орый не перерезал себе горло, а застрелился. А вот что пишет о партизанах другой военный авторитет А. Керсновский: «Особую славу стяжал здесь (в партизанской войне. – С.К.) капитан Леонтьев – офицер той же 14-й артиллерийской бригады, что и Фигнер (знаменитый партизан 1812 года. – С.К), – воскресивший в волынских лесах подвиги 12-го года. К сожалению, за свой самый блестящий успех при Невеле он заплатил жизнью. 31 октября капитан Леонтьев с тремя отрядами Оренбургской казачьей и 11-й кавалерийской дивизий общей силой в 450 человек нагрянул на деревню Чухоцкую Волю, где стояли на ночлеге 271-й резервный пехотный и 8-й резервный драгунский полки. Не успевший встать в ружье неприятель был вырезан без всякой пощады – в плен никого не брали. Нами взято и испорчено 2 орудия. Немцы похоронили до 2000 своих трупов – тогда как у нас было только 10 раненых. В ночь на 15 ноября летучим отрядом в 800 шашек Леонтьев нагрянул на Невель, где расположился штаб 82-й германской дивизии. Один германский генерал был зарублен, два, в том числе начальник дивизии, взяты в плен. Взято и испорчено 4 орудия, изрублено (по немецким же источникам) 600 немцев. У нас – убито 2 казака, ранено 4 человека и смертельно – капитан Леонтьев, получивший от государя посмертно орден Св. Георгия 3-й степени». Именно в конце 1915 года начал формировать свой первый партизанский отряд ставший впоследствии знаменитым тогда еще есаул Шкуро.
Осенью на Кавказ прибыл назначенный туда наместником великий князь Николай Николаевич, который сразу же взял в свои руки и военную составляющую. Все распоряжения командующего Кавказской армией генерала Юденича проходили строгий контроль со стороны штаба наместника, во главе которого стоял уже известный нам «великий стратег» Янушкевич. Юденич сначала заволновался, но вскоре стало понятно – штаб наместника оставляет практически без изменений все распоряжения и предложения командующего армией, а великий князь полностью доверяет герою Сарыкамыша. Между тем, окрыленные своим успехом на Балканах и в Месопотамии, турки вновь усилили давление на Персию. Руководил всем германский консул в Исфагане Каниц. Этот дипломат, разведчик и авантюрист занялся формированием летучих отрядов из персидской жандармерии, турецких добровольцев, курдов, которые под руководством германских и шведских инструкторов начали превращаться из обычных разбойных шаек в некоторое подобие боевой единицы. Все-таки около 12 тысяч человек с 22 орудиями. Для Кавказского фронта они не представляли никакой опасности. Но заволновались только что битые турками англичане, потребовавшие ввода русских войск в Персию для защиты своих интересов. Петроград как всегда живо откликнулся на просьбу Лондона и приказал готовить операцию. Юденич противился, так как не хотел расширения фронта армии почти на 1000 верст без какого-либо усиления новыми войсками. Великий князь с ним согласился, но политика оказалась превыше военной целесообразности. Тогда Юденич решил, не открывая фронта, одним молниеносным ударом разбить так напугавшую англичан военную силу и закрыть вопрос раз и навсегда. В кратчайший срок из частей Кавказской кавалерийской и 1-й Кавказской казачьей дивизии он формирует отряд в 14 тысяч бойцов при 38 орудиях под командованием уже проявившего себя в Персии генерала Баратова. В конце октября Баратов высадился на северном побережье Персии и, действуя по трем направлениям, меньше чем за месяц разгромил и рассеял так называемую группу Каница. Пушки забраны все до одной, а сам Каниц убит. Еще через неделю Баратов взял, а точнее, занял без боя Тегеран и продвинулся до Хамадана. Лондон удовлетворился, Петроград ликовал, а Юденич обеспокоился нарастанием мощи турецкой группировки на Кавказе. Понимая, что после неудачной кампании на Западном фронте ждать ему усиления собственных войск не приходится, Юденич начал готовить упреждающую операцию против основных сил 3-й турецкой армии, дабы разгромить ее еще до подхода к ней подкреплений. Наступать предстояло зимой, на рождественские праздники, но тем и был силен замысел Эрзерумской операции, прославивший потом ее инициатора и исполнителя. Великий князь поначалу сомневался, но его сомнения развеял, как ни странно, Янушкевич, поддержавший Юденича.
Итак, в целом русский фронт на всех театрах военных действий стабилизировался, и, несмотря на довольно неутешительные итоги, не было причин для впадения в полное уныние, потери веры в окончательную победу. Между тем именно пораженческие настроения охватили все круги русского общества, особенно в тылу. Об этом нам придется сказать подробнее, проводя сравнительный анализ событий конца 1915 и 1942 годов на Восточном фронте.
