[736]. Понятно, что комплекс всех этих мер резко изменил баланс сил в воздушном пространстве региона, израильская авиация понесла серьезные потери, и военное руководство Израиля вынуждено было отказаться от продолжения «воздушной войны».
Между тем в конце июля 1970 года Г. А. Насер вновь побывал в Москве, где, помимо очередных переговоров по поставкам советской военной техники и вооружений, а также обсуждения «плана Роджерса», он прошел курс лечения в Барвихе после недавно перенесенного инфаркта миокарда[737]. Причем, что любопытно, именно тогда в составе его делегации для личного знакомства с высшим советским руководством впервые прилетел и новый глава ООП Я. Арафат, которого Г. А. Насер плотно взял под свою личную опеку.
А уже в конце июля 1970 года в Каире было принято решение поддержать мирный план госсекретаря США Уильяма Роджерса, который предусматривал немедленное прекращение огня и вывод в соответствии с резолюцией СБ ООН № 242 всех израильских войск с оккупированных территорий. Аналогичную позицию занял и официальный Амман, однако реальный лидер Сирии Хафез Асад и новый премьер-министр Израиля Голда Меир, занявшая этот пост сразу после смерти Л. Эшколя, отвергли этот план. Более того, для прямого противодействия ему было мобилизовано произраильское лобби в самих США, которое тайно поддерживал президентский советник по нацбезопасности Генри Киссинджер. «План Роджерса» также не был принят и ООП, леворадикальные группировки которой активно противились любому соглашению с Израилем.
Между тем в начале августа 1970 года в Каире побывал главком ВВС СССР маршал авиации Павел Степанович Кутахов, который дал команду прекратить все полеты советской авиации в зоне Суэцкого канала. А уже 5 августа Израиль вышел с предложением начать переговоры о перемирии с Каиром, которое вступило в силу в полночь 7 августа 1970 года и продолжалось вплоть до первых чисел октября 1973 года, то есть до начала очередной войны Судного дня.
Тем временем 28 сентября 1970 года от повторного инфаркта ушёл из жизни президент Г. А. Насер, бывший убеждённым союзником Советского Союза. На его похороны в Каир прибыла советская правительственная делегация во главе с А. Н. Косыгиным, в состав которой был включен и заместитель министра иностранных дел В. М. Виноградов, назначенный в тот же день очередным советским послом в Каире. Гораздо позднее в своих мемуарах он написал, что «со смертью Насера начался сложный период в истории наших отношений с Египтом», прежде всего потому, что новым главой государства стал вице-президент Анвар Садат, который вскоре стал вести двойную игру[738]. Правда, первоначально, как утверждал тот же академик Е. М. Примаков[739], А. Садата многие рассматривали как временную фигуру и реальным лидером страны считали Али Сабри, который контролировал правящую партию Арабский социалистический союз (АСС), ее секретную организацию «Авангард социалистов», Министерство внутренних дел, армию и разведку. Однако в середине мая 1971 года в ходе так называемой Майской исправительной революции А. Садат отстранил от власти и арестовал всю группировку Али Сабри, костяк которой составляли генсек АСС Абдель Мохсен Абу ан-Нур, глава Национального собрания ОАР Лабиб Шукейр, министр внутренних дел и генсек «Авангарда социалистов» Шаарауи Гомаа, военный министр Мохаммед Фавзи, министр безопасности Сами Шараф и глава Директората общей разведки («Муха-барат») Ахмед Камель[740].
Между тем всего за месяц до этих событий, в апреле 1971 года, египетская партийно-правительственная делегация во главе с генсеком АСС Мохсеном Абу ан-Нуром, прибывшая на XXIV съезд КПСС, передала советской стороне предложение А. Садата укрепить советско-египетские отношения и заключить новый большой договор. В Кремле, конечно, были в курсе конфликта А. Садата и А. Сабри, поэтому в самом конце апреля на заседание Политбюро ЦК были вызваны три «эксперта» из Каира: посол В. М. Виноградов, главный военный советник генерал-полковник В. В. Окунев и глава резидентуры КГБ полковник В. А. Кирпиченко. На заседании первые двое «не высказали опасений по поводу нового курса А. Садата и говорили о больших перспективах развития отношений». Однако глава советской резидентуры заявил, что А. Садат «ведет линию на разрыв с нами и обманывает нас»[741]. Это мнение В. А. Кирпиченко целиком разделяли глава Ближневосточного отдела МИД М. Д. Сытенко и его заместитель Е. Д. Пырлин. Однако к их здравому мнению так и не прислушались и, решив поддержать А. Садата, дали команду готовить текст нового договора.
А пока в Москве и Каире согласовывали текст будущего договора, 6 мая 1971 года А. Садат лично встретился в Каире с самим госсекретарем У. Роджерсом и в конфиденциальном порядке заверил его в том, что в случае начала вывода израильских войск с Синайского полуострова советские военные специалисты будут высланы из Египта, а дипотношения с США, разорванные А. Г. Насером, полностью восстановлены[742].
