– А куда ехать?
Егор сощурил глаза и наклонился ближе ко мне.
– Вы же говорите, что он оставил свой телефон дома. Значит, он знал.
– Что знал?
– Что есть такие места, где телефонные маячки не действуют.
– Не понимаю. Зачем тогда оставлять телефон, если маячок все равно не действует?
Егор досадливо поморщился:
– А чтобы не проследить путь до входа в эти места. Я, когда второй раз пошел, не успел туда. Теперь мне чип активируют. Только я знаю – чипы можно блокировать. Я туда все равно доберусь. Вы давали сыну деньги?
Я не знал, что и отвечать. С кем бы я ни говорил, все выходили на мою причастность к исчезновению. Прикидываться несведущим перед взрослым значительно легче, чем перед подростком. Он требовательно смотрел мне в глаза.
– Не то что бы давал, они у нас открыто лежали. Он мог брать, когда и сколько надо. Он сам делал все покупки, умел экономить.
– Ага, – обрадовался Егор, – значит, он накопил себе на проводника.
– Какого проводника, Егор?
– На сталкера в Зону Освоения. Там скоро война будет. Представляете?
– Ты хочешь на войну?
– А кто не хочет?
Возражать бесполезно. Он не поверит. И то, что он легко говорит со взрослыми, я бы не назвал контактом с ними.
– Егор, а где те места, ну, вход, что ли, к сталкерам?
– Никто не знает. Они каждый раз новые. Вы их не найдете, если только действительно не решите сбежать из города. Они понимают, по-настоящему ты их ищешь или притворяешься.
Когда увели Егора, ко мне на минутку заглянула дежурная воспитательница с дежурным вопросом.
– Вы хотите узнать что-нибудь еще?
– Скажите, – помедлив, решился я, – а что будет с Егором?
Она опять не удивилась и не возмутилась тому, что я сую нос, куда не следует. Похоже, этой женщине были знакомы все нюансы поведения посетителей.
– Конкретно об этом мальчике я вам сказать не могу. Это конфиденциальная информация. Обычно в таких случаях проводят коррекцию гормонального фона. Плюс психиатрическое лечение. У ребенка явные навязчивые, нездоровые идеи про мифических сталкеров, про войну. С ним все будет в порядке, не волнуйтесь. Мы работаем в тесном контакте с его родителями. Они тоже заинтересованы, чтобы их единственный сын получил специальность и нашел место в обществе.
– Вы сразу сообщите мне, если найдете Диму?
Женщина удивилась:
– Почему – если найдем? В нашем обществе дети не пропадают. Не волнуйтесь. Его обязательно отыщут и сообщат вам об этом в тот же день.
4
Я давно уже не пользовался индивидуальными электромобилями подземных тоннелей, а ездил в общих электричках. Карта передвижения человека из Промзоны сузила мне возможность льготного проезда. Экономия стала неотъемлемой чертой моей жизни. Схема передвижения в мегаполисе была настолько сложной, что запомнить маршруты пересадок никто не пытался. Карта после активации выдавала схему проезда и пересадок, учитывая напряженность линий и направления движения ближайших по времени поездов.
В магистральном тоннеле пассажиру не до размышлений, и в голове моей мелькали обрывки мыслей, но к выходу из тоннеля на аллею, ведущую в Промзону, они складывались в невеселую думу. Сколько лет длится история с Димкой? Года четыре? А мне кажется, что она длиннее, чем три с лишним десятка лет, которые были до этого.
Меня упрекали, что я не умею отпускать ситуацию, что все усложняю, что много беру на себя. А я задавал себе вопрос – был ли я человеком до беды с сыном? Жил себе как робот, выполняя заданную программу по производству общественных благ, вовремя заправляемый финансами, пищей, информацией, эмоциями, удовольствиями. Отъезду собственных родителей на Льготную зону не помешал! Так и не заметил, как удовольствия заменили счастье. А может, счастья никогда и не было?
Удобно думать так, как принято. Жена попыталась войти в такое состояние и в результате превратилась в человеческий суррогат. «А что? – возразят мне. – Она имеет небольшой постоянный доход, кров и пищу, гордится старшим сыном, ласкова с невесткой и будет прекрасной нянькой для их будущего ребенка». Только я не смогу больше жить искусственной жизнью и делать вид, будто верю, что Льготные зоны для стариков и интернаты, лишающие подростков продолжения рода, – благо.
В нашем дворе я издали увидел Наташу и еще одну женщину. Я подошел ближе. Не может быть – сестра Верочка! Первый раз у меня в гостях! Муж ее, Сашка, навещал нас раза три, довольно хмыкал, обходя нашу квартирку, и шутил, что привезет сюда раскладушку, будет здесь скрываться, когда жена начнет его пилить. Александр лукавил – сестра не умела пилить.
Муж сестры являлся полной противоположностью мне – учился ниже среднего, но каждые четыре года исправно переходил в следующее звено. За баллами не гнался, но ниже нормы не позволял себе опускаться. Прошел специализацию по узкой технической специальности, работал без замечаний, попробовал некоторые экстремальные виды спорта, но дал слово, что не возобновит этих увлечений, пока не поставит на ноги дочку. Его отец очень боялся, что он приведет жену-экстремалку д стать себе, но он высмотрел и приручил мою сестру – послушную и спокойную зубрилку.
