— Счёт ведётся от уровня моря, — сказал Рам Чаран, — потому что все океаны и моря соединяются друг с другом и поверхность их всюду находится на одинаковом уровне. Поняли?
Мне казалось, что всё понятно. Но Каген решительно замотал головой.
— Нет, — заявил он. — В горах ведь тоже бывает хорошая погода. Почему же она должна вдруг испортиться от того, что мы притащим туда барометр и убедимся в понижении атмосферного давления?
Сеггридж снова разразился смехом. Академиков улыбнулся. Но Рам Чаран оставался серьёзным.
— Носить барометр никуда не нужно, — сказал он. — Для каждого места на Земле атмосферное давление должно быть постоянным. В горах — меньше, ниже уровня моря — больше. Изменения же его происходят по совсем другим причинам. Например, барометр в Макассаре сейчас падает потому, что нагретый в этом тропическом районе воздух, расширяясь, делается менее плотным, уносится вверх. Вот почему внизу уменьшается атмосферное давление. Чтобы его снова повысить, сюда устремляются потоки плотного, холодного воздуха из других областей планеты. Они сталкиваются с потоками тёплого воздуха, и тут-то начинается настоящая кутерьма: поднимается сильный ветер, сгущаются тучи, разражаются грозы, ураганы и штормы… Это-то и предвещает сейчас барометр.
— А как этот прибор устроен? — спросил я.
— Очень просто, — сказал Сеггридж. — Смотрите!
Он закрыл рот и надул щёки. Говорить в таком состоянии он, конечно, уже не мог и сделал знак Рам Чарану, чтобы тот продолжал.
— Представьте себе, — сказал Рам Чаран, — что щеки мистера Сеггриджа сделаны из тонкой жести. Это просто такая запаянная со всех сторон коробочка, в которой находится немного воздуха. Что произойдёт, если давление снаружи вдруг повысится?
Сеггридж очень смешно втянул щёки.
— А если понизится, и давление внутри станет больше, чем снаружи?
В ответ Сеггридж снова надулся.
— Вот и все, — сказал Рам Чаран. — Приделайте к одной щеке мистера Сеггриджа небольшую стрелку, и барометр готов. Благодарю вас, Сеггридж, дышите!
Мы тоже поблагодарили Сеггриджа и бросились к окнам. Нам хотелось своими глазами увидеть бурю, шторм, ураган и всё прочее, что там должно было произойти. Но вокруг самолёта были только густые тёмные тучи.
Самолёт пробивался сквозь сплошное месиво туч. Крылья его блестели от осевшей на них влаги. С каждой секундой туча делалась всё темней и плотнее…
Из репродуктора снова раздался голос лётчика:
— Внимание! Впереди грозовой фронт. Прошу разрешения набрать высоту и отклониться от курса. Необходимо обойти грозу.
— Но мы хотим посмотреть грозу! — заявила Нкале.
— Нельзя, — спокойно сказал Александр Петрович. — Это опасно.
— Мы не трусишки, — скромно возразила Нкале.
Ленкин дедушка вдруг возмутился и заявил, что мы придумали вздор.
— Поймите, — горячился он, — через грозу никто никогда не летает. Академиков не может это позволить. Ясно?
Но Ленка не соглашалась:
— Если мы… то есть они не полетят через грозу, то какая же это игра? Скука!..
— Решено, — объявил Генка. — Или летим, или я не играю!
Ленкин дедушка растерянно посмотрел на меня…
Рам Чаран повернулся к Нкале:
— Это очень опасно. Во время грозы тучи заряжаются электричеством. Величина зарядов бывает так велика, что искры, которые проскакивают между двумя тучами или между тучами и Землёй, могут иметь в длину несколько километров… Такие искры называются молниями. Температура их достигает миллионов градусов. Вы себе представляете, что получится, если молния прошьёт самолёт?
— Мы превратимся в жаркое, — сказал Сеггридж.
— Именно так, — улыбнулся Рам Чаран. — Особенно опасны молнии, имеющие форму огненного шара, плывущего в воздухе. Иногда он внезапно взрывается.
У Нкале округлились глаза…
— Взрыв, собственно говоря, сопровождает любую молнию, — сказал Сеггридж. — В одно мгновение воздух, через который проскакивает молния, сильно разогревается. Он расширяется с такой быстротой, что происходит взрыв. Это и есть гром…
Тут уж Каген был задет за живое. Взрывы он считал своей специальностью.
— Нам очень нужно, — твёрдо сказал он. — Мы никогда не бывали в грозе, не видели молний, не слышали грома… Мы никогда не…
Он хотел перечислять ещё некоторые явления природы, которых мы «никогда не», но в этот момент справа от нас блеснул ослепительно яркий свет, мгновенно разорвавший царящую за окнами темноту и озаривший салон самолёта. Одновременно раздался оглушительный грохот. Самолёт подбросило вверх и швырнуло вниз. Мы полетели на пол…
— Для начала неплохо, — сказал Сеггридж, поднимаясь с пола и потирая ушибленный лоб.
Рам Чаран подобрал лежавшую возле осколков стакана ложку и протянул Сеггриджу:
— Прижмите ко лбу, коллега. Иначе у вас будет шишка…
Самолёт выровнялся. В салоне снова прозвучал голос лётчика:
— Гроза вокруг нас. Жду указаний.
