Человек волей-неволей начинает странствовать по миру, который известен ему лишь по рассказам. Но мне все равно нравится, несмотря на песчаную бурю и жару. За долгие годы всего одна большая поездка. Все хорошо, только попутчики порой оставляют желать лучшего. Для многих русские крестьяне и вообще все русское – это идиоты и «глупцы». Но именно с такими предрассудками я и борюсь. На просторах России узкая перспектива обычного европейца не имеет никакого значения, она исчезает в этой бескрайней степи и окончательно застревает в песке и пыли, над ней смеются весенний ветер и ледяная буря.
Под Брянском, 18 октября 1941 года
Война на Востоке вступила в «холодную» стадию, но ледяная зима не дает покоя двум великим враждующим сторонам. Скорее, это ожидаемый единомышленник, стремительно превращающий советское бездорожье в ледяные «асфальтовые» дороги.
Прошло уже почти четыре месяца, и для всех «праздничная поездка» в советский рай, безусловно, значила многое. Лично я чувствую себя среди русских как у себя дома. Простота их жизни привлекает и восхищает. Русский сам строит себе дом со всей обстановкой, утварью и инструментами, причем не топорно, хотя и примитивно. Все, что он носит, долгими зимними вечерами связала и соткала его жена.
27 марта 1942 года
Тоскую по Ветхому Завету. Ведь здесь, в России, мерила такие же, что и в Ветхом Завете. И страшна гибель не только представителей русских народов, но и наши люди, наши близкие могут потерять последних сыновей, а семьи – своих кормильцев. Человек на самом деле – пустота, небытие. В первобытном инстинкте человечества зародился дьявол, и мы все подвержены его воздействию. У тех, кто вышел без субстанции, без железной стены вокруг своей совести, без меча победоносной христианской веры, без уверенности в спасении и благодати, их героические песни превратились в жалкий похоронный марш. Под ударом смятенный идолопоклоннический мир, доселе блестяще доказанное мировоззрение, растворился на части, а именно на высокомерие, надменность и беспринципность; высокомерие уступило место жуткой пустоте. Сам видел, как с проклятием на устах умирал товарищ, который так и не мог толком сложить руки, а его губы так и не могли произнести слова молитвы. Этот умирающий солдат проклинал своих родителей за то, что те не научили его молиться. Ему оторвало обе ноги… Но даже тот, кто время от времени трогает свой крест или бормочет заклинание, слишком быстро забывает голос Господа и о том, как сам он с ужасом отдался в руки живого Бога.
14 апреля 1942 года
В Любеке разрушены кафедральный собор, церкви Святого Петра и Святой Марии, в которых покоятся могилы наших предков! Мама, ты пишешь о крови и слезах. Так думают многие. Но смерть – это возмездие за грех. Сегодня Бог так же могущественен, как и в Ветхом Завете. От его грозного взгляда люди гибнут, как рыбы в море и как черви в земле. Низвергнутся народы и государства, которые настолько самонадеянны, что приписывают победу или разрушение своей собственной силе. Триумф христианства основан на вере, любви и надежде, когда души хором поют вечные песни Всемогущего Творца. Во сне я всегда вижу эти хоры в белых одеяниях на фоне воплей солдат в окровавленных маскировочных халатах. Любая музыка – это просто хныканье, если она не прославляет и не восхваляет Бога и Троицу. Мы должны безжалостно освобождаться от посредственного и всегда согласовывать свои мерила со Святым Писанием. Не лучше ли грешнику отрубить конечность, которая доставляет ему неприятности, и обрести небесное спокойствие, нежели быть осужденным на ад как уважаемый и почитаемый гражданин? Кровь проливалась тысячелетиями, и этот поток не ослабевает. Но пасхальная победа – это победа над кровью, и поэтому мы с небесной силой держимся за Голгофский крест.
8 августа 1942 года
С тех пор как я стал командиром казачьего эскадрона, я очень загружен. Моя задача – собрать две сотни казаков из лагерей для военнопленных, одеть их, обучить, вооружить и разместить на большом участке леса для миротворческих целей. Этот отряд, за который я так боролся, надеюсь, просуществует еще какое-то время.
20 августа 1942 года
Возрождается «Казачий эскадрон 559». Одеты в немецкую форму с красными лампасами. На данный момент отряд насчитывает 250 человек, 20 из которых – немецкие кадровые военные. Позже их число увеличится на столько же, так что получится еще один казачий отряд. От всего этого получаю огромное удовольствие. Никогда не был так счастлив в России, как сейчас!
Видели бы вы только моих казаков! Все они отличные парни. У меня восемь бывших офицеров, которых я недавно перевел в унтер-офицеры. Есть музыкальная группа, оркестр, банджо-балалайка и гитара, а также фантастический казачий хор. Мой участок охранения в лесной зоне включает в себя восемь опорных пунктов на протяжении около 45 километров. Стреляйте, пойте, скачите по диким просторам! Мы создали целую колонию, около 400 человек, и всем здесь командую я. Начинают работать школы, церкви и лазареты – и все это по инициативе самих русских!
