ила с древнегреческим миром. Мы невольно представили себя греками пятого века до нашей эры, которые собираются вступить в Парфенон для церемониального жертвоприношения. Массивные колонны Пропилеи, храм Никеи, парящий рядом с ней в легкой плетенке, сверкающей белизной. А сверху на все взирает Парфенон. Грациозно ступая, ядра несут карниз Эрехтейона, а на самой высокой точке на стройной мачте развевается германский военный флаг.
Между колоннами Парфенона взгляд блуждает по знаменитым местам: вот здесь Платон основал свою академию, а здесь его учитель Сократ выпил кубок с ядом, вот театр, где он же наглядно показал людям их сущность. Все кажется каким-то дематериализованным. Небо здесь темнее, чем земля. Горы Имитос и Ликавит переливаются темно-коричневыми и фиолетовыми красками, и здесь, среди богов, человек бесконечно счастлив!!!
Мартин Пенк, студент, Штутгарт
Родился 6 декабря 1922 г. в Лейпциге, погиб 26 октября 1942 г. под Эль-Аламейном, Северная Африка
В Египте, 6 июля 1942 года
Мерса-Матрух остался далеко на западе, в нескольких днях пути. Штурм линии Газалы, марш-бросок через Тобрук, перевал Халфайя до Матруха… я прошел через все это. Несмотря на то что основное сражение еще впереди, думаю, мне вновь улыбнется удача, ведь солдату она необходима, чтобы выбраться целым и невредимым. Здесь все практически отрезаны от остального мира. Чаще всего мы не в курсе, что творится в России, либо узнаем об этом намного позже. Мы знаем лишь о том, что происходит в Северной Африке. Я не слышал речи Роммеля, но под Тобруком потери с обеих сторон оказались очень невелики, крепость была захвачена. Здесь, в Египте, бои становятся все тяжелее и тяжелее. Мы вошли в самое логово британского льва…
Египет, 29 июля 1942 года
Ровно год назад сегодня впервые увидел Африку. В этом году мы преодолели более 2000 километров, из них около 700 километров – по пустыне. Вот уже добрый месяц торчим на бесплодном, хотя порой и великолепном плоскогорье египетской пустыни, среди песка и камней. Рядом ни деревца, ни дряхлого кустарника, ни птиц – ровным счетом ничего такого, что могло бы радовать глаз. Лишь вечером, когда огромный солнечный диск опускается на западе, когда пустыня окрашивается в красный цвет, а русла пересохших рек отбрасывают причудливые тени, ты вдруг замираешь на месте и изумляешься той красоте, которую может предложить тебе бесплодная пустыня. Потом дышать уже полегче, воздух становится прохладнее, а главное, на время исчезает такая напасть, как мухи. Вы даже представить себе не можете, какая это беда. Под вечер какого-нибудь тихого, безветренного дня ты вымотан не меньше, как если бы совершил марш-бросок на 200 километров. Сотни этих тварей жужжат вокруг каждого из нас, заползая в уши, нос, рот, рубашку и часто доводя почти до грани отчаяния. Но потом ты успокаиваешься, потому что любое волнение здесь просто бессмысленно. Любую пищу тут же облепляют десятки мух. И ничего не сделаешь! Раньше я такого и представить себе не мог, но и о многом другом тоже не догадывался. Например, о том, каково это – целый месяц не переодеваться и почти никогда толком не умыться. Здесь мы быстро познакомились со всем этим, а также хорошо уяснили, что такое жажда. У нас нет воды со вчерашнего утра. Может быть, сможем достать ее сегодня, а может, лишь завтра. Сама видишь, это всего лишь несколько моментов из нашей повседневной жизни, которые, по сути, не имеют никакого отношения к войне. И это далеко не все. Бои на совершенно безлюдной местности, в сильную жару, в краю, где ни одна рана толком не заживает, где оружие ведет себя совершенно иначе, чем в других местах. Но в любом случае этот год показал мне, что человек способен выдержать все, если только захочет…
Египет, 10 августа 1942 года
Теперь наконец после весомых трофеев, захваченных в Тобруке и Матрухе, мы полностью оснащены транспортом. Под Тобруком скопилось очень много пехоты. Неискушенный не в состоянии представить себе тяготы, выпавшие на долю пехотинцев. Марш-броски по 30 километров в день под палящим солнцем, походное снаряжение, пистолеты, винтовки, ящики с боеприпасами, пулеметы (весом 75 фунтов!) или минометы и, главное, извечная, нескончаемая жажда.
Египет, 29 августа 1942 года
Мы прибыли на позицию в Аламейне и провели там долгий месяц. Конец июля выдался ужасно жарким. Настоящее пекло пришлось на время английской атаки, когда мы попали под ураганный огонь. Говорят, температура в тот день составляла плюс 78 градусов по Цельсию!
Мы ушли примерно на 80 километров вглубь египетской пустыни. Здесь, на юге, немного спокойнее, чем на севере, по крайней мере нет артиллерийских обстрелов. Непрерывные – и днем и ночью – воздушные налеты стали реже, и теперь для меня это не помеха. Ну разве что сейчас, потому что невозможно спокойно написать письмо, когда рядом падают сбитые вражеские самолеты.