Тем временем 25 мая 1971 года советская правительственная делегация в составе главы Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорного, секретаря ЦК Б. Н. Пономарева, министра иностранных дел А. А. Громыко, заместителя министра обороны генерала армии И. Г. Павловского и председателя Госкомитета СССР по внешнеэкономическим связям С. А. Скачкова вылетела в Каир. После двухдневных переговоров 27 мая А. Садат и Н. В. Подгорный подписали новый «Договор о дружбе и сотрудничестве» сроком на 15 лет, состоящий из 12 статей, две из которых предусматривали отказ от вхождения во враждебные военные блоки и продолжение военного сотрудничества.
Однако уже в июле 1971 года, после того как договор был ратифицирован, по просьбе А. Садата, направленной лично президенту Р. Никсону, в Каир прибыл глава египетского департамента Госдепа США М. Стернер, которому он подтвердил прежние обещания восстановить дипотношения с США после первого этапа отвода израильских войск с Синайского полуострова и высылки из страны советского военного персонала.
Но пока А. Садат продолжал вести двойную игру. За каких-то полгода — в октябре 1971 года, в феврале и апреле 1972 года — он трижды посещал СССР и каждый раз заверял Л. И. Брежнева в верности союзническим обязательствам и курсу на строительство социализма. В свою очередь египетская сторона очень настойчиво требовала от Москвы массированных поставок новейшей техники и вооружений. Как явствует из дневниковых записей генсека, А. Садат, новый премьер Махмуд Фавзи и министр иностранных дел Махмуд Риад заверяли Л. И. Брежнева, что им «нужно оружие, которым могли бы бить противника» и «давать ему отпор». За эти поставки в качестве своеобразного бонуса они готовы были предоставить советской стороне «аэродромы для защиты… флота и создать условия для испытания любого… секретного оружия»[743].
Между тем, как уверяет В. М. Виноградов, весной 1972 года на традиционной встрече с А. Садатом он сам поставил перед президентом вопрос о сокращении численности советских военспецов в Египте. Все эти соображения он также доложил высшему руководству страны, и вскоре его «вызвали в Москву для участия в заседании Политбюро». Причем перед его началом посла принял сам Л. И. Брежнев, прямо заявивший ему, что «полностью разделяет» их «хорошо аргументированные и дальновидные предложения»[744]. Однако на заседании Политбюро министр обороны А. А. Гречко, первым взявший слово, очень резко и категорически отверг предложения посольства и заявил, что он «снимает с себя всякую ответственность за состояние вооруженных сил Египта». После такого заявления «наступило неловкое молчание, поскольку мнение министра обороны по такому вопросу было весьма весомым». Однако Л. И. Брежнев быстро взял себя в руки, уточнил позицию А. А. Гречко, пытаясь как бы сгладить эту ситуацию, и «предложил составить небольшую комиссию для повторного рассмотрения предложений советского посольства», которые лично ему «представляются интересными».
Но на этом, как пишет тот же В. М. Виноградов, все закончилось, и он улетел в Каир. А уже в начале мая 1972 года после явной провокации с обыском советских военспецов и их жен в Каирском аэропорту ситуация резко изменилась. В июне А. Садат «внезапно, без всякой мотивировки с большим раздражением объявил советскому послу, что полностью отказывается от услуг советского военного персонала», а 17 июля миссия советских военспецов в Египте была завершена.
В Израиле и США эта новость была воспринята с настоящим ликованием. Однако вопреки благостным ожиданиям Каира она не привела к улучшению египетско-израильских отношений, так как правительство Голды Меир вовсе не собиралось идти на какой-либо компромисс по вопросу вывода своих войск. Более того, в сентябре 1973 года в рамках развития своей наступательной доктрины оно обнародовало план освоения всех захваченных арабских территорий и строительства на них новых еврейских поселений. Это решение Тель-Авива перечеркнуло все надежды А. Садата на скорый компромисс с Израилем, и в Каире приняли решение начать новую войну. Совершив стремительный визит в Дамаск, А. Садат согласовал план очередной войны с X. Асадом, и 6 октября 1973 года вооруженные силы Египта и Сирии внезапно атаковали Израиль, решив «стереть его с лица Земли».
Израиль не был готов к новой войне, и первоначально наступление арабских армий развивалось более чем успешно. 6–8 октября 1973 года в ходе операции «Бадр» войска Суэцкого фронта генерала Мухаммада Гамази нанесли мощный удар по войскам Южного фронта генерал-майора Шмуэля Гонена и прорвали в нескольких местах так называемую линию Бар-Лева, названную так еще в 1968 году по имени тогдашнего начальника израильского Генштаба генерал-лейтенанта Хаима Бар-Лева. Для ликвидации этого прорыва и восстановления линии фронта генерал Ш. Гонен задействовал 252-ю бронетанковую дивизию генерала А. Мендлера. Однако она была разбита превосходящими египетскими войсками, которые уже 7 октября переправили на восточный берег Суэцкого канала до 90 тыс. личного состава, 850 танков и более 8 тыс. БТР и БРДМ