населяющих местные деревни, – особенно во время боев, – просто ужасны. Многие дома горят, на улицах лежат мертвые или раненые женщины и дети, позаботиться о которых удается порой лишь через несколько дней. Картина всегда одна и та же: войска подходят и закрепляются на новых позициях, а жители, несмотря на пожары, грабят свои же колхозные склады, которые до недавнего времени охранялись какими-то политруками. В итоге раздобыть что-нибудь из продуктов удается редко. Часто бывало так: мы без раздумий бросаемся на врага, а пьяные жители машут нам руками…
В Крыму, 1 мая 1942 года
Только что узнали о сильной бомбардировке Киля. Хорошо, если при этом вы укрываетесь не в таком «убежище», как тут у нас. По сравнению с вашим бомбоубежищем это просто карточный домик. Война становится все более тотальной, жестокой и беспощадной. Как здесь, так и там.
Меня часто раздражают бессодержательные репортажи и описания из некомпетентных источников. Недавно, например, прочитал о наступлении, после которого вечером солдаты непринужденно собираются у костра. Как будто с отбоем война отменяется. Описывается множество каких-то отдельных поступков, но забывается повседневная жизнь во время войны, самоотверженность простых людей.
Несомненно, эти простые пехотинцы – настоящие герои. Вот укрылся солдат в окопе, забился в свою нору, – а такое происходит здесь уже почти два месяца, – и ему даже нос не высунуть, но все же за врагом надо следить. Поэтому он то и дело осторожно выглядывает из своего укрытия, рискуя в любой момент нарваться на пулю. Снаряды рвутся каждый день, то там, то здесь он слышит их приближение, земля трясется и разлетается на куски, землянка дрожит, свистят осколки. Ночами, когда ничего не видно и тем более не слышно, от постоянного напряжения глаза слезятся, воображение рисует страшные картины, и человек дрожит, завернувшись в брезент, и час за часом все вслушивается и всматривается. Нервы напряжены до предела. Потом на рассвете он заползает к себе в убежище, промерзший насквозь и смертельно уставший, а там тесно, сыро, темно, одолевают вши. Наверное, истинный героизм заключается не столько в чьих-то конкретных поступках, сколько вот в такой серой повседневности, в постоянной готовности, – пусть даже и к смерти, – в постоянном душевном напряжении, когда старые товарищи гибнут один за другим, а конца войны все равно не видно…
Одна из самых трудных задач офицера – уметь вновь взбодрить и всколыхнуть своих солдат, и поистине удивительно, что они, несмотря ни на что, все-таки способны воспрянуть духом.
Перед Севастополем, 24 июня 1942 года
[Штурм Севастополя]
После последней вылазки мы стремительным броском достигли нового района. С 15 июня снова перешли в наступление: впереди нас ждет самая сложная задача, которую только можно поставить перед старой пехотой! Крутые обрывы и овраги многократно усиливают грохот артиллерии, а воздух уже целиком пропитан пылью. Но у нас сейчас в распоряжении все то, чего нам так часто не хватало на Украине: большое количество тяжелой техники и артиллерии. Русский стоек и неуступчив, но мы обязаны победить и добьемся своего. Иногда мы вспоминаем Верден…
Бернхард Клаас, студент инженерного факультета, Фленсбург
Родился 21 февраля 1918 г. в Дюльмене, погиб 22 августа 1942 г. в Карибском море
Северная Норвегия, апрель 1940 года
Мы находились в Варнемюнде, когда внезапно, ближе к вечеру 5 апреля, все отпуска и увольнения были отменены. Что бы это значило? Рано утром 6 апреля в районе открытого порта уже кипела работа. К нашему удивлению, туда уже прибывали транспорты с горными егерями. Куда они направлялись? В Шотландию, в Норвегию?
Каждый эсминец взял на борт около 200 горных егерей с полной экипировкой: оружием, боеприпасами и провиантом. Вечером в 10 часов все егеря уже разместились на наших эсминцах. На верхней палубе было не протолкнуться. Здесь горная гаубица, там – пулемет, между ними – велосипеды и боеприпасы… На койках спали по очереди, егеря размещались на подвесных койках, а мы, команда, на палубе. В субботу в 11 часов вечера отправились в путь. Море было спокойным, а погода – ясной.
После выхода в море мы, наконец, узнали больше о планируемой операции. По корабельному радио было объявлено: «Задача этих десяти эсминцев – доставить горнострелковые войска в Норвегию, а именно в Нарвик. Очаги сопротивления противника необходимо подавить огнем морской артиллерии».
Внезапно в небе появились английские бомбардировщики! Вскоре они уже оказались прямо над головой, однако, попав под огонь наших зениток, повернули обратно в сторону Шетландских островов. Но теперь они все увидели: наши эсминцы, а также линкоры «Шарнхорст», «Гнейзенау» и ударный крейсер «Хиппер». Но вот о том, что мы, следуя без транспортных судов, уже имели на борту горнострелковые войска, англичане, конечно же, знать не могли.
