е. «План Зееланда», предложенный в том же сентябре 1953 года, предусматривал, что заключению договора о взаимной безопасности должен предшествовать вывод всех советских войск с территории ГДР. И, наконец, французский план, который обычно приписывают французскому послу в Москве Луи Жоксу, отражал точку зрения всех противников ЕОС и акцентировал внимание на полной нейтрализации Германии, необходимости признания ею границ по Одеру и Нейсе и долгожданную передачу Парижу всей Саарской области.
Между тем незадолго до отъезда В. М. Молотова в Берлин, 16 января 1954 года, появился первый проект заявления советской делегации для его оглашения на этой сессии СМИД, носившего недвусмысленное название «Германский вопрос и вопрос о европейской безопасности». В этом документе, который был плодом коллективного творчества пяти опытнейших советских дипломатов — А. А. Громыко, Г. М. Пушкина, В. С. Семенова, Я. А. Малика и Б. Ф. Подцероба, — подчеркивалась прямая связь между недопущением возрождения германского милитаризма и возникновения в центре Европы новой угрозы европейской безопасности, а также сохранения военных иностранных баз на Европейском континенте[394]. Однако позже этот проект был доработан и в обновленном варианте получил название «Общеевропейский договор о коллективной безопасности в Европе»[395], что зримо отразило сдвиг приоритетов советской стороны в решении этого вопроса: теперь на первый план был выдвинут проект создания системы коллективной безопасности, а не германская проблема.
25 января — 18 февраля 1954 года в Берлине наконец-то состоялась новая сессия СМИД, в которой приняли участие главы внешнеполитических ведомств СССР, США, Великобритании и Франции: Вячеслав Михайлович Молотов, Джон Фостер Даллес, Энтони Иден и Жорж-Огюстен Бидо, — на которой обсуждались целый ряд вопросов, прежде всего проблемы заключения мирного договора с Германией и государственного договора с Австрией, а также вопросы урегулирования положения в Индокитае и Корее. В самом начале работы совещания В. М. Молотов, выражая мнение советского руководства, серьезно настроенного на пересмотр своих прежних позиций по германскому вопросу, выразил готовность СССР пойти на компромисс и во избежание вполне реальной «угрозы возрождения германского милитаризма, углубления раскола немецкой нации и возникновения опасного очага военной напряженности во всей Европе» предложил всем своим визави создать Временное общегерманское правительство из представителей ФРГ и ГДР и возложить на новый кабинет организацию и проведение свободных выборов. Причем, чтобы исключить влияние каких-либо держав на итоги свободного волеизъявления немецкого народа, он предложил вывести с территории Германии все оккупационные войска. Затем по итогам прошедших выборов общегерманское Национальное собрание должно было выработать Конституцию объединенной Германии и сформировать новый кабинет, правомочный заключить мирный договор с четырьмя великими державами. Кроме того, советская сторона заявила о своей готовности безотлагательно подписать межгосударственный договор с Австрией, если он будет содержать твердокаменные гарантии против ее очередного аншлюса, а также вовлечения Вены в военные структуры НАТО и ЕОС. Ну а «вишенкой на торте» в устах В. М. Молотова стало его главное предложение — наконец-то подписать большой «Общеевропейский договор о коллективной безопасности в Европе»[396].
Однако все инициативы Москвы не получили никакой поддержки у западных держав, выдвинувших в противовес им «План Идена», или «План свободного воссоединения Германии», который предусматривал проведение общегерманских выборов оккупационными властями и вхождение объединенной ФРГ в Европейское оборонительное сообщество. Кроме того, западные державы, по сути, отвергли и предложение советской стороны о созыве в текущем году Всемирной конференции по всеобщему сокращению вооружений, хотя на словах они поддержали эту идею. Единственное, о чем смогли договориться, так это о созыве в конце апреля 1954 года в Женеве конференции министров иностранных дел СССР, США, Великобритании, Франции и КНР с участием ряда других государств для мирного урегулирования ситуации в Корее и Индокитае, где до сих пор шла кровопролитная Гражданская война между южанами и северянами, в которую так или иначе были втянуты все западные державы, но прежде всего французы и американцы.