Вера училась хорошо, но специализацию не успела пройти из-за раннего замужества и забыла о карьере сразу же после рождения дочери. Небольшое пособие позволяло ей оставаться дома до поступления ребенка в младшее звено. А это время было уже не за горами. Пора было подумать, наконец, и о запоздавшей специализации, но Сашка не представлял дом без жены и не торопил ее с этим.
Вера осторожно давала гладить своей дочери маленькую Вику.
– Ну, совершенно не похожа на маму.
Но мою соседку не проведешь, поэтому она, улыбаясь, отвечала:
– На Влада – тоже, если вы это хотите узнать. Это не его ребенок.
Верочка смутилась.
– Я его ни о чем не спрашивала. Просто, Света – больной человек, а мне казалось, что мужчина не может долго жить без женщины…
– Разные есть мужчины…
Я поспешил объявиться, чтобы не стать свидетелем и предметом женского разговора о самом себе. Громко поздоровался и подхватил на руки выросшую и, как всегда, нарядную племянницу. Сестра прослезилась, Наташа нахмурилась. Обе скрывали изо всех сил, что жалеют меня.
– Я приглашала Веру в дом, но она захотела погулять с дочкой на солнышке. Вот сидим да сплетничаем обо всем понемножку. Ну, что встал? Зови сестру к себе. Мы еще погуляем. Не волнуйтесь за свою девочку. Я присмотрю.
Я позвал Веру, и она послушно прошла следом за мной, потихоньку оглядывая обстановку. Она села на «соседский» табурет и опустила голову.
– Вера, если ты приехала поговорить о Димке, то ничего нового я сказать не могу.
– Я знаю. Я от мамы. Ей стало хуже. Она хочет видеть тебя. Если мы приедем вместе, то никто не сможет упрекнуть тебя в свидании с женой после развода. Врач подтвердит, что медицинские показания для встречи были.
– Что-то серьезное?
– Да, очень. Ты опять забыл включить телефон.
– Ах, да. Я же был в спецучреждении. Выключил перед беседой.
– Ты его включай, пожалуйста. У тебя идет поиск сына, и могут подумать, что ты не интересуешься результатами.
– Спасибо. Я буду помнить. Пошли к тоннелю.
– Ты, наверное, устал, голодный.
– Ерунда. Пойдем. У мамы что-нибудь найдется.
– Нет-нет, перекуси, мало ли что. Света может закатить истерику. Я подожду. Мне интересно посмотреть, как вы жили.
Пока я колдовал на кухне, Верочка обошла квартирку. Кухня была местом полуприбранным, но жилым. В душевой кабинке спрятана кучка не выстиранного белья. Надо будет выкинуть. Стирку мы разыгрывали на спор. В холодильнике лежали какие-то пачки с полуфабрикатами. Мы любили вечером устроить небольшую ревизию продуктам. Без Димки все казалось безвкусным, пресным. Пока я глотал бутерброд, Верочка переместилась в комнату, но долго не задержалась.
– У вас как-то пусто.
– Мы там только вечером обитаем.
– Но Дима же был здесь, пока ты на работе.
– Только с учителем. А потом убегал к Наташе или на улицу.
Верочка провела рукой по крышке стола, потрогала корешок учебника.
– Разве не запрещено ребенку находиться без присмотра?
– Официально у меня было соглашение на присмотр с Наташей. Денег с меня она не брала, но с Димой ладила. Мальчишки у нас собираются вместе, играют. На это смотрят сквозь пальцы. Все же на виду.
– Никто ни разу не пожаловался?
Я невольно улыбнулся.
– Верочка, тут совсем другая жизнь. Здесь, на территории, на которой стоит мой дом, проживает десятка три семей. Здесь все видят и все знают: кто жалуется, кому жалуется. А тот, кто жалуется, знает, на что жаловаться можно и на что – нельзя. Ему же здесь придется жить и дальше.
– Но если все и все видят, куда мог пропасть мальчик?
– Сам ломаю голову.
– Влад, мне кажется, что это подготовленный побег, но разве Дима мог так придумать и скрыть все от тебя?
– Придумать – мог, а скрыть – нет. Мне он рассказывал все.
Сестра подумала и решилась:
– Мы с мужем считаем, что ты в большой опасности. К нам приходил инспектор с вопросами. Саша сразу все понял и ответил так, чтобы не было сомнений в твоей непричастности к исчезновению сына, но он пойдет по другим адресам и, в конце концов, за что-нибудь зацепится. Влад, тебя могут подвергнуть допросу на детекторе лжи или под гипнозом. Они собирают основания для санкции.
– Не волнуйся, я постараюсь увидеть Димку до принятия санкции. Нам пора. С маленьким ребенком до магистрального можно полчаса идти. Как ты решилась ее с собой взять?
Сестра опустила глаза.
– Я такая дура стала, Влад. Я боюсь оставлять ее.
– Бояться – плохая привычка. Света боялась, и результат ты знаешь. Думай о специальности. Саша – мужик хороший, но надо же и на себя рассчитывать.
– Пойдем, отпустим домой Наташу.
5
Мой бывший дом показался мне еще более красивым, чем я его помнил. Сад без стрижки превратился в уголок леса и закрывал почти два этажа. Вера шепнула, что Вася с Мариной успевают по