Утром 29 октября 1956 года в соответствии с Севрским протоколом израильская армия под командованием начальника Генерального штаба Моше Даяна, приступив к реализации сразу двух планов — «Кадеш» и «Мушкетер», — вторглась на территорию Египта и начала наступление сразу по трем направлениям: через перевал Митла на Суэц и Исмаилию, вдоль Средиземноморского побережья и побережий Суэцкого и Акабского заливов. Вслед за этим тут же последовал предельно циничный британо-французский ультиматум с жестким требованием к обеим сторонам конфликта немедленно прекратить все боевые действия и отвести свои войска на 10 миль от Суэцкого канала. Израиль, формально приняв данный ультиматум, продолжил наступление своих войск и буквально через 3 дня захватил весь Синайский полуостров, сектор Газа и установил контроль над Тиранским проливом, не только решив свои стратегические задачи, но и выполнив все обязательства по Севрскому протоколу. Однако Египет этот ультиматум категорически отверг, и тогда 31 октября 1956 года экспедиционный франко-британский корпус под командованием генерала Чарльза Кейтли начал одновременно воздушную и сухопутную операции, стремясь сходу оккупировать всю зону Суэцкого канала.
Между тем вечером того же дня по настоянию американской стороны, которая чрезвычайно опасалась усиления влияния Москвы во всем арабском мире, ситуация в Египте была поставлена на обсуждение Совбеза ООН. Однако британский и французский представители, пользуясь своим правом вето, по понятным причинам заблокировали принятие проектов двух резолюций, предложенных американским и советским постпредами. В этой ситуации уже 1 ноября начала работу чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН, где большинством голосов была наконец-то принята резолюция по ситуации в зоне конфликта. Этот документ предусматривал немедленное прекращение огня в зоне Суэцкого канала, отвод всех оккупационных войск на исходные рубежи, создание чрезвычайных вооруженных сил ООН и ввод их на территорию Египта. Но, несмотря на эту резолюцию, британско-французские войска продолжили боевые действия и захватили Порт-Саид и Порт-Фуад. В этой обстановке уже 5 ноября 1956 года Генеральная Ассамблея ООН по предложению канадского госсекретаря по иностранным делам Лестора Пирсона приняла решение о создании чрезвычайных вооруженных сил ООН и назначила их главкомом его же соотечественника генерала Э. Барнса.
Тогда же, 5 ноября, глава советского правительства маршал Н. А. Булганин с подачи Н. С. Хрущева направил руководителям правительств Великобритании, Франции и Израиля ноты, получившие название «ультиматума Булганина», ставшие для них настоящим «холодным душем». Так, в послании Э. Идену было прямо заявлено, что «война в Египте может перекинуться на другие страны и перерасти в третью мировую войну» и в этой ситуации «мы (Советский Союз — E. С.) полны решимости применением силы сокрушить агрессоров и восстановить мир на Востоке», даже не останавливаясь перед угрозой «применения оружия массового поражения». А в послании Д. Бен-Гуриону еще более угрожающе говорилось о том, что, «выполняя чужую волю, действуя по указаниям извне, правительство Израиля преступно и безответственно играет судьбой мира, судьбой своего народа», что «оно сеет такую ненависть к государству Израиля среди народов Востока, которая не может не сказаться на будущем Израиля и которая поставит под вопрос само существование Израиля, как государства». При этом в доказательство всей серьезности намерений советского правительства заступиться за Египет Москва демонстративно отозвала своего посла в Тель-Авиве Александра Никитича Абрамова.
Одновременно маршал Н. А. Булганин направил свое личное послание президенту Дуайту Эйзенхауэру «с предложением пресечь агрессию и прекратить дальнейшее кровопролитие». Напомнив, что обе страны располагают «сильным военно-морским флотом и могучей авиацией», он прямо указал, что «совместное и безотлагательное использование этих средств со стороны Соединенных Штатов и Советского Союза явилось бы надежной гарантией прекращения агрессии». В противном случае, «если эта война не будет прекращена, то существует опасность, что она может перерасти в третью мировую войну». Все эти ноты произвели на руководство Англии и Франции эффект разорвавшейся бомбы. И, хотя Вашингтон ответил отказом на советское предложение, сославшись на то, что введение войск явится нарушением Устава ООН и обострит обстановку, он дал понять своим союзникам по НАТО, что не может поддержать их агрессию против Египта.