Восточный фронт, 12 декабря 1942 года
[Последнее письмо]
Если, несмотря ни на что, мне не удастся вам больше написать, пожалуйста, не сердитесь, ибо мой батальон в последние недели перебрасывали из одного леса в другой, а теперь, незадолго до святого праздника Христа, в эти дни Адвента, война, отец всего сущего, тоже не прекращается и не приостанавливается. Но Адвент добрался и к нам. «Идет корабль, нагруженный по самые борта…» Песни составляют часть жизни в России… старые гимны, старое Евангелие и старый Бог. Прибежище – у старого Бога среди вечных бедняков. Какое же все-таки богатство вы нам передали, дорогие старые родители, – в преданности, в Писании, в словах и песнях. Ведь без такого снаряжения можно запросто повернуть назад. Этого не вынести. Но я верю, что христиане непременно выиграют эту войну и на родине, и на фронте. Ибо где живут истинные христиане, они должны смело заявить о себе, а не прятаться
Мои дорогие родители! Вы говорите, что пора навестить вас, чтобы можно было попрощаться – на тот случай, если вдруг кого-то из нас Всевышний призовет к себе. Пусть дарует вам Господь еще много лет!
Россия, 25 декабря 1942 года
Дорогой пастор!
Мы выступили вечером 15 декабря, в течение ночи пробились с боем через четыре деревни и, как всегда в операциях последних месяцев, первыми достигли окраин партизанских лагерей противника, которые оказались неплохо защищены. Невзирая на плотный оборонительный огонь противника из дотов и деревянных укреплений, Ваш сын ринулся вперед через заснеженный лес. Вместе с группой последовавших за ним товарищей им были захвачены несколько дотов с расчетами. Но в 9 часов 30 минут вражеские пули настигли его, попадания в грудь и шею положили конец его молодой жизни. Он умер через несколько минут прямо на руках у нашего врача. Вместе с ним были тяжело ранены трубач и казачий атаман Казбек, его лучший друг из русских. В ходе боя погибли еще два немецких сержанта и один русский.
Все наше подразделение оплакивало смерть «батюшки» на его могиле – так прозвали этого молодого человека с большим сердцем, который пел их песни, говорил на их языке и понимал их душу так, как вряд ли кто-либо другой из немцев. Его образ останется легендой для всех, кто его знал. Даже накануне смерти он был удивительно счастлив в компании своих боевых товарищей. Бог, чьи откровения всегда лежали у него на столе, забрал его к себе. Казалось, он был рожден для великих дел, собирался собственными силами строить будущее. Вечером, расселившись на ночлег, мы пели старые песни, но сердца наши плакали, потому что не хватало одного нашего товарища, которого мы никогда не забудем. Преклоняюсь в почтении перед родителями такого сына и скорблю вместе с ними.
Преданный Вам
Альберт Иоганн Кнехт,
заместитель командира батальона.
Херберт Пабст, студент технической школы в Дармштадте
Родился 24 октября 1912 г. во Франкфурте-на-Майне, заболел аэроневрозом в тяжелой форме, умер 13 марта 1950 г.
5 и 9 сентября 1942 года
Наступление на Сталинград проходит на фоне яростного сопротивления противника. Русские бросают в бой все. Очень много мощных танков. Затем наступает наш черед: летим, кружим, пикируем. Русские бьются с невероятным упорством, вгрызаясь в каждую деревню, каждую высоту, каждую железнодорожную насыпь. Они роют тысячи нор, все тщательно маскируют. С большой высоты невозможно заметить эти тяжелые танки, настолько искусно они замаскированы на пестрых полях, в садах, на соломенных кучах, в зависимости от окружающей обстановки. Когда появляемся мы, всякое движение замирает, противника не выдаст ни одна вспышка – даже зенитки молчат до тех пор, пока мы не начнем сбрасывать бомбы.
Родина… как ты далеко, ах, прекрасная Родина! Теперь мы знаем, как она прекрасна. День забит целиком, ни часа свободного времени – мысли куда-то проваливаются, засыпаешь быстро и спишь крепко, без сновидений.
16 сентября 1942 года
Вчера утром, когда вышел из палатки, было жутко холодно. 3.45 утра, первый бледный проблеск на востоке, низко висящие облака, резкий ветер с северо-запада.
Ветер вздымал пыль и песок, и все это тысячами острых иголок неприятно впивалось в кожу.
Сев в самолет, я поежился и пристегнулся. Потом облака над Доном рассеялись, и мы летели, ослепленные ярким красным светом восходящего солнца. Поначалу в кабине еще ощущалось тепло от работающего мотора, но на высоте 3000 метров уже царил пронзительный холод, так что прилетели мы изрядно замерзшими. Ветер, целый день проливные дожди, очень холодно. Пять раз пролетали над Сталинградом, семь часов в самолете – такое кого хочешь доконает.
А сегодня то же самое – только четыре раза. Один раз пикировали с высоты, став хорошо заметной – словно поданной на блюдечке – целью для зениток противника, а в другой раз уже осторожно крались над облаками, кружили, петляли в поисках объекта, резко спикировали вниз между скоплениями облаков; потом – короткая пляска с виражами под грозный лай вражеских зениток. А однажды стая из 20–30 русских истребителей настигла меня на подходе, так что пришлось отвернуть в сторону. Дикие виражи и перестрелки между облаками… Затем удалось собрать свою разрозненную группу. Трое сообщили, что вынуждены прервать полет, так как машины получили повреждения; остальные подтянулись. Мы вновь поднялись выше между облаками, стараясь лететь под их прикрытием, – на этот раз мы преодолели их, внезапно вынырнули над целью и сбросили на нее свой смертоносный груз. Вражеские истребители яростно бросились в погоню, но было уже слишком поздно: мы успели уйти.