Ребятам-поисковикам сегодня разрешили не выходить на работу. Димка сидел посреди комнаты грязный, усталый и злой. Я с удивлением рассматривал на его лице щетину. Таким небритым я его никогда не видел. Он был аккуратным парнишкой.
Глядя на сына, я засомневался, начинать ли разговор с утра, или отложить до конца дня, но всё-таки начал выкладывать новости, начиная с плохих. Он внимательно выслушал новую версию исчезновения его друзей и даже встрепенулся:
– Значит, они ещё могут быть живы?
– Ты даже не удивился. Мне говорили, что это секретная информация.
– Про конкретного очевидца – да, но слухи ходили. Про инопланетян. Про снежных людей. Про медведя-людоеда. Понимаешь, количество пропавших людей за последние десять лет выросло настолько, что не укладывается в рамки случайности. Комитет не мог обойти эту тему. С него обыватели спрашивают.
– Ты веришь в инопланетян?
– Я ещё в городе слышал, что контакт произошёл давно, но умышленно скрывается. В курсе разве что Совет Координаторов.
– Почему скрывают контакт?
– Трудно сказать. Может, потому, чтобы оппозиция не искала в них потенциальных союзников. Это вызовет раскол общества и мнимые надежды на обмен достижениями и улучшение жизни. Зачем кому-то издалека украшать жизнь землян? Я бы на их месте пообещал много, дал бы кое-что немногим, ресурсами бы подзаправился. Чем у себя соблюдать нормы, платить налоги, организовал в глухомани производственный конвейер, поставил трудиться на нём отбросы общества. Прямая выгода!
Я с уважением посмотрел на сына. Его долго сравнивали со старшим братом. Тот был хорошим математиком, программистом и аналитиком, но рассуждать вслух не любил. Димка, напротив, с детства говорил много и охотно. И мы снисходительно терпели его болтовню. Эх, кто из нашей семьи смог бы так адаптироваться здесь, как удалось ему!
– В последнем разговоре со мной хозяин назвал себя посредником. Как ты думаешь – все начальники зон с ним в теме?
– Если есть сговор – должны происходить встречи. И, наверное, они уже состоялись, раз комитет ведёт своё расследование.
Я спросил, как могло получиться, что в комитет нашей зоны вошёл Юрка.
– Рисковый парень. Горластый. Сильный. Живёт весело.
– Нужно жить весело?
– Конечно. Ты говоришь, он продал мне агрегат по наводке?
– Да что за агрегат? Ты обещал показать.
Сын достал из стенного шкафа коробку. На первый взгляд его покупка выглядела как обычная игровая приставка с функцией просмотра фильмов. Их можно заказать в центральном офисе. Вещь дорогая, почти бесполезная в условиях зоны, где после десятичасового труда люди приходили в бараки для приёма пищи и короткого отдыха. Юрка утверждал при продаже, что это компьютер с функцией отправки и получения электронной почты. Поговаривали, что спутниковую блокаду территории научились преодолевать здешние специалисты.
За время своего проживания в зоне Освоения я с удивлением замечал, как сужается мировоззрение попавших сюда людей. В конторе лежали несколько рекомендованных периодических изданий, но их мало кто читал. Светские новости городов казались менее интересными, чем прогноз погоды на сезон. День состоял из ряда физических действий, приёма пищи, бытовых операций. В минуту отдыха к книгам тянуло больше, чем к фильмам, которые и до конца не удавалось-то досмотреть, потому что человек просто засыпал.
– Ты понимаешь, Дима, что вещь пришла к тебе не просто так? С одной стороны – средство связи, с другой – адрес.
– Адрес? Какой адрес? – удивился сын.
Я положил перед ним журнал на нужной странице, наблюдая за выражением его лица. Он коротко взглянул на меня, когда увидел свадебную фотографию своей матери, долго, отвернувшись и наклонив голову, рассматривал две урны на аллее. Похоже, что его тоже обрадовал малыш – сын Васи и Марины. Приписку с рекламным адресом он не разглядел, мне пришлось отчеркнуть ногтем фразу «для отдалённых районов».
– Папа, зачем мы им?
– Не понял. Что значит – зачем? Ты разве не скучаешь?
– Мне просто некогда. Не обижайся. Я на месте. Здесь меня не записывают в неполноценные. Я не вернусь в город.
– Конечно, не вернёшься. Таких денег и возможностей у нас не появится.
– Даже если появятся. Меня здесь всё устраивает, только бы ты не страдал. Тебе здесь тяжело? Скажи честно.
Похоже, он давно хотел задать этот вопрос, но боялся утвердительного ответа.
– Не в том дело. Просто, в городе я мог для тебя сделать что-то, а здесь ты прекрасно обходишься и без меня. Зачем я тебе?
Димка растерялся.
– У меня больше никого нет. В городе были ещё бабушка и Наташа, а здесь – только ты.
– А брат?
– У брата своя семья. Слушай, а может, ты хочешь жить с Вероникой? Я найду обмен – две комнаты рядом. Одна – вам, вторая мне.
– Я никогда не думал о Веронике, как о жене. Я даже толком её не знаю.
– Ты не знаешь, как она сюда попала?
– Нет. А ты знаешь?