Как полагает подавляющее большинство историков и мемуаристов, американская Администрация решительно осудила действия Парижа и Лондона, поскольку: во-первых, эта агрессия была предпринята без ведома Вашингтона и других союзников по НАТО, чем был нарушен союзнический долг этих держав перед всеми другими членами альянса; во-вторых, Вашингтон крайне скептически оценивал все силовые маневры своих главных европейских союзников, считая их «фантомными болями» старых колониальных амбиций. Более того, он стремился нанести последний удар по имперским амбициям части британской политической элиты, до сих пор никак не желавшей отдавать пальму первенства своим заокеанским союзникам. И в этом ему очень помогли «верные» доминионы Британии Канада и Австралия, занявшие резко антибританскую позицию. В-третьих, Вашингтон стремился приобрести в важном для него Ближневосточном регионе как можно больше партнеров среди арабских государств, а поскольку все они сразу осудили агрессию против Египта, то США не рискнули оказаться в стане их врагов. Наконец, в-четвертых, Вашингтон резонно опасался, что агрессия против Египта даст прекрасный повод Москве для открытого вмешательства в ближневосточные дела, где до сих пор советское присутствие было очень незначительным. Ну и, кроме того, президент Д. Эйзенхауэр, вынужденный из-за болезни Дж. Даллеса лично разруливать Суэцкий кризис на его последнем этапе, как очень опытный военачальник крайне скептически оценивал весь план операции «Мушкетер» и первые шаги по его реализации[520].
Тем не менее Вашингтон решительно высказался против подобных предложений Москвы и предупредил ее о крайне отрицательном отношении к идее направления в этот регион советских добровольцев и военспецов. Одновременно администрация США по закрытым дипломатическим каналам выразила Э. Идену и Г. Молле резкое осуждение их действий и пригрозила прекратить все поставки нефти, если не будет найден компромисс с Каиром. Эта угроза была более чем реальной, поскольку еще на начальной стадии этого кризиса по прямому указанию президента Д. Эйзенхауэра министр финансов США Джордж Хэмфри координировал введение экономических санкций против Великобритании, в том числе посредством ФРС, которая вбросила на валютную биржу большие объемы фунтов стерлингов и блокировала британские права заимствования в МВФ[521]. Столкнувшись со столь скоординированным и мощным давлением извне, уже 6–7 ноября британское и французское правительства заявили о своей решимости выполнить резолюцию ГА ООН и прекратили боевые действия на территории Египта. А буквально через неделю в зоне Суэцкого канала стали размещаться миротворческие силы ООН, введенные туда в соответствии с тем самым планом Л. Пирсона, за который он заработал в следующем году Нобелевскую премию мира. В конце декабря 1956 года с территории Египта был выведен франко-британский корпус, а в середине марта 1957 года Синайский полуостров и сектор Газа покинули израильские войска.
Суэцкий кризис имел далеко идущие последствия для развития всей системы тогдашних международных отношений, так как: во-первых, египетское руководство полностью перешло в стан политических и военных союзников Москвы; во-вторых, Советский Союз существенно укрепил свои позиции на всем Ближнем Востоке и поднял свой авторитет среди подавляющего большинства арабских государств, что позднее Д. Эйзенхауэр признает своей самой «крупной ошибкой», которая приведет к «искусственному возвеличиванию Москвы и укреплению ее авторитета среди арабов»[522]; в-третьих, по мнению большинства специалистов, прежде всего на Западе, этот кризис окончательно добил старые колониальные империи и утвердил СССР и США в качестве «равноценных сверхдержав»; в-четвертых, Вашингтон, серьезно опасаясь дальнейшего усиления влияния Москвы в этом стратегически важном нефтеносном регионе, уже в начале января 1957 года разработал и принял специальную программу укрепления своих отношений с арабскими державами, получившую название новой «доктрины Эйзенхауэра», целиком находившуюся в русле внешнеполитической доктрины «отбрасывания коммунизма»; в-пятых, как это ни странно, но от этого кризиса меньше всех пострадал Израиль, который смог добиться снятия блокады с Акабского залива и, продемонстрировав боеспособность своих вооруженных сил, заметно умерил воинственность своих арабских соседей на целое десятилетие; наконец, в-шестых, Суэцкий кризис подвиг целый ряд держав к серьезным изменениям собственных планов военного строительства, в том числе создания авианесущего флота, активизации программ ядерного перевооружения и создания вооруженных сил «постоянной готовности» и «быстрого реагирования».
Кстати, разрешение Суэцкого кризиса хронологически совпало с новой «сменой караула» в советском МИДе: 15 февраля 1957 года Д. Т. Шепилов методом «убрать с повышением» вновь вернулся в состав Секретариата ЦК, а новым главой МИДа стал кадровый дипломат Андрей Андреевич Громыко. Сам Д. Т. Шепилов о причинах своей отставки не проронил ни слова. А вот его внук Д. Е. Косырев в упомянутой нами книге, напротив, приводит две пикантные подробности этого события[523]. Первая состоит в том, что на заключительном этапе Лондонской конференции по Суэцу Д. Т. Шепилов проигнорировал хрущевскую телеграмму с требованием «дать по мордам империалистам», за что уже в Москве услышал от Н. С. Хрущева такой пассаж: «А вы опасный человек, вы хотите проводить свою собственную внешнюю политику». Вторая пикантность состоит в том, что на вопрос Н. С. Хрущева, «кого он реком