На другом берегу (сборник) — страница 25 из 44

– Как сталкеры принимают заказы?

– Проговорись, где надо, что ищешь помощь. Скоро тебя найдет незнакомый человек. Он выслушает, возьмет деньги, уйдет, и ты больше никогда его не встретишь. Заказ будет выполнен, но связи между посредником и исполнителем не установят.

– Слабо верится, что при современном уровне контроля цепочку связи и пути передвижения невозможно установить.

Наташа удивленно вскинула глаза и как-то странно на меня посмотрела. Впрочем, то, что она рассказала, лишний раз убедило меня в том, что о Димке никому не известно.

– Да кого волнуют их игры? Это же не массовое движение, а редкие одиночки. Та самая преступность, которая укладывается в допустимую статистику от одного до трех процентов и не выходит из Промзон в элитные кварталы. Не террористы. Работают осторожно, тихо. Кому надо – заплатят. Заказ возьмут не от каждого. От меня – возьмут. Поговорить с ним?

Я не мог отказаться сразу и обещал подумать. Объяснил, что нужно подождать результатов поиска официальными властями. Наташа пожала плечами и заспешила домой, где могла проснуться Вика. Но на прощанье посоветовала:

– Домой позвони срочно. Наведи разговор на Димку – так, чтобы потом можно было истолковать это как попытку узнать, не находится ли он где-то рядом.

– Думаешь, меня будут подозревать?

– Конечно. Согласись, в твоей судьбе так много странного, что это не может не вызвать подозрений. А ты же оправдываться не умеешь. Давай так. Смотри сюда, не отключайся. Видишь, я записываю телефон и название фирмы? У нас она популярна. Еще не подводила. Официально закажешь поиски сына. Неофициально – они подскажут, как защитить себя. Вплоть до того, что сфабрикуют алиби.

Я послушно взял записку. Наташе лучше не знать, что я уже обратился туда с подобной просьбой. Семья и знакомые должны быть искренне уверены в моей непричастности к исчезновению сына, иначе ареста не избежать.

2

Димка пропустил уже два школьных дня. На второй день приходящий учитель, как и положено, сообщил школьным инспекторам, что ребенок пропал из дома. Я дождался прихода полицейского, чтобы ответить на вопросы по поводу обстановки в семье, образа жизни и о вредных влияниях, которым мог подвергаться подросток.

Димка жил открыто и никогда не скучал. Конечно, он радовался, когда приезжали старший брат с женой и забирали его погостить в наш прежний шикарный дом, но он охотно возвращался ко мне – в хибарку на Промзоне. Целый вечер звучали рассказы о том, где живут и как стажируются Вася с Мариной. На стажировку в закрытую Стратегическую зону государства приглашались исключительно одаренные выпускники школ.

Теоретик Вася по-прежнему не любил рассказывать или расспрашивать, а вот прежняя гордячка Марина оказалась очень внимательной к мальчишке. Она привозила ему уйму подарков, хохотала до изнеможения, выслушивая его познания в области выбора подгузников и приучения ребенка к горшку, помогала выбирать развивающие игрушки для Наташиной дочери. Марина тоже верила, что Вика – моя внебрачная дочь. А Василий не верил.

Он страдал, видя, что мать стала равнодушна к Димке. В последний приезд ему удалось посадить их за общий стол. Света демонстративно молчала при сыне – предателе, который уехал жить с отцом. Вася неуклюжими казенными фразами начал спрашивать об учебе. Димка при этой больной теме стушевался. Марина, с ужасом увидевшая выражение злорадства на лице свекрови, поспешила взять инициативу в свои руки.

Она спросила, во что сейчас модно играть и получила воодушевленный рассказ об играх на пустыре «в терминаторы», после которых гордятся полученными синяками и ссадинами. Некоторые даже подрисовывают себе кровоподтеки, но Димке удалось и самому получить, и поставить приятелю настоящий фингал.

Марина поспешно сменила тему на то, как нравится ему обед. В ответ гость серьезно и основательно поведал и о своих успехах: как приготовить вечернюю запеканку из утренней недоеденной каши или сначала приготовить мясо и картофель для второго блюда, а потом, в той же кастрюле на том же бульоне, – суп из концентратов. Цене и качеству концентратов он посвятил целую главу своего рассказа, потому что в богатом доме, где он вырос, их пробовала только бабушка в молодые годы.

Света без слов удалилась из-за стола. Повеселевший и раскрепощенный Димка в дальнейшем рассказе о Промзоне выдал адреса и имена производителей подпольных спиртных напитков, абортов и продажи временных блокаторов для чипов слежения. Никто из наших не слышал о том, что блокаторы для чипов существуют. А Димка знал, что они еще недостаточно совершенны и при действии свыше трех часов чип все-таки сработает на болевой шок. Нужно успевать выбрасывать адреналин за более короткое время. Сын с невесткой констатировали, что в Промзоне Димка адаптировался гораздо успешнее меня и, помести его в прежнюю среду, он бы умер со скуки.