Тем временем в марте 1954 года новое советское руководство выступило с еще двумя беспрецедентными инициативами. Во-первых, глава Совета Министров СССР Г. М. Маленков в ходе предвыборного собрания в Верховный Совет СССР впервые публично заявил, что очередная мировая война при наличии ядерного оружия и современных средств его доставки приведет к «гибели всей мировой цивилизации». То есть, как считают подавляющее большинство историков, открыто выступил с принципиально новой внешнеполитической доктриной «мирного сосуществования государств с различным общественным строем». И, во-вторых, в ходе встречи с послами трех великих держав — Ч. Боленом, У. Хейтером и Л. Жоксом — министр иностранных дел СССР В. М. Молотов вручил им официальную ноту, в которой речь шла не только о согласии Москвы на полноценное участие Вашингтона в создании системы общеевропейской безопасности, но и о вступлении самого Советского Союза в Североатлантический военный блок, что, по мнению целого ряда историков (Н. И. Егорова, А. М. Филитов[397]), было нацелено на «исправление» НАТО и его модификацию в общеевропейскую систему безопасности. Кстати, как утверждает Н. Е. Быстрова, сама эта идея, возможно, родилась в голове самого И. В. Сталина, «в менталитете которого» на закате его жизненного пути «наметились изменения в отношении НАТО». Правда, при этом она тут же заявляет, что из-за отсутствия достоверных источников «об этом можно лишь догадываться», опираясь прежде всего на содержание беседы И. В. Сталина с французским послом Луи Жоксом, которая состоялась в кремлевском кабинете вождя в ноябре 1952 года[398]. Такая получасовая беседа в присутствии А. Я. Вышинского действительно состоялась, но только не в ноябре, а в конце августа 1952 года[399].
Между тем, как уверяет А. М. Филитов, новая позиция Москвы, озвученная В. М. Молотовым, в том числе по НАТО и участию Вашингтона и Оттавы в системе коллективной европейской безопасности, застала врасплох Э. Идена и Ж. Бидо. Первый даже согласился в чем-то пойти на уступки СССР, однако из-за жесткой позиции Дж. Даллеса и особенно Ж. Бидо все инициативы советской стороны не нашли поддержки у руководства западных держав, хотя именно тогда, то есть после испытания советской и американской водородных бомб, во всем мире и особенно в Европе резко возросли пацифистские настроения. При этом А. М. Филитов вполне справедливо указал, что «трудно сказать, пользовалась ли новая линия Молотова полной поддержкой «коллективного руководства» страны». Весьма вероятно, что ее разделял Г. М. Маленков, но о позиции Н. С. Хрущева ничего определенного сказать нельзя. Во всяком случае, на июньском 1954 года Пленуме ЦК, где В. М. Молотов, делая доклад о Берлинском совещании, поведал всем о своих договоренностях с Дж. Даллесом, никакой содержательной дискуссии не произошло. Хотя ровно через год на июльском Пленуме ЦК, уже резко критикуя В. М. Молотова, сам Н. С. Хрущев громогласно заявлял, что если бы он сам и его коллеги по Президиуму ЦК «с меньшим авторитетом, чем у Молотова, в международных проблемах, занялись бы этим вопросом», то они, «возможно, совершенно по-другому повернули дело» и «возможно не было бы и Парижских соглашений, и по-другому бы сложилась обстановка»[400].
Ряд именитых историков, в частности Ю. В. Аксютин[401], почему-то расценили эту «реплику Первого секретаря как признание того, что в тот период у советской дипломатии был какой-то шанс не допустить включения ФРГ в НАТО, проявив такую инициативу, которая могла бы заинтересовать наших бывших союзников. Вполне возможно, что такая инициатива обсуждалась и в Президиуме ЦК, однако министр иностранных дел был против, и все закончилось ничем», ибо «возобладала твердая линия угроз и ультиматумов». Однако, на наш взгляд, делать подобного рода предположения без опоры на источники вряд ли стоит всем историкам, а уж тем более таким «аксакалам», как профессор Ю. В. Аксютин и поддержавшая его затем Н. И. Егорова. Тем более что эту «реплику» Н. С. Хрущев произнес в июле 1955 года на том самом Пленуме ЦК, где именно его усилиями стал реализоваться план по смещению В. М. Молотова с поста министра иностранных дел СССР.
Тем временем после отклонения французским и итальянским парламентариями плана создания ЕОС 23 октября 1954 года лидеры западных держав подписали очередные Парижские соглашения, в частности об изменениях и дополнениях к Брюссельскому договору 1948 года о создании Западноевропейского союза (ЗЕС) с участием ФРГ, и пять протоколов в отношении самой ФРГ, в том числе о ее членстве в НАТО, прекращении оккупационного статуса и вступлении в действие конвенции об отношениях между тремя западными державами и ФРГ, которые вносили важные изменения в Боннский договор от 26 мая 1952 года, подписанный К. Аденауэром, Д. Ачесоном, Э. Иденом и Р. Шуманом. Конечно, Москва всячески пыталась активно противодействовать обструкционистским планам западных политиков, но все было бесполезно. И тогда 29 ноября — 2 декабря 1954 года здесь состоялось совещание лидеров восьми европейских государств, входивших в «восточный блок», по итогам которого была принята Московская декларация, где было прямо заявлено, что в случае ратификации Парижских соглашений они сразу же «осуществят совместные мероприятия в области организации вооруженных сил и их командования, равно как и других мероприятий, необходимых для укрепления своей обороноспособности»