— Прошу, подвиньтесь.
— Да вот вам место, чем не место.
— Да мне к окну надо бы.
— Да багаж у меня там. Вот же место, чем не место.
— Да туда только куклу можно уместить, а не меня.
— Да вот место-то. А я инвалид. Сижу здесь.
— Да чтоб у тебя язык онемел, инвалид.
— А вот мужик на Крючково там у себя посадил грецкий орех. И вот вырос он, ну, на вид как, ну, как орех. Только кожура зеленая и грязная. Счистил ее вот так, откусил — по вкусу орех, но, блин, недозрелый же. Недозрелый, ну.
— Галина там с Андреем живут. В Крючково. Давно не видел.
Я ехал среди всех этих стариков и улыбался, наслаждаясь моментом. Поглядывал по сторонам, даже не доставая фотоаппарат. Все-таки не зря столько времени ждал электричку. Заметил, что в Сибири очень много сорок — очень люблю их, они же безумно красивые. Но почему-то в народных поверьях сорока — плохой знак, есть прям масса плохих примет, с ними связанных: и украсть могут, и несчастье принести. Но все самое тяжелое точно осталось позади, впереди спокойные, одинаковые дни и максимум — затишье перед бурей.
Тем временем за окном разыгрывается самая красивая сцена за все девять или сколько там уже дней. Пока мы стоим на станции, на улице мужик в спортивном костюме выходит из своей синей «шестерки». Не закрывая дверь, об ее уголок тихонько начинает бить чуть сваренное яйцо, которое элегантно достает из кармана. Немножко счищает сверху и выпивает его целиком, сильно запрокинув голову. А потом достает сигарету и закуривает от удовольствия. И все это с невероятным изяществом! Мы едем дальше.
— А на улице-то плюс двадцать. А я загорелый весь. Хоть двадцать всего. А смотри, какие руки чернющие.
— Грибов-то не стало.
— Что?
— Грибов-то не стало.
— Чего?
— Не стало грибов-то.
— А. Да. Не стало. Хотя у нас на двенадцатом есть еще. Только хрен найдешь.
— А темно когда сейчас?
— Да в 8 вроде.
— Ну да. В 8 темно, но видно еще. А в 8:15 уже не видно ничего. А темно так же. Инвалид я.
Апогей наступил прям у Красноярска. В вагон заходит мужик с коричневой кепкой Nike и усами такого же цвета. И начинает петь под гитару: «Главное, ребята, сердцем не стареть». Поздно, я уже ассимилировался.
Красноярск — безумно красивый сибирский город среди гор и широченного Енисея. Жаль, конечно, что на него у меня был всего лишь вечер, да и те часы, когда солнце еще не село за горизонт, я потратил на поиск хостела, обработку фотографий и внезапного сна, который охватил меня перед ноутбуком, в сидячем положении. Но стоит понимать, что в Красноярске я уже чувствовал, что Байкал совсем рядом, поэтому рядом и конец всего путешествия. Да и сил на изучение новых городов уже не было — я был эмоционально выжат. С вами же точно случалось такое ощущение, когда ваша поездка так до упора распланирована и напичкана событиями под завязку, что к концу не хватало чувств уже вбирать в себя красоту и приключения.
А ведь мне было так важно не перегореть к Байкалу, я, конечно, не много об этом думал, но искренне надеялся на катарсис, на откровение, на то, что меня в конце концов разорвет пополам, когда я доеду до конца. Но на это обязательно нужны ресурсы. Поэтому на оставшиеся дни я решил снизить темп, меньше фотографировать, реже записывать мысли в блокнот и просто предвкушать, глубоко выдыхая и собирая все мысли в кучу, как будто перед прыжком в воду с высокой вышки. Все должно пройти идеально.
В Красноярске у меня был всего вечер, но программа максимум была сделана. Успел обжечь язык, уснуть на полчаса перед компьютером, купить штаны. Последнее было важным заданием на этот город. А то как-то неуважительно было бы начинать знакомство с Байкалом в штанах с порванным «очком». А вообще погулял без тяжелого рюкзака по центральным улицам, поел непривокзальной еды и в целом отдохнул. Перед Байкалом из больших городов будет только Иркутск.
День 10
КРАСНОЯРСК — ИЛАНСКАЯ 9:27–14:20
ИЛАНСКАЯ — ТАЙШЕТ 17:23–20:31 (+1 ЧАС)
В Красноярске уже стойкое ощущение, что я на финишной прямой. Следующий большой город — Иркутск. А там и до Байкала рукой подать. Хоть и расстояния небольшие, но до Иркутска ехать три дня. Поеду с закрытыми глазами, может, и дни быстрее пройдут.
С утра я встал пораньше, чтобы запомнить Красноярск при свете солнца. Несколько раз повторил вечерний маршрут по центральным параллельным направлениям, лавируя между улицами Ленина, Карла Маркса и проспектом Мира. Вспомнил, что не пил хороший кофе уже десять дней — этого порой не хватало острее желания съесть горячий суп. После повторного визита на Виноградовский мост (вело-пешеходный вантовый мост — прекрасное зрелище, вспоминал рядом с ним набережную и похожий по настроению мост в Тюмени) забежал в кофейню «Академия кофе» — самую лучшую здесь, если отдавать свою судьбу отзывам. Взял кофе с собой и добежал с ним до вокзала, чтобы сесть у окна со стаканом теплого пока еще напитка и снова попробовать ощутить себя счастливым туристом с горящими глазами, как это было в первый день.
