21 декабря 1941 года
Дорогие родители! К сожалению, до сих пор нет никакой возможности вам написать. Есть лишь растущая уверенность в том, что однажды я все-таки выберусь из этой передряги, пусть даже в качестве последнего, единственного выжившего из всей нашей роты…
На следующий день Харальд Хенрих был тяжело ранен в живот в бою северо-западнее Москвы.
Хельмут фон Харнак, выпускник средней школы, Берлин
Родился 13 ноября 1918 г. в Потсдаме, погиб 21 января 1942 г. в Орховке, Россия
В России, 23 сентября 1941 года
[После второго ранения]
Почему во мне так быстро зреет решимость вернуться на передовую? Это уже не просто амбиции и личное нетерпение, это стойкое ощущение, что нужно непременно помочь своим товарищам, которые застряли там, в грязи, что ты просто сроднился с этим местом, не можешь от него оторваться, поскольку чувствуешь себя здесь почти как дома. Но даже такое объяснение не будет полным. В голове крутится мысль, которую Рильке так замечательно выразил в своем «Корнете»: когда корнет спрашивает француза, зачем тот идет с ним, а он в ответ: «Чтобы вернуться!»
Россия, 21 октября 1941 года
Последние несколько месяцев не прошли бесследно для прежних боевых экипажей. Сколько танкистов уже погибло! Теперь мы стали настоящей боевой ротой, которая, несмотря на тяжелые потери в полку, успешно выполнила большую часть поставленных задач. По-человечески восхищают наши молодые солдаты, водители-механики и заряжающие, которые в свои 19 лет излучают какую-то непоколебимую энергию жизни. Из их глаз струится невероятная сила. Возможно, это можно было бы считать чем-то обыденным, если бы не их готовность к самопожертвованию.
27 декабря 1941 года
[Центральный участок Восточного фронта]
Вновь и вновь кажется, будто война уже не способна ничем нас ошарашить, что мы уже испытали все ее тяготы. Но всякий раз мы понимаем, что ошиблись, когда снова оказываемся на волосок от смерти. С 21 декабря мы вели ожесточенные оборонительные бои, которые достигли своего апогея в канун Рождества, в первый и второй праздничные дни. Русские бросались в атаку с невообразимой самоотверженностью, и их не смущали никакие, даже самые страшные, потери. Сегодня, наконец, они выдохлись. Почти немыслимый успех – противостоять такой силище, особенно с нашим дефицитом зимнего обмундирования, недостаточно укрепленными оборонительными позициями и нехваткой шанцевого инструмента. Кроме того, за шесть месяцев непрерывных боев в наступлении наши войска отдали почти все свои силы. Выдержка, которую проявил здесь немецкий солдат, вероятно, самого высокого порядка за весь период этой кампании. Несмотря на угрозы с флангов, на постоянные прорывы противника, на отрыв от тыловых коммуникаций, он удерживал свои позиции или потом отвоевывал в контратаках; в любом случае он не отступал ни на шаг. Со своей ротой я был прикреплен к пехотной дивизии, уже усиленной истребительно-противотанковым взводом и взводом тяжелых танков, и всегда был там, где самое пекло. Никогда не забуду командира, чей батальон мне удалось вызволить из тяжелого положения, разгромив позиции русских. Вздохнув с облегчением, он потом повторял: «Мой лучший рождественский подарок!» С 24 декабря у меня сохранился особый сувенир – часть разбитой ведущей звездочки моего танка. Я едва успел выскочить, когда он был протаранен тяжелым русским танком.
6 января 1942 года
Дорогой папа! Я прекрасно понимаю, что тебе трудно составить четкое представление о нашем положении. Даже все вместе, мои краткие письма не дадут полной картины. Однако если бы я писал больше, например, о потерях, о состоянии материальной части, о неудачах и настроениях солдат, то это была бы информация, на основании которой можно сделать выводы об эффективности наших войск. Но в таком письме это исключено. Картина станет по-настоящему полной лишь тогда, когда рядовой участник этой кампании приедет в отпуск на родину, где вновь обретет дар речи.
За шесть месяцев ожесточенной борьбы немецкий солдат одержал грандиозные победы. Когда он думал, что близок к окончательной победе, которую пришлось отложить до следующего года из-за непогоды, когда полагал, что получит заслуженный зимний отдых после того, как отдал всего себя без остатка, противник, который, как предполагалось, полностью побежден, вдруг взял себя в руки и принялся наносить сокрушительные удары, которые можно было отразить, лишь напрягшись до предела и отдав все силы без остатка. Вот так же и боксер, который только что радовался техническому нокауту, через некоторое время оказывается прижат к канатам своим внезапно воспрянувшим соперником. Внезапно остановившись после непрерывного наступления, немецкий солдат вынужден то и дело переходить к обороне, не оборудовав укрепленных позиций (внизу земля промерзла на полметра, а сверху – почти полметра снега), без достаточного зимнего снаряжения – и все это на фоне значительно превосходящих сил противника.
