тремительно продолжается – в южном направлении.
Постепенно приобретаю представление о нашей могучей военной машине. Сегодня больше не хочу спрашивать, почему ее непременно требовалось привести в движение, почему в этой неумолимой суровости… О боже.
Огонь постепенно угасает. Спокойной ночи, сестра.
Под Киевом, 6–7 июня 1942 года
Полчаса потратил на чтение «Странника». Приятно сознавать, что человек еще далек от совершенства, а ведь это и есть высшая цель – «совершенствование человека».
Переваливаем через хребет, а внизу лежит деревушка: маленькие хаты под толстыми соломенными крышами. За ним – широкая равнина, а вдали – темные громады гор. Этот вид – моя воскресная радость. Теперь еще долго придется трястись по гати и бездорожью, пока не доберемся до следующей деревни.
На украинском черноземе зеленятся посевы. Когда колосья кукурузы созреют на солнце и потяжелеют от ветра на стройных стеблях – где мы будем тогда?
Украина, 18 июня 1942 года
Чувствую это вновь с неумолимой ясностью: Бог – могущественная сила. Он влечет нас за собой, и тогда мы качаемся в Его круге жизни, и если мы полностью откроемся Ему, то тоже будем жить в Его гармонии, – станем истинными людьми, потому что полнота слова «человек» велика и прекрасна. Человеческое бытие – не значит быть удерживаемым в небытии какой-то неясной, случайной силой. В каждой жизни заложена своя судьба, которая закаляется в пламени воли и выковывается в кольцо, плотно насаженное на идеальную цель – или жизнь человека, которая все-таки была наполнена жизнью Бога, но будет отдана в пламенном порыве либо бесцельно растрачена…
Воскресенье, 5 июля 1942 года
Наши дни наполнены солнцем и светом, ураганами и необъятным простором. Мы живем почти как мальчишки, которые покидают города, чтобы очутиться на природе, у островерхих палаток, и целиком отдаться воде, ветру и солнцу. И все же, Господи, мы уже знаем, что такое гибель товарищей. Боже, Ты так спокоен, так велик. Ищу близости с Тобой и познаю лишь себя как человек, который пытается втиснуть Твое величие в узкие рамки своих сомнений. Господи, Твоя любовь может разрушить все эти барьеры, может наполнить меня настолько, что слова мои станут богаче и дадут любовь многим, кого Ты поставил рядом.
У дороги стоит маленький мальчик. Он больше не просит, а лишь бормочет про себя: «Пан, хлеба». Удивительно, сколько страданий, горя и безучастности можно порой разглядеть на лице ребенка…
19 июля 1942 года
[Наступление на Украине]
Нас окружал весьма необычный пейзаж. Длинная колонна техники была окутана пылью, словно затерялась в огромных серых облаках. Слева вдали высились крутые, обрубленные конусы гор, с которых между редких лугов к дороге спускались широкие полосы белой голой земли, затем шла широкая дорога, которая, словно русло реки, покрыта мучнистой, по щиколотку, пылью, вздымавшейся и клубившейся при каждом шаге. Справа на фоне сумрачного вечернего неба виднелись жалкие землянки, густо покрытые пылью. Позади них земля круто обрывалась, и лишь верхушки высоких деревьев, которые поднимались из болотистой земли, возвышались за домами. Когда потом взошла луна, за верхушками деревьев сверкнули в бесконечной дали озера и песок, и когда мы остановились на привал, то машины замерли, как белые призраки в бледном свете.
На следующий день местность стала намного приятнее, а когда в полдень заехали в одну из деревень, я впервые увидел русских крестьянок в очень красивых одеждах. На них были широкие, плотные юбки с красными полосками и в мелкую черно-красную клетку, с уголками, а к ним – белые блузки-вышиванки и большие разноцветные платки. Так они и стояли вместе: старик в толстых шерстяных штанах, вокруг которых были намотаны черные ленты, в широких лаптях, толстом сером пальто (как будто сшитом из одеяла) с меховым воротником и неизменной шапкой-ушанкой на голове, из-под которой свисали спутанные длинные волосы. Он был типичным представителем старого поколения. Они все так выглядят, и я бы с удовольствием сфотографировал его вместе с женой и дочерью в их нарядных одеждах. Но мужик, завидев мой аппарат, тут же удалился. Ну, эту услугу хотя бы оказала мне его жена, поспешно расправив юбку и представ перед моим единственным глазом с кокетливой улыбкой на широком загорелом лице.
Завтра мы продолжим поход и будем, как всегда, держать курс на юг. Я здесь не унываю и с большим удовольствием выполняю свой долг. Мои радиограммы помогают нашей ударной авиации наносить новые удары по врагу.
Украина, несколько позже
Скоро наступит вечер, и ветерок обдувает прохладой выжженные кусты. Кругом тишина. Завтра, наверное, отправимся в путь. Необычны эти тихие вечера, они полны какой-то особенной глубины и безмятежного созерцания, а иногда навевают тоску по родине и близким…
Некоторые из таких тихих вечеров подобны… смерти. Багровый шар заходящего солнца трепещет на изящных злаках, и они сливаются в едином потоке. Лучи эти скрывают от глаз все мелкое и ничтожное. На фоне заходящего солнца по-прежнему четко прорисовываются три чистые линии. Они несут в себе суть ландшафта, и ничто за их пределами уже не важно. В них все: расставание и отдых, подъем и падение, пустота и наполненность.