И, честно говоря, сработало. Тут спасибо не только кофе и выспавшемуся телу, но и внезапному диву за окном, к которому я не был готов. Если вы прилетите в Красноярск самолетом, обязательно возьмите билет на электричку и проедьте хотя бы две остановки от станции Красноярск-Пассажирский через Енисей по железнодорожному мосту. Схожие эмоции возникали при пересечении Волги в Нижнем Новгороде. Мелькающие перед глазами сваи мостов с громким, но приятным гулом, а на фоне ошарашивающая голубая бесконечность реки поражает все тело с ног до головы, а если еще выбежать в тамбур, надпись «Не прислоняться» на дверях добавит глубины. И после моста резкое наступление тишины приводит к приятному чувству опустошения и очищения.
На станции Злобино в вагон вошли лица исключительно бандитской наружности. Один из них сел напротив. Через полчаса эта бандитская рожа внезапно для нее же начинает медленно расплываться в улыбке при виде за окном комбайнеров, собирающих пшеницу. Оттенок кожи, кажется, меняется с подпито-синего на нежно-румяный, за улыбкой показываются золотые зубы, которые блестят на солнечных лучах, а бритая голова начинает ходить ходуном вместе с ушами от радости и появляющихся мыслей.
В Сибири, к слову, закончились «километровые» станции. Помните, я сетовал на то, как же мучительно тяжело ощущать расставание с близкими людьми, когда слышишь «Следующая станция — платформа одна тысяча триста двадцать первый километр». Так вот, после Новосибирска я почти перестал замечать числа от машиниста. Если подумать, то сколько километров — это далеко? Пятьсот? Тысяча? Больше четырех тысяч, как у меня было в тот момент? Решительно непонятно.
По соседству сидели две бабушки, читающие газету «За возрождение села» от какой-то очередной партии. На обложке красовались трое мужчин, судя по всему, депутаты, в рубашках поло и ехидными улыбками, а на последней странице большими буквами было написано: «Все мы, братцы, родом из деревни». И, кажется, кто-то из этих троих врал.
— «Солянка» готовится на выход, — объявил машинист.
Представил, что в Солянке есть спортивная команда, например футбольная. Сборная солянка. Это из рубрики «Шутки за 300».
До Иркутска придется ночевать в Тайшете и Тулуне. Если еще вспомнить любимую станцию Шаля, то может сложиться впечатление, будто я по Франции на электричках рассекал. А вот электричка до более русской станции Иланская ехала, по ощущениям, какую-то вечность, хотя в итоге прошло пять часов. Там мне нужно было провести ровно три часа, что казалось как раз идеальным таймингом для исследования города с населением в пятнадцать тысяч человек. И кто бы мог подумать, что в таком городе так много интересных мест, красивых видов и любопытных памятников: от крипового самодельного знака «Я люблю железную дорогу» (наконец-то я сфотографировался рядом с таким) до обелиска в память борцов революции, «павших от рук белогвардейцев». И это еще не все. Вечный огонь рядом с магазином продуктов «Ромашка», стремные лебеди из гранита, покрашенные в синий цвет, огромная красно-кирпичная водонапорная башня, церковь Александра Невского с часовней недалеко от вещевого рынка, огромная надпись на жилом доме «Идеи Ленина живут и побеждают», памятник женщины с ребенком, которые машут в сторону железной дороги, а перед ними красный мусорный бак «Шлак зола», где копошился бездомный старик. Ну и, конечно, наш любимый паровоз-памятник Эм 730–73, на котором белой краской красиво написано:
Горжусь тобой, трудяга-паровоз!
Благодаря тебе наш город рос!
Заслуженно ты встал на пьедестал!
Визитной картой Иланского ты стал![4]
Любил автор стихотворения восклицательные знаки.
Я мог бы остаться в Иланском. Не в каждом городе с таким населением столько самобытности и жизни. Мог бы и остаться тут жить. Наверное, он просто больше всех напоминает родной Ковров. Те же кривые улицы, та же старая часть города с поймой. Только вместо Клязьмы озеро под названием Пульсометр. Но больше всего здесь жизни скрыто на стенах разваливающихся пятиэтажек. Вот надпись золотой краской «Мемы с фочана», а вот объявление «А ты купил билеты в цирк?» с изображением Дяди Сэма. Кульминация — у вокзала надпись «Россию — для грустных». И приписка отдельно — «Спасибо».
Поговорив с бомжами, которых здесь оказалось очень много, и, в принципе, они были достаточно болтливыми, я отправился ко второму поезду дальнего следования на моем пути — нужно было доехать до Тайшета. Почему-то Красноярский край и Иркутская область не хотят сообщаться между собой электричками. Благо всего два часа.
Как только вошел в поезд, сразу стало ясно, что тут читали мой манифест от лица пассажиров электричек. Люди стеснительно отводили глаза, никто ничего не ел, даже столы пустовали. Все тихо сидели, уставившись в пейзажи за окном. То-то же. Но я все равно сойду в Тайшете и не поеду с вами до Иркутска.