На широте Тронхейма произошло боевое столкновение с английским крейсером, ударный крейсер «Хиппер» получил приказ вернуться; полчаса спустя был потоплен английский эсминец. Волнение на море и ветер настолько усилились, что свободно передвигаться по верхней палубе стало невозможно. В начале дня одного из матросов смыло за борт. Никакой возможности его спасти не было, бедняга сразу же исчез в волнах. Горные егеря чувствовали себя на борту крайне неважно, всех одолела морская болезнь, принимать пищу они были не в силах и валялись по всей палубе.
В понедельник мы подошли к Лофотенским островам, а около полуночи вошли во фьорд. Рано утром, около 4 часов, начало светать. Трое суток мы не видели ни земли, ни маяков, а теперь перед нами возвышались заснеженные горы Северной Норвегии, их белые вершины были окутаны туманом. В 5 часов нас встретил катер норвежской береговой охраны. Пока по правому борту катер с офицером направлялся к норвежцам, по левому борту уже началась высадка первых групп. Затем мы достигли Нарвика, где нас уже поджидали другие эсминцы. Наши горнострелковые подразделения беспрепятственно высадились на берег.
Вечером 9 апреля мы узнали, что у Лофотенских островов стоит сильный английский флот. За день до этого мы прошли мимо вражеских кораблей в тумане, пока те укрывались в бухтах архипелага. Видимо, они прибыли на несколько часов позже нас.
Всю ночь наши эсминцы поочередно выполняли роль сторожевых катеров. Один из них как раз возвращался с дежурства в очень сильную метель. Когда внезапно туман рассеялся, мы увидели несколько английских военных кораблей – вроде бы только эсминцы. Сразу же завязался бой. Непрерывно гремели залпы, и торпеды с шипением рассекали воду. Одна из первых же вражеских торпед попала в нас. Наш эсминец завалило набок, и дальнейшее продвижение было затруднено. После этого мы подверглись артиллерийскому обстрелу, и почти в тот же момент в нас угодила вторая английская торпеда. Корабль разломился надвое, нос и корма вздыбились.
Все было кончено. Пришлось срочно покидать корабль. Медленно, один за другим, мы погружались в воду. Спасательные шлюпки были разбиты, поэтому до берега пришлось добираться вплавь. Немного прояснилось, и в тумане на расстоянии около 500 метров удалось разглядеть землю. Надев кожаную куртку и спасательный жилет, я погрузился в холодную воду. Передо мной было большое торговое судно, на котором я и решил укрыться. Забортный трап почти касался воды. Я схватился за перекладины, но не смог удержаться, потому что окоченевшими руками почти ничего не чувствовал. Вторая попытка оказалась более удачной. Оказавшись наверху, я с трудом поднялся на ноги. Если бы борт корабля оказался выше, я бы снова свалился в воду с высоты около 8 метров.
Попутно замечу, что линкоры сопровождали нас только до Лофотенских островов, после чего легли на обратный курс. Шесть английских эсминцев, которые превосходили наши по вооружению, 10 апреля атаковали находившиеся в гавани немецкие эсминцы. Два наших эсминца вышли из строя, и их пришлось оставить. Но другие вытеснили английские эсминцы из гавани, потопили два из них, после чего остальные отошли. На следующий день бой эсминцев продолжился. Появились двенадцать английских эсминцев, два крейсера и два линкора, которые атаковали наши корабли. Между тем на берегу мы получили от норвежцев оружие и боеприпасы; теперь мы заняли свои позиции и были намерены помешать высадке англичан.
Во время этого второго боя ни один немецкий эсминец не был потоплен вражеской артиллерией. А вот наши корабли потопили четыре английских и повредили два других настолько, что те с трудом вернулись в Англию. Вскоре, однако, боезапасы наших кораблей были исчерпаны, и экипажам пришлось их затопить. В самом узком месте один из наших кораблей встал поперек, выпустил остатки боеприпасов и последней торпедой потопил английское судно «Казак». Экипажи были переправлены на берег, где и заняли оборону.
Нарвик, конец апреля 1940 года
Теперь нас использовали как инженерные войска, потому что на норвежцев надеяться было нечего. Мы развернули мастерские и построили бронепоезд, на котором 16 апреля уже были на шведской границе: вся рудовозная железная дорога была теперь в наших руках! Большой мост северной железной дороги был взорван, но с помощью незатейливых средств и упорного труда вскоре восстановлен.
18 апреля английский эсминец разрушил железнодорожный мост под Нарвиком. На следующий день он был восстановлен. Мы как раз проводили испытания моста, когда унтер-офицер окликнул: «В укрытие! Он снова там!» Оказалось, это тот же вражеский корабль, что и накануне. Не успели мы отойти от моста на полсотни метров, когда с эсминца грянул первый залп.
Рудовозная железная дорога, протянувшаяся от Нарвика к шведской границе, проходит около 30 километров прямо вдоль одного из фьордов. С эсминца она видна, и ее можно обстрелять. Железную дорогу мы заняли всю вплоть до самой воды, но защищать ее могли лишь с помощью пулеметов и винтовок. После второго обстрела восстановить разрушенный мост мы не смогли. Это удалось сделать лишь тогда, когда английские эсминцы отошли от Нарвика.