Димка знал всё. Вероника прибыла на зону на пять лет раньше нас. В городе она росла в очень обеспеченной семье, прекрасно училась, была единственной и любимой дочерью. У неё было много поклонников, а она выбрала тихого одноклассника, который преданно ухаживал за ней с начала обучения.
К окончанию старшего звена выяснилось, что она беременна. Родители могли бы попросить ребёнка в опеку до окончания стажировки дочери. Но тут выяснилось, что будущий отец, скорее всего, не пройдёт выпускные тесты. Родители запаниковали и стали уговаривать её избавиться от возможного неполноценного ребёнка. Вероника (или как тогда её звали?) предложила своему парню бежать. Он вроде бы согласился, но потом испугался покидать город и выдал её.
Парня отправили в спецшколу, а Веронику поймали, накачали успокоительным и, с разрешения родителей, сделали аборт. После этого она затаилась. С месяц послушно ходила на занятия, но тайком искала сталкеров, и при первой же возможности выкрала у отца кредитки и оплатила побег.
Я с грустью слушал сына и думал о собственном эгоизме. Я плохо разбирался в женщинах. Будущую невестку Марину я считал легкомысленной. А вот Вася сразу понял, что её поведение – показное, а чувства – настоящие. Может быть, меня любила Наташа и ждала решающего шага? Может быть, от моего невнимания страдала Света? Теперь вот Вероника подбросила мне ребус со своей ролью, на которую я купился.
– Странно, что ты хочешь меня женить. Что бы это значило?
– Зря смеёшься. Для меня бы это значило, что ты тоже не думаешь о возвращении в город.
– Я уже не думаю о возвращении в город. На переезд отсюда в Жилую зону одного человека работают два поколения его предков. Не только физически, заметь, интеллектуально. Если туда сможет вернуться кто-то из нас, то это будет разве что твой взрослый ребёнок.
– Я должен ждать этого, чтобы больше его никогда не увидеть!? У взрослых ошибочные представления о счастье детей. Меня бы спросили. Я правду с десяти лет в себе вынашиваю. Счастье – это когда рядом родители.
Нет, он не запнулся. И не сказал «папа», потому что мы оба понимали, какое единственное слово может считаться синонимом понятия «счастье ребёнка».
8
Я не врал Димке и давно не думал о возвращении в город, потому что свято верил, что такого случая для нас не представится. Как оказалось, ошибался.
После стука в дверь моего «производства» к глазку придвинули пропуск от хозяина. Я отодвинул засов, взял записку начальника для изучения и, не рассматривая вошедшего, кивнув ему на стул напротив себя. Но уже через несколько минут понял, что не могу читать наряд, потому что меня внимательно изучали. Поднял глаза и сразу узнал своего посетителя.
Кажется, его звали Егор. Да, точно. Егор Быстров – любитель побегов из дома, которого готовили к «коррекции гормонального фона и психиатрическому лечению». Он вырос, повзрослел, но черты лица сохранили ту самую детскую непосредственность, которая в городе вызвала во мне симпатию.
Он ждал, когда я обращу на него внимание.
– Как мне вас называть?
Ах, да! У нас не принято выспрашивать, кем ты был в городе и как тебя там звали. А он помнит, как в приёмнике-распределителе Жилой Зоны я представлялся ему Владимиром Николаевичем. Тогда Егор безошибочно угадал, куда направился мой сын и заверил, что сам обязательно сбежит в Зону Освоения, чтобы принять участие в войне.
– Дядей Андреем. Давно ты здесь? – я дал понять, что помню его.
– Я попал сюда через полгода после вас. Имя получил красивое – Артём.
– Действительно – красивое. Жить будешь в нашем посёлке?
– Не-е. Я прислан с другой зоны за вашим продуктом. Говорят, вы – спец.
– Кто говорит?
Положительно, этот парнишка понимал всю скрытую подоплёку вопроса. Небрежный тон его ответа совсем не вязался с серьёзным взглядом.
– У начальников зон бывают совместные производственные совещания. Заканчиваются угощением. Там вашу продукцию оценили. Я теперь к вам часто буду наведываться. Можете просить прибавки к жалованию.
– Я, Артём, просить не научился. За любую просьбу придётся расплачиваться услугой, чаще неприятной. К тому же я не думаю, что начальники зон часто собираются вместе. Да и возможно ли это? Охват территории очень большой!
Мы оба непроизвольно оглянулись на дверь. Дверь была закрыта – «по инструкции», а подслушивание через неё было исключено.
– В последнее время начальники зон собираются часто, но не афишируют это. С дальних зон гостей нет. О чём говорят – неизвестно. Ко мне с этим вопросом ваш парнишка подходил – Юркой, кажется, зовут. Можете ему передать информацию, как бы от себя. Меня не упоминайте.
– Ты со своей тарой?
– Да.
Я взял у него из рук канистру и пошёл её наполнять. Продолжать разговор было опасно. Он тоже рисковал. Юрке открыться не пожелал, а информацию счёл нужным передать.
Отметив в своей тетради отпуск спирта, я показал, что наша встреча подошла к концу. Но Егор-Артём ещё медлил.
– Дядя Андрей, как вы живёте?