Но начнем с боевых действий. В конце 1915 года после чувствительных поражений активные боевые действия на Восточном фронте постепенно затухли. Действующая армия, как раненый зверь, зализывала раны и с трудом восстанавливала былую мощь. В конце же 1942 года после не менее тяжелых поражений, беспримерных по масштабу и ожесточенности сражений в Сталинграде и на Кавказе Красная армия нанесла врагу такой сокрушительный удар, от которого гитлеровская Германия не оправится больше никогда. После Сталинграда немцы не смогут провести ни одной успешной стратегической операции до конца войны. У них еще будут успехи, как, например, под Харьковом зимой 1943 года, Житомиром в конце этого же года, в Венгрии под Балатоном зимой 1945 года. Но это скорее тактические победы, ни в коей мере не повлиявшие на стратегическую инициативу, которую Красная армия захватила в конце 1942 года.
Именно в это время в полную меру заработал отлаженный механизм, объединивший фронт и тыл советской державы в несокрушимую военную машину победы. То, о чем в конце 1915 года императорская Россия не могла и мечтать. Накануне нового, 1943 года практически всех советских людей на фронте и в тылу охватило предчувствие пусть не скорой, но обязательной победы. Накануне 1916 года в России царило всеобщее уныние. Зараза разочарования, начавшаяся еще летом, охватила всю страну, все сословия, и что самое главное – действующую армию. Предчувствие не только поражения, но и чего-то страшного, неопределенного все больше овладевало русскими умами. И все это разжигалось, подогревалось искусственно так называемыми борцами с самодержавием, ряды которых пополнялись день ото дня. У нас в России всегда ищут виноватого, всегда находят, и уж тогда вешают на него все мыслимые и немыслимые прегрешения, которые с лихвой перекрывают действительные недостатки власти и прикрывают собственную неспособность, расхлябанность, лень и глупость. А уж в борьбе за власть все средства хороши. Именно в конце 1915 года изнутри, не без помощи открытых врагов России из Берлина и Вены и скрытых противников русского царизма в Лондоне и Париже, Вашингтоне начался разгром русской государственности. Невиданная доселе мировая война, конечно, этому способствовала. На мой взгляд, об этом наиболее подробно и убедительно рассказал в своем «Красном колесе» А. Солженицын. Я же позволю себе привести лишь несколько фактов, характеризующих зарождавшуюся в тылу и на фронте смуту.
Невероятную активность развили деятели Государственной думы, буржуазии, интеллигенции, всех так называемых мыслящих сословий России. Действовали они по всем направлениям – политическим, экономическим, идеологическим. Политики немедленно сформировали на думской площадке оппозиционный правительству «Прогрессивный блок», ставивший задачу взятия власти якобы мирным путем. Какая это будет мирная революция, они скоро почувствуют на собственной шкуре. В воюющей стране втягивали в политические авантюры высших чинов армии и флота. А это уже страшно. Вот, например, что заявляет с трибуны Государственной думы новый военный министр генерал АА. Поливанов, сменивший пусть недалекого, но преданного России и престолу Сухомлинова: «На театре войны беспросветно. Отступление не прекращается. Ставка, по-видимому, окончательно растерялась, и ее распоряжения принимают какой-то истерический характер». Поливанов, как известно, был близким другом одного из главных разрушителей царизма А. И. Гучкова. Очень скоро этот же Гучков, якобы как представитель вновь созданного Военно-промышленного комитета, зачастит в Ставку, где близко сойдется с фактическим главнокомандующим генералом Алексеевым. В Киеве другой деятель ВПК миллионер Терещенко очарует генерала Брусилова. Что, генералы не ведали, не понимали, с кем они имеют дело? Ведали. Военный корреспондент при Ставке М. К. Лемке запишет в своем дневнике в ноябре 1915 года: «Меня ужасно занимает вопрос о зреющем заговоре». Так что стоит ли удивляться тому, с какой легкостью все они предали государя императора в 1917 году. Государя императора и его семью не поливал грязью только ленивый, а у него в 1915 году хватило-таки воли разогнать эту говорильню. Приведу любопытную выписку из протокола заседания Государственной думы от 3 сентября 1915 года: «Заседание открывается в 2 часа 51 минуту по полудни под председательством М. В. Родзянко. Родзянко предлагает выслушать высочайший указ о роспуске Думы. (Все встают.) Зачитывается указ. Председатель: Государю императору “Ура!” (Долгие несмолкаемые крики “ура”.) Объявляю заседание Государственной думы закрытым. Заседание закрывается в 2 часа 53 минуты пополудни». Вот так «слабый, нерешительный» царь в 2 минуты разогнал под аплодисменты политиканов. Но это был конец 1915 года, и фронда только набирала силу.
Фронда после разгона Думы сосредоточилась как раз в ВПК, «Союзе земств и городов» (Земгоре), «Особом совещании». Государь император надеялся, утверждая эти структуры на то, что они поднимут общественность, завалят действующую армию всеми видами боевого и материального снабжения. Но цели у господ Гучковых, Терещенко, Рябушинских и далее по списку были совершенно другие. Тот же Рябушинский в августе на заседании промышленников в Москве заявил: «Необходимо вступить на путь полного захвата в руки исполнительной и законодательной власти». На съезде Земгора в сентябре месяце Гучков определил необходимость этой организации «не только для борьбы с врагом внешним, но еще более с внутренним, той анархией, которая вызвана деятельностью настоящего правительства».