Бабушка спокойно относилась к рассказам младшего внука. При редких встречах, когда Света соглашалась уехать из дома, чтобы позволить мне навестить старенькую маму, я слушал успокаивающие фразы: «Лучше, когда ребенок выговаривается, а не таит переживания в себе. Его рассказы носят описательный характер, лишены агрессии, страха и напоминают приключенческое осмысление новой действительности».

Полицейский старательно фиксировал результаты опроса. Получалась неплохая картина. В моей полусемье царила хорошая психологическая обстановка. Ребенка не лишали встреч с родственниками. Не было явных финансовых проблем. Я имел возможность оплачивать мамино медицинское обслуживание и дополнительное образование для сына. Правительственная дотация распространялась только на основные образовательные предметы, поэтому возможность перехода в старшее звено исключалась без дополнительных платных услуг.

– Вы меня не слышите. Вы в состоянии отвечать?

– Простите. Повторите последний вопрос.

– Была ли у вас с ребенком беседа по поводу его предстоящей кастрации?

Мы оба внимательно поглядели друг на друга. Каждый хотел понять, в чем будет подвох. Я был готов к вопросу.

– Какая кастрация? Вы можете спросить учителей. Они подтвердят, что предварительные тесты за среднее звено мальчик прошел успешно. Нам говорили, что для перехода в старшее звено нет препятствий.

– Разве бывает старшее звено обучения в индивидуальном варианте?

– Нам обещали посещение на общих основаниях с дополнительными репетиторскими занятиями. Это разрешено и практикуется.

Собеседник стал дотошно уточнять, что и когда говорили учителя, видимо, сверяясь с их показаниями. Я послушно повторил старую версию про прикладную направленность в обучении. Подумал и рассказал, что с одним из преподавателей Дима стал обсуждать вопросы, связанные с религией.

– Вы думаете, что ребенок мог истолковать религиозные постулаты как призыв к суициду?

– Я так не думаю. У меня мать – верующий человек и часто повторяет, что даже уныние – тяжкий грех, не говоря уж о самоубийстве.

– У Димы наблюдалось уныние?

– Нет.

Инспектору надоело меня слушать. Он решил перейти в наступление.

– У вас на словах все гладко. Я готов допустить, что вы с сыном о кастрации не говорили. Но он, живя в Промзоне, разумеется, слышал о ней. Ребенок переживал, боялся. Вы должны были обратиться к психологу. Он бы доказал мальчику, что это – безболезненное облучение и вполне рядовая процедура.

– Мы не планировали кастрацию, повторяю. Его результаты не давали повода…

– Да бросьте вы! Вы же понимаете, что это абсурд – мальчик из Промзоны на индивидуальном обучении – и вдруг поступает в старшее звено. К тому же его мать – пациентка неврологического центра. Отец нормален с виду и на приличной работе, но уезжает на постоянное жительство из Жилой зоны в Промышленную. А вы кастрацию не планировали.

Я не ожидал, что он почти слово в слово повторит то, что чуть раньше мне довелось выслушать от Григория. Григорий позвонил мне с месяц назад и предложил встретиться. После смерти своего отца он поселился в Жилой зоне. Дочь перешла в старшее звено. Жене Лизе подыскали работу с небольшой оплатой и нестрогим медицинским контролем. В клинику неврозов семья обратиться не рискнула, боясь поставить под сомнение наследственность дочери. В генетическом аппарате всегда что-нибудь да отыщется.

Наша встреча была короткой. Бывший сослуживец сообщил мне, что по своим каналам познакомился со школьной информацией закрытого типа. Вопрос о Диме решен. Поскольку предварительные тесты показали его способность к обучению в старшем звене и последующей специализации, то с точки зрения общественной полезности надо дать возможность подростку закончить школу. Домашнее обучение будет лишь подспорьем к основному. Мальчик находится под защитой социальной программы. Его проживание в Промзоне можно считать временным и вынужденным после развода родителей.

Для полноты картины необходима была информация о Светлане. Все-таки та проходила неврологическое лечение. И тут обиженная мать сказала школьному инспектору, что рождение на свет этого больного ребенка было ее ошибкой, что в ее роду и раньше случались заболевания, связанные с расстройством нервной системы, что проявлением неадекватности младшего сына является его патологическая зависимость от отца.

Встреча подстегнула сомнения инспекторов, и дальнейшее обучение решено было продолжить только после химической кастрации. Это избавит общество от его возможных неполноценных потомков и окажет успокоительное воздействие в сложный период полового созревания подростка. Официально мне еще не сообщали о принятом решении – ждали выпускных тестов. Поэтому я смело смотрел в глаза представителю полиции, который продолжал возмущаться.

– У вас была хорошая семья, свой дом. И не надо было идти против правил. Сдали бы ребенка на спецобучение. Кастрацию ему провели бы до переходного возраста, когда такая процедура не носит травмирующий характер. Нет! Вы пошли наперекор. И что мы с вами получим? Когда мальчика найдут, он будет помещен в интернат, кастрацию проведут без вашего согласия, вопрос о старшем звене пересмотрят.