В итоге, оказавшись на борту китобойного судна, мы проспали двенадцать часов кряду и потом отпраздновали свой второй «день рождения».
База военно-морской авиации в Северном Ледовитом океане, 29 июля 1942 года
В течение недели мы без перерыва атаковали большой конвой в Северном море, который ранее обнаружила наша эскадрилья. Я совершил один вылет продолжительностью шестнадцать часов и два вылета по тринадцать часов каждый.
В течение первых трех дней мы могли распознать конвой только по облакам разрывов его зенитных снарядов, настолько плохая была видимость. Когда самолет вынырнул из тумана, я внезапно увидел впереди черные клубы от разрывов. С подводными лодками у нас поддерживалась постоянная связь с помощью лампы Морзе. Наша торпедная авиация также смогла впервые проявить себя здесь в более широком масштабе. Я никогда не забирался так далеко на северо-восток, как в этот раз. Последние суда рассеянного конвоя спасались бегством в направлении Новой Земли; некоторые наткнулись на айсберги и затонули, другие были перехвачены нашими подводными лодками. На семьдесят седьмом градусе северной широты я пролетал между айсбергами высотой до 30 метров. Как-то в непогоду во время бреющего полета врезался в айсберг и разбился мой товарищ, летевший в другом самолете. В такие дни пейзаж внизу расплывается, становится бело-серым.
Однажды я стал свидетелем впечатляющего подвига: 2 июля я весь день отслеживал передвижение конвоя судов к северо-западу от Ян-Майена. Каждые полчаса, согласно приказу, я сообщал о курсе, составе и погодных условиях. Погода, которая поначалу была очень плохой, заметно улучшилась, и в 4.50 вечера я получил по рации приказ: «Направить пеленг для приближающейся торпедной группы. Подать сигнал о приближении торпедной группы. Сообщить о пораженных целях. Атака запланирована на 6 часов вечера».
Точно в намеченное время с юго-востока появилась цепочка наших самолетов Не-115 с торпедами под брюхом. Атака прошла успешно; вскоре вражеский танкер водоизмещением 10 000 тонн уже был объят пламенем. Но я также заметил, что прямо посреди конвоя совершила аварийную посадку одна из наших летающих лодок. Соседние корабли открыли яростный огонь по дрейфующему самолету, а к месту посадки устремились эсминцы. В этот момент на воду – там же, посреди конвоя! – рядом с дрейфующими товарищами приземляется соседняя машина, поднимает экипаж к себе на поплавок, снова взлетает и уносится прочь. Следует оговориться, что если бы это дерзкое предприятие провалилось, оба экипажа оказались бы в плену у русских, а не англичан…
Эрнст Теодор Леберт, студент теологического факультета, Гейдельберг
Родился 18 мая 1920 г. в Шварцаклерхофе близ Агластерхаузена, погиб 9 февраля 1942 г. в окрестностях Старой Руссы на озере Ильмень
Январь 1942 года
[Завещание]
Дорогие мои!
Когда вы читаете эти строки, меня уже нет среди живых, но сам я нахожусь там, где мы однажды снова увидимся, – в вечности, в руках Божьих.
Возможно, смерть избавила меня от многих испытаний. Поэтому не оплакивайте меня, а, наоборот, порадуйтесь и поблагодарите, что я выстоял и теперь пребываю в лучшем мире. Вы, конечно, будете тяжело переживать мою гибель, но время постепенно залечит и эти раны, а Бог придаст вам новые силы. Это по его воле я не вернусь домой. А Бог ведь не совершает ошибок. Может быть – даже наверняка, – вы однажды с благодарностью оглянетесь на эти страдания, потому что с ними Господь увязал особый вид любви. Прощаясь, еще раз напоминаю одно из самых прекрасных изречений Спасителя: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир».
Пока пишу вам это письмо, я еще жив. Но это последний мой привет, привет из вечности. И снова говорю вам: не плачьте!
Эбехард Вендебург, Педагогический институт, Франкфурт-на-Одере
Родился 4 июня 1 91 7 г. в Дардесхайме, под Хальберштадтом, погиб 14 февраля 1942 г. в Демянском котле
Восточный фронт, 5 октября 1941 года
Для нас теперь важно лишь одно – беспрекословно исполнять свой долг, невзирая ни на какие признания или внешние почести. Это суровая, но ценная школа, когда выполняешь свою работу и добиваешься чего-то, не получая никакой благодарности. Зато как это укрепляет душу, как закаляет волю!
Я испытал это на себе: если разум и тело здоровы, испытания могут сделать нас только сильнее и выносливее. Это, по словам Гёльдерлина, как у поэта страдания и тоски: «лишь среди глубочайшей скорби начинает звучать для нас божественная песня жизни вселенной» и «лишь в боли раскрывается благородство души».