В Египте, 7 сентября 1942 года
Глубоко на юге наткнулись на британские оборонительные линии. Казалось, все идет хорошо, пока не наступила ночь и мы не устроили привал. В 8 часов вечера – а к этому времени здесь уже темнеет – прямо перед нами оказалось около сотни единиц вражеской техники!
Началась перестрелка, которая продолжалась до 4 часов утра. Воздух сотрясался от яростного треска, хлопков и разрывов. Облака грязи и порохового дыма призрачно висели над землей в этой ночи, которую из-за сигнальных ракет и горящей техники и ночью-то назвать было нельзя. Стонали раненые, гудели санитарные машины, это был просто ад! Мы лежали, прижавшись к земле, наполовину зарывшись в свои окопы, и считали минуты. Мое орудие было сильно повреждено, как, впрочем, и машина. К счастью, в моем расчете оказался лишь один раненый. На следующий день нам пришлось много лежать, потом поучаствовать в двух десятках атак и пережить еще одну такую же ночь. Затем мы отошли, а наше орудие было отбуксировано. Это первые ночи, когда мы вновь можем спокойно поспать; мы снова получили возможность досыта наесться и вдоволь напиться. Сейчас передо мной полная миска еды, три буханки хлеба на шестерых на четыре дня и вдобавок три четверти фляги питья в день. Каждую ночь с 31 августа по 1 сентября на нас сбрасывали более 1000 бомб…
Рудольф Хэк, штудиенреферендар, Штутгарт
Родился 15 августа 1918 г. в Крайльсхайме, ранен 29 сентября 1942 г., умер 23 января 1943 г.
Россия, 4 октября 1942 года
Дорогая сестра!
Кто-то должен точно знать, как я себя чувствую, и я думаю, что тебе могу честно рассказать обо всем. Но только прошу: ни слова нашим родителям!
Мне прострелили легкое, и два осколка кости попали в спинной мозг, парализовав нижнюю часть тела и обе ноги. Врач сказал, что проболею где-то пару лет, не меньше.
Пожалуйста, сожги эту записку, как только прочтешь, и никому не рассказывай!
Рига, 6 октября 1942 года
Дорогие родители! Прошу извинить меня за то, что так долго не писал. Несмотря на запрет, пытался передать письмо с оказией. Потом начались бои на болотах, без домов, без света, так что было уже не до писем.
Если сегодня вновь пишу вам, то это потому, что я ранен; получил пулю в легкое. Но я все еще могу нормально дышать, только вот приходится все время лежать.
23 декабря 1942 года
Дорогие родители!
Состояние остается прежним. Раны заживают так хорошо, что даже врач удивляется. Вот, пожалуй, и все, что могу подарить вам на Рождество: признание моего выздоровления и мою искреннюю любовь!
Ваш Рудольф.
Гейнц Кюхлер, студент юридического факультета, Берлин
Родился 20 декабря 1915 г. в Вюрцбурге, погиб 30 октября 1942 г. севернее Ярцева, Россия
Ютербог, 3 сентября 1939 года
Прекрасный, тихий воскресный день; несколько часов назад пришло известие о том, что в войну собираются вступить Англия и Франция.
Мировая война… во всех уголках света, новая борьба за лучшее будущее, которое становится все более отдаленным. Но на этот раз должно быть принято решение, станет ли конечным результатом этого хаоса самораспад нашей культуры или воцарится новый разумный миропорядок. В любом случае все сложится не так, как представляется сейчас, и «непредсказуемое» будет еще долго определять нашу жизнь, нашу общую судьбу.
Мы не страшимся этой борьбы, смысл которой заключается в ее бессмысленности, а ценность – в обесценивании человеческого духа или, во всяком случае, нынешних форм интеллектуальных и творческих способностей человека. Поэтому мы не должны придавать слишком большое значение нашей жизни, которая является крошечным атомом в вечном процессе мировой жизни. Наше величие должно заключаться в способности не властвовать над судьбой, а сохранить свою личность, свою волю, свою любовь вопреки судьбе и стать непокоренной жертвой чуждого нам миропорядка. И ужасные трудности – да, да, возможно, именно они – приблизят нас к знанию, к истине.
Франция, 3 июня 1940 года
Вчера у нас состоялась долгая прогулка по прекрасному Иль-де-Франс. Местные деревни порадовали своими интересными церквями. У военного мемориала, посвященного павшим в предыдущей войне, в тихой гармонии покоились пять немецких солдат и французский офицер. Мы впервые увидели жителей, населяющих эти места в мирное время: старые, изможденные лица перед разрушенными домами и хижинами…
На самом деле странно отправляться на войну с таким настроем, как у нас: без ненависти, без страсти, без таланта, без ощущения цели. И все же мы «сражаемся».
Скорее всего, будет так: пока «история» воплощается в жизни государств и народов, условием существования является и останется война. Государство и общество, похоже, нуждаются в войне, чтобы сохранить свои ценности, выполнить свои задачи; либо они должны отказаться от того и другого, когда становятся бессильными и безвластными. Возможно ли формирование иного исторического принципа, в котором объединенные, сосредоточенные силы государств растворяются в осмысленных индивидуальных начинаниях, не требующих постоянной борьбы за свое существование, за свое развитие? Возможно, именно этот вопрос будет решен сегодня и в последующие века.