В настоящее время русские добиваются успехов потому, что в массе своей их войска уже не являются моторизованными и в такую погоду обладают большей подвижностью благодаря тому, что не привязаны к технике, как мы. На их стороне также и высокая личная бережливость русского солдата, которая вместе с упрямством и твердостью придает ему огромную стойкость.
За последние двадцать лет в результате сурового воспитания русский солдат приобрел три важных привычки: 1) инициативу низшего командования, которое способно вести бой самостоятельно, даже не получая приказов свыше; 2) привычку к современным боевым средствам, воздействие которых обычно принимает без паники; 3) отсутствие страха к угрозе с флангов; даже если русских обошли или отрезали с тыла, они все равно продолжают держаться. О высшем русском командовании можно сказать, что по сравнению с мировой войной его невозмутимость перед лицом потерь лишь возросла: массовое развертывание с непрерывным вводом в бой новых подразделений вплоть до полного истощения – отнюдь не редкость. Их командование заслуживает комплимента: оно смогло за короткое время буквально поднять армии с земли, неплохо оснастить их и вовремя бросить в бой. Пусть даже в этой кампании русские отступили к своим опорным пунктам, овладение их пунктами снабжения тоже дорогого стоит. Я, к примеру, ни разу не замечал, чтобы они испытывали сколько-нибудь заметную нехватку в артиллерийских боеприпасах…
Укрепление боевой мощи России произошло также и благодаря пробуждению русского национального самосознания – и такое развитие событий было лишь ускорено войной. Русские вспоминают свое историческое прошлое, например Петра Великого, и говорят о «великой отечественной оборонительной войне». Из трофейных приказов видно, что они отказались от принципа равенства в вооруженных силах. Четыре дивизии, особо проявившие себя в боях, русские превратили в гвардейские. Они носят особую форму, награждаются особыми знаменами, а сами солдаты и офицеры получают значительные надбавки к денежному довольствию.
То, что мы не смогли взять под контроль три крупных российских промышленных района, и что, несмотря на все надежды, нам так и не удалось окружить Москву, естественно, подразумевает определенные потери. Враг был недооценен, так как по каким угодно человеческим меркам подобное сопротивление едва ли можно было ожидать. Можно ли было при этом еще предвидеть то, какое влияние на наши действия окажет погода, – другой вопрос.
13 января 1942 года
[Последние строки]
Дорогая мамочка! Отпускник-пехотинец заберет это письмо с собой, поэтому надеюсь, что оно попадет в твои руки несколько раньше остальной почты. К нашей радости, о ранее заявленном развертывании теперь, похоже, не может быть и речи. И здесь куда важнее не наши страдания от холода, а оперативная обстановка в целом. Мы сейчас как скала в море краеугольных камней на Центральном фронте.
Билль Томас, студент философского факультета, Кёнигсберг
Родился 4 октября 1914 г. в Альт-Боруи (пров. Познань), погиб 26 ноября 1942 г. под Ржевом
В России, 21 августа 1941 года
…Местные ночи весьма своеобразны и многолики. Вчера громко стрекотали сверчки, а в лесу множество светлячков. Совсем как в мирное время, даже вспомнились стихи Эйхендорфа (Эй, мы ведь еще не одолели «Из жизни одного бездельника». Как только вернусь домой, продолжим. Мы остановились, когда прибыли в Италию), и мысли сразу же уносят к тебе… Затем вдруг вспыхивает сигнальная ракета, и начинается дикая пальба. И ты окунаешься в ночь, которая так прекрасна и вместе с тем так опасна. Даже день всегда имеет два совершенно разных лица. На опушке нашего маленького леса цветут высокие чертополохи, белоснежные маргаритки и многие другие растения, названий которых я не знаю. В окопе к нам прибилась маленькая черная крыса, неподалеку пищат несколько птенцов – вероятно, в деревне им было слишком страшно, потому что она постоянно находится под обстрелом… А сегодня утром к нам даже приплелся красно-коричневый теленок… И вдруг снова этот адский грохот, продолжающийся уже почти восемь часов без перерыва. Странная штука война…
16 октября 1941 года
С чего начать рассказ? На самом деле мне пока нечего сказать. Сердце до сих пор так переполнено ужасами последних дней и часов, что, будь ты рядом, мне пришлось бы невольно ухватить тебя за руку, чтобы как-то облегчить себе душу. Но я знаю, что это письмо вновь придаст мне сил и спокойствия…
Мы прорвались через линию железобетонных бункеров, испытав всю суровость и неумолимость этой войны. Наряду с множеством других этот день отнял у меня особенно дорогого товарища… До сих пор вспоминаю его смех и бурное рукопожатие…
Хотя после этого боя мы рассчитывали на небольшую передышку, наступление продолжалось без остановки. Между тем на землю легло толстое снежное одеяло, словно небо захотело скрыть все следы крови и смерти, которыми было усеяно это поле. Сне