После возвращения домой – если представится такая возможность, – я буду испытывать еще более глубокое отвращение, чем раньше, ко всему показному и поверхностному в жизни. Буду судить о людях больше по их характеру и их делам, а не по званиям и должностям, именам и регалиям. Буду стремиться изгнать из себя даже последние остатки тщеславия, поклонения пустым и поверхностным вещам, буду искать и любить лишь истинные ценности жизни. Но среди таких истинных человеческих ценностей – так уж научила меня война – из двух людей с равными способностями для меня главными будут не хвастовство и надменность, а гордая скромность и сдержанность. А это значит ценить и культивировать все огромные ценности искусства и науки, а также пробуждать любовь к ним в других людях, в молодежи.
И все будет прекрасно. Все мелкое и низменное должно быть так же отдалено от нас, как и сейчас, в бою, перед лицом смерти. И тогда наше единство, как истинное добро и любовь между всеми немцами, заблистает новыми красками, станет еще лучше и крепче, чем в предвоенные годы.
Тогда сбудется то, чего требует Гёльдерлин: «Все должно обновиться, все должно в корне стать иным…» И я сам буду с радостью учиться и работать, чтобы показать немецкие ценности и немецкое величие нашим мальчишкам и воспитывать их истинными немцами, в которых одинаково крепки дух, разум и воля.
Ханс-Эрман Рот, Берлинский технический университет
Родился 25 июля 1921 г. в Киле, погиб 26 февраля 1942 г. в Киле на борту линкора «Гнейзенау»
Середина февраля 1942 года
Прорыв нашего флота через Ла-Манш оказался успешным, мы достигли немецкого устья Эльбы!
Угроза вражеского налета вновь задержала наш выход из атлантического порта Брест. Но затем мы с ревом вышли в море, мимо неумолкающих британских береговых батарей, мимо мрачных скал Дуврского пролива. В качестве флагмана конвоя следовал «Шарнхорст», за ним – ведущий непрерывный огонь «Принц Ойген», еще чуть дальше – мы на «Гнейзенау» в окружении шести эсминцев и прочих кораблей сопровождения. Наш стремительный выход в море стал неожиданностью для противника. Все на боевом посту, а я как наводчик, по собственному желанию, гордо замер на наблюдательном посту массивной башни «Бруно», возвышающейся над передовой башней «Антон» с ее длинными орудиями. Грохот морского сражения… незабываемое зрелище! Непрерывно атаковали вражеские самолеты-торпедоносцы и подводные лодки, но наша артиллерия среднего калибра вперемежку с залпами легких зениток без устали палила в ответ. При этом корабли двигались на максимальном ходу, уворачиваясь от опасно белеющих повсюду следов вражеских торпед. Вокруг главных сил нашего флота рыскали проворные эсминцы и скоростные катера, в воздухе ревели бомбардировщики и сражались истребители. Семнадцать вражеских самолетов рухнули в море пылающими факелами. В результате попадания вражеского снаряда разрушилась небольшая надстройка по правому борту. Одного матроса, который при виде этого адского зрелища едва не лишился рассудка, пришлось насильно связать.
Затем мы двинулись вверх по Эльбе, сквозь снег, холод и толстый слой льда. Скоро уже родной порт и долгожданный отдых. Я возвращаюсь, мама!
Через несколько дней X. Рот погиб на борту «Гнейзенау» в своем родном городе Киле, когда он с другими добровольцами оказался в снарядном погребе, рядом с которым взорвалась вражеская авиабомба. Вместе со 112 товарищами он погиб от отравления угарным газом. Перед этим он все-таки успел навестить свою мать…
Курт Фогелер, студент теологического факультета, Гёттинген, Тюбинген
Родился 2 сентября 1913 г. в Гибольдехаузене-Айхсфельде, погиб 20 марта 1942 г. у озера Ильмень
Декабрь 1941 года
Мир повидал немало великих, страшных войн. Но за все время его существования, пожалуй, не было войны, которая могла бы сравниться с той, что сейчас разворачивается в Восточной Европе. Это касается не только самих масштабов, многих сотен километров фронтовых линий, огромных пространств, на которых ведутся бои, миллионных армий противостоящих друг другу народов, но и способа ведения войны. Не намерен вдаваться в подробности. Я не офицер Генштаба и не военачальник, который видит войну лишь глазами тактика, а просто человек, который переживал и продолжает переживать войну как обычный человек.
С какими страданиями мы сталкиваемся здесь каждый день! Однажды к нам пришел русский и хотел продать немецко-русский словарь, который сам же и составил. Ну, не продать, а обменять на хлеб. Мы как раз что-то ели и поделились с ним. На кусок хлеба он набросился как волк. Такое зрелище никогда не забудешь. Мужчине было 58 лет, помимо родного языка он говорил еще на английском, немецком, французском и испанском. Когда мы спросили, кто он по профессии, он рассказал, что много болел и зарабатывал на жизнь тем, что делал крестики для ношения на шее. Эти крестики так трогательны и подтверждают глубокую набожность русского народа. Не видел ни одного дома, где не стояли бы образы святых. Сейчас русский народ переживает период тяжких страданий, которые, безусловно, имеют свой смысл и, возможно, еще не раз станут благословением для всего человечества.
Бедный, несчастный русский народ! Как тут удержаться от сострадания, как не проникнуться жалостью? Это ведь тот самый народ, с которым нас сблизили великие рус