Я смотрел на Александра Петровича. Он был начальником экспедиции. Окончательное решение зависело только от него.
Академиков колебался. Идти наперекор нашим желаниям он не хотел. Ведь мы были гости. Но и рисковать ему не следовало — за наши жизни отвечал он. Получалось глупое положение…
Учёный с надеждой посмотрел на меня. Если бы я сейчас заявил, что нужно выходить из грозы, он был бы счастлив. Но поди, докажи потом Нкале и Кагену, что я не струсил!. Поэтому в молчал.
А снаружи, за тонкими стенками «Голубой кометы», бушевала гроза.
Самолёт швыряло, как щепку. Встречный ветер ураганной силы резко замедлял полёт. Мгновениями казалось, что мы застряли на месте. А в следующий момент машина делала страшный рывок вперёд, и нас разбрасывало кого куда…
По стёклам иллюминаторов хлестали потоки ливня. Беспрерывно сверкали молнии. Они полосовали тьму, извивались огненными зигзагами, вспыхивали у самых глаз. От этих вспышек мы почти совершенно ослепли.
Неизвестно было, когда кончаются раскаты одного грома и начинается гул другого.
За мокрыми стёклами клубились густые чёрные тучи, похожие на огромных косматых чудовищ. С неудержимой яростью они набрасывались друг на друга. Казалось, что между ними шла смертельная схватка. Они грызлись молниями и ревели громами…
Ухватившись обеими руками за спинку кресла, Рам Чаран, не отрываясь, смотрел в окно. Нкале и Каген стояли рядом с ним. Видно было, что Нкале очень страшно. Но любопытство её было сильнее страха.
Сеггриджу надоело прижимать ложку ко лбу, и он прикрутил её полотенцем. Он растянулся в кресле и во всё горло распевал какую то боевую песню на своём родном языке.
Академиков продолжал смотреть на меня. Я знал, что он рассчитывал на мою сознательность. Но, во-первых, мне самому было интересно, а во-вторых, я уже говорил, почему…
Всё это происходило гораздо быстрее, чем я тут рассказываю.
Вдруг самолёт затрясло. Мы почувствовали, что начинаем падать. Страшный раскат грома словно прокатился через машину. Ещё миг, и я увидел, что все, кто находился и салоне, валяются на полу. В том числе, конечно, и я. Когда мне снова удалось встать на ноги и посмотреть в окно, моим глазам представилась страшное зрелище: левое крыло самолёта искривилось и покоробилось в нескольких местах.
С огромным трудом, очень неуверенно, раскачиваясь и вздрагивая, машина постепенно выровнялась и начала набирать высоту…
Через минуту молнии сверкали уже далеко внизу. Над нами сняла луна и мерцали звёзды…
Стало удивительно тихо.
Научная тетрадь 11
28. На поверхности Земли очень редко встречаются совершенно ровные места. Даже на равнинах есть углубления и впадины, а где-нибудь в горах их ещё больше. В этих впадинах собирается вода, и так образуются озёра. Интересно, что обычно в каждое озеро впадает несколько рек, а вытекает из него только одна. Например, озеро Байкал получает воду больше чем от 300 речек и рек. А из него берёт начало только одна единственная могучая Ангара.
29. Озёра бывают пресные и солёные.
Самое большое пресное озеро — Верхнее в Северной Америке. В СССР самое большое пресное озеро Ладожское. Наше озеро Байкал — самое глубокое озеро в мире.
Самые главные солёные озёра — Каспийское и Аральское. Они такие большие, что их называют морями. Но, как и полагается настоящим озёрам, выхода в океан они всё-таки не имеют.
2. ОТКРЫТИЕ АНТАРКТИДЫ
Когда русские мореплаватели Фаддей Беллинсгаузен и Михаил Лазарев отправились к Южному полюсу на поиски загадочного шестого материка, многие сомневались… Одни уверяли, что там вообще нет никакой земли — только лёд и ничего больше. Другие допускали, что земля может, и есть, но уж дойти до неё никак нельзя — лёд не пустит.
Были причины так думать.
Считалось, что время ВЕЛИКИХ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ОТКРЫТИЙ давно миновало. Кончался 1819 год.
Три века прошло с тех пор, как Колумб впервые пересёк Атлантический океан. К Америке так привыкли, что почти перестали называть её Новым Светом.
Европейцы заселяли Австралию. Это был пятый континент Земли. Его открыли голландцы в начале семнадцатого столетия.
Последним великим мореплавателем и открывателем новых земель считайся английский капитан Джемс Кук, убитый жителями Гавайских островов.
По поручению английского правительства Джемс Кук долго и упорно разыскивал легендарную Антарктиду. Несколько раз он пытался пробиться в глубину южных полярных льдов, но каждый раз вынужден был отступать. В конце концов Кук решил, что если Антарктида и существует, то уж добраться до неё нет никакой надежды…
Вот почему на экспедицию Беллинсгаузена и Лазарева многие учёные смотрели как на пустое дело. Тем более, что корабли русских мореплавателей — «Восток» и «Мирный» — ничем, в общем, не отличались от кораблей капитана Кука. Парусники оставались парусниками!..