Три строки, ясные и чистые перед заходящим солнцем жизни. Большего и не нужно. Если только они смогут отыскать друг друга в том, кто вызывает восходы и закаты у солнца и жизни, – в Боге.
[Последняя запись]
Германия… я ведь даже еще не произнес это слово… Страна широких, сильных сердец, ты – моя родина, мой дом; стать даже маленьким зернышком для тебя уже стоит того, чтобы отдать за это жизнь.
Сейчас мы на пороге новых дней. Завтра в путь, а дальше – вперед?
Спасибо Тебе, Господи, за эти светлые дни…
Вальтер Вебер, выпускник средней школы, Хольцмюнден
Родился 3 августа 1921 г. в Веймаре, погиб 3 сентября 1942 г. под Эль-Аламейном, Северная Африка
Отступление из Москвы, 9 января 1942 года
Постоянно меняем дислокацию: сначала огневая позиция здесь, а завтра – уже в другом месте. Извечная борьба за технику и за топливо, а затем, когда есть и то и другое, то – с дорогами и той же техникой, которая вечно ломается: то двигатель откажет, то забуксует и застрянет в снегу, то вообще сойдет с дороги. Но не хочется думать обо всем этом в столь прекрасный час, который должен принадлежать лишь нам двоим. У нас и без того хватает забот. Хочу показать тебе другую, более примечательную сторону этой страны.
Снега везде – по колено! На деревянных избах с высокими крышами красуются огромные белые шапки. Над широкими заснеженными просторами простирается звездное небо, такое чистое, какого мы у себя в Германии не видели. Когда проходишь ночью по широкой деревенской дороге, то замечаешь у домов фигуры часовых в капюшонах.
Вассербург, 3 марта 1942 года
Два месяца зимней войны в России – испытание, которое накладывает на меня тяжелый отпечаток. Однако за время моего лечения многое изменилось к лучшему. Четыре недели провалялся в военном госпитале под Смоленском, затем приехал сюда. Снова страдаю, потому что толком не знаю, зачем я ем, пью и сплю. Но все еще изменится. Сейчас тихий полдень, лишь где-то далеко на севере грохочет артиллерия. И так происходит каждый раз, из-за жары бои немного утихают, если не прекращаются полностью. При этом мало что видно, потому что все окрестности начинают исчезать в мерцающем свете.
Мы по-прежнему находимся на том же плоскогорье. Возможно, лучший для тебя способ получить какое-то представление об этом – вспомнить обрывистые берега на Балтийском море. Края плоскогорья выглядят здесь примерно такими же. Породы сильно выветрились, так что обычно их можно разбить рукой. Но это лишь на поверхности. Камни, лежащие несколько глубже, представляют собой невероятно твердую, чаще всего даже сплошную породу, и это затрудняет обустройство наших огневых позиций.
Рано утром обычно еще прохладно. Когда восходит солнце, земля наполняется необыкновенной чистотой. Из-за влажности воздуха видимость поистине невообразимая, и все тени резко и мрачно выделяются на блестящей песчаной земле. Около восьми или девяти часов солнце начинает палить нещадно, а затем поднимается почти вертикально над головой, так что мы почти не отбрасываем тени.
В тихие вечерние часы мечтаю о далекой родине, стремлюсь отыскать в этих мыслях тебя и спросить, каково там тебе в этой отважной борьбе за нас обоих. Но даже в трудный час мы не падем духом, крепко возьмемся за руки и будем с верой и надеждой смотреть в будущее.
Бернхард Эрнст Буль, асессор, Мюнхен
Родился 3 января 1916 г. в Штутгарте, погиб 26 сентября 1942 г. в России
[Страница дневника]
Выбор немецкой молодежи – как у Телемаха: пусть нас найдут возле богини Афины, возле отца! Если не смогу завершить начатое, то не смогу так просто предстать перед людьми, перед которыми чувствую ответственность, перед отечеством, которое люблю, и перед Богом, которого ищу.
Эвфорион! Вставай! Настало время обратиться к Богу. Тот, кто ставит перед собой высокие цели, переживает темные ночи…
Под Новгородом, 18 июля 1942 года
Одна из причин, которая дает мне основание чувствовать, что сегодня я как солдат стою на правильном пути: желание быть достойным своих друзей, которые сейчас тоже на фронте, перед лицом смерти. С другой стороны, как бы мне ни была дорога страна, земля в ее политических границах, любовь к родине не толкает меня на войну. В этом смысле немцы меня сильно разочаровали, и я стал высоко ценить других европейцев, необязательно одних лишь немцев. Кроме того, я чувствую себя как дома везде, где собираются люди истинно образованные, а значит, всегда исполненные божественного благоговения, или, если это невозможно, то там, где можно побыть одному. Поэтому мой дом – духовный, а значит, не от мира сего и не везде. Тогда в этом конкретном смысле: «ubi bene, ibi patria» («Где хорошо, там и родина»,