
– Только не это! Спровоцируешь очередной приступ. Она же считает нас любовниками.
– Тогда вот что можно сделать. Ты сядь. Попробую объяснить.
Я сел напротив и вежливо приготовился слушать. Я догадывался, что она собирается предложить, и ценил это. Когда я поселялся в домике, стоявшем напротив ее жилья, она призналась, что ждет ребенка.
Промзоны – поселения в черте мегаполиса. Санитары и уборщики каждого городского района и живут, и работают в строго ограниченном пространстве. Передвижения по мегаполису оплачиваются по льготному тарифу только в направлении «дом – работа» плюс некоторые коммерческие и развлекательные маршруты. Для большинства жителей Промзоны, где работа и дом территориально совмещены, передвижение в другой конец города – процентов двадцать месячного дохода. Да и зачем? Продукты второй категории, ширпотреб, стилизированный под модные брэнды, кратковременный азарт от игр – все это можно приобрести в сотне-другой метров от дома. При таком раскладе рано или поздно узнаешь про каждую примечательную личность на своем жизненном пространстве.
Наташин бывший был именно такой примечательной личностью. Его настоящее имя было мне неизвестно. У нас все называли его Алексом. Он вырос в Промзоне совсем другого района и, вероятно, даже другого мегаполиса. Он показывал хорошие успехи и надеялся на что-то. Он отказался от родителей, когда ему предложили выбирать между интернатом и домашним очагом. Уже перед распределением на стажировку ввели дополнительные тесты по медицинским показателям, и Алекс их не прошел. Это был сбой в системе отбора, который потребовал дополнительных исследований. После них ему вживили чип контроля над эмоциями. Сам я не видел, но Димка рассказывал, что в приступе гнева парня выключает общий и очень болезненный паралич, поэтому у него всегда с собой успокоительные средства. Их лучше принять при первых симптомах перевозбуждения. Он научился принимать их вовремя и делать гадости с улыбкой. Только иногда он позволял показать другим свой гнев и, за секунды до паралича, нанести точный удар.
– Ты слушаешь меня?
– Да, Наташа, прости. Сама понимаешь…
– Это человек с большими связями и возможностями. Я видела у него штучки, на которые никогда не заработаешь в Промзоне. Грабежи при контроле над ним исключены. Ты слышал про сталкеров? У них своя система слежения и сбора информации. Если есть такие места, где могут прятаться подростки, он должен быть в курсе.
– Ты говоришь как посторонний ему человек, а не мать его ребенка.
– Это знаешь ты, а он, по счастью, сомневается. Иначе – даже думать страшно. Я так благодарна тебе за то, что ты поселился рядом. Теперь ему вдвойне трудно признать ребенка своим.
– Почему? Насильно замуж тебя не выдадут, а помогать тебе – обяжут.
– Он станет помогать… до поры до времени. А потом – украдет девочку.
– Даже не думай об этом. Где он ее спрячет? Это невозможно.
– Для таких, как он – возможно. У них свое братство. Уведут ребенка, и никто ничего не узнает. Болтунов уберут без сожаления.
– Зачем молодому мужику без семьи маленькая девочка?
– Затем, что Вика может оказаться его единственным ребенком. Если он официально женится, рождение детей в семье при его наследственности запретят. И его дочке лучше жить безотцовщиной, чем подвергнуться генетической экспертизе. Пристальное внимание обеспечено на три поколения вперед. Уже во втором, скорее всего, проведут кастрацию.
Меня положительно преследовало это страшное слово, которое резало слух и отдавалось почти ощутимой болью в определенном месте. Я поспешил сменить тему.