И все же мы сражаемся здесь именно ради женщин, ради их улыбок, ради красоты, за родину и за самих себя. Только тот, кто находится здесь и испытывает все это на собственной шкуре, способен оценить широту человеческого бытия!
Резервный лазарет, Франценсбад, 21 октября 1942 года
Возможно, чтобы как-то обрести себя вновь, нужно сначала все потерять. Наверное, нужно пройти через абсолютное небытие, через оду души, чтобы, как ребенок, всему научиться снова. Мы должны отбросить всю «культуру» и образование, весь этот ложный блеск, который мешает нам оставаться самими собой. Прошлое тянет нас ко дну; нам остается лишь одно: начать все заново, создать новые ценности и новые формы. И каждое наше слово должно быть выстрадано душой и испытано судьбой.
Юнкерское училище, 11 июля 1943 года
Мы больше не думаем о мире, потому что знаем, что эта война должна закончиться только победой, какой бы далекой она сейчас ни казалась. Возможно, победой будет и то, если мы хотя бы сохраним руки, головы и жизни наших людей, чтобы восстановить разрушенные города, раз уж мы сохранили силы для создания новых соборов. Что толку от всех произведений искусства, если вечная творческая сила, – единственное, что нетленно в этом мире, – не рождается заново в наших душах? Эту силу мы и защищаем.
Ты пишешь, что прочитала произведения Шекспира. Я смотрел «Гамлета» в Берлине, и за те несколько недель это произвело на меня самое сильное впечатление. Как будто сорваны все маски, и смотришь непостижимому прямо в лицо. Ты думаешь, что существует также и бессмыслица, потому что не видишь смысла во многих вещах. Ты считаешь, что суть мироздания зависит от нашего жалкого его осознания? Я верю в смысл, пусть и не всегда его осознаю.
Теперь я точно знаю, что моя жизнь должна соответствовать духовной цели, чтобы не остаться пустой и никчемной. Самопознание зачастую обходится нам очень дорого. Требуется много сил, чтобы сохранять твердость и в мыслях о своей маленькой судьбе не забывать о чем-то большом. Но мы все еще молоды; и мне так хотелось быть счастливым рядом с тобой…
Вольфганг Кюге, студент-медик, Берлин
Родился 29 мая 1918 г. в Лейпциге-Линденау, погиб в октябре 1943 г. на Днепре
13 сентября 1943 года
Веймар – Россия! Конечно, Веймар никогда не казался мне более прекрасным, чем в этом одиноком, бескрайнем краю, где реальность веймарского духа, словно мираж, доминирует над звездными ночами. Тоска немецкой души нигде не станет сильнее и более кровавой, чем в этом царстве вечных горизонтов, где земля подобна морю…
В бою ты живешь лишь в каком-то внешнем мире, вдали от самого себя. Поэтому сегодня, когда, несмотря на оглушительный грохот, наступают часы затишья, я возвращаюсь к воспоминаниям, и перед глазами всплывают милые сердцу образы…
19 сентября 1943 года
Завтра город будет очищен от гражданских. Днем и ночью вагоны идут по четыре в ряд по магистральным дорогам.
Днем и ночью советские войска атаковали мосты и железнодорожные объекты.
Местные собрались на последнюю церковную службу в соборе, в котором до нашей оккупации был кинотеатр. Редко что-то трогает меня так глубоко. В наступающих сумерках последние лучи света проникали через несколько куполообразных окон в центре церкви, добавляя очарования незатейливому интерьеру. Перед ликами святых горели лампады, а вдали у алтаря светилось целое море свечей, перед которыми поднимался дым от рубиново-красных благовонных горелок, которые держали в руках наряженные мальчики. Священник читал литанию; он был, очевидно, еще молод, высокий, очень стройный, со струящимися по плечам каштановыми волосами, в белых, пурпурных и расшитых золотом одеждах. Ошеломленная и плачущая толпа в лохмотьях встала на колени, а священник медленно спустился с алтаря, прошел к ним, словно Христос, обратился с речью, пока все не затихли…
5 октября 1943 года
Вчера мне приказали привести на допрос русского офицера, который два дня пролежал в передовой зоне. Когда рассвело, я взял повозку и двух солдат. Мы подъехали к холму, где повозку пришлось оставить, потому что склон хорошо просматривался со стороны противника. С одним из солдат я направился вперед на поиски русского, который должен был лежать возле подбитого танка. Отыскав его, мы дождались темноты. Потом я послал солдата, чтобы тот под покровом ночи привел к нам лошадь с телегой. Но этот юнец, которому было всего восемнадцать лет, заблудился. Прошел почти час, прежде чем он вернулся.
Этот час оказался страшнее любого боя, потому что там человек после всех ужасов уже не приходит в себя. И вот я стоял один в поле с раненым русским, там, где несколько дней назад шел яростный бой. Повсюду в окопах и воронках валялись бесчисленные трупы, и некоторые уже начали разлагаться. В воздухе ощущался тошнотворный сладковатый запах, над нами повисло мерцающее звездное небо с узким полумесяцем растущей луны – и над всем этим застыла жуткая тишина. Лишь время от времени с тихим свистом устремлялись вверх осветительные ракеты, и мне удалось разглядеть лицо русского, который то и дело хватал меня за ноги и умолял оставить его в живых. И так целый час. Тот, кому не довелось испытать подобное на себе, никогда не сможет представить.
Это часть здешней «жизни», в которой человек ежедневно умирает и воскресает.
5 октября 1943 года
Мы вынуждены находиться на теневой стороне бытия и потому больше привязаны к красоте жизни, чем те, кто обладает ею на самом деле, даже сегодня. А те, кто недоволен своей родиной, совершают большой грех, ибо с какой радостью каждый из нас, находящийся на задворках мира, отдал бы все, что у него есть, за то, чтобы дышать немецким воздухом!
Сегодня я благодарен судьбе за то, что еще могу провести эту ночь в нашей глиняной пещере под землей, ибо кто знает, не придется ли завтра вновь, словно дикому зверю, дневать и ночевать на голой земле – и еще воевать!
9 октября 1943 года
[Последнее письмо матери]
Пробуду здесь еще два часа. Затем я перейду на новую позицию. Несколько часов назад начал моросить слабый дождь. Пейзаж теряет свои краски, становится еще более пустынным, чем когда-либо, – кругом сплошные коричнево-черные поля, изрезанные гусеницами, изрытые траншеями и окопами, а вдали серо-желтое увядшее поле подсолнухов и серое облачное небо.
Проходит лето с его палящим зноем, наступает осень – с грязью, сыростью и первыми холодами, а за ней угрожающе надвигается зима.
Однажды Ты уже даровал мне жизнь и свет – сможешь ли Ты сделать это во второй раз? Я почти содрогаюсь от такой мысли, но это правда. Возможно, обычно такого не говоришь – разве что когда оказываешься в отчаянном положении.
Эрнст Фридрих Шауэр, теолог, Гёттинген
Родился 22 октября 1921 г. в Мольтернене, Восточная Пруссия, погиб 22 ноября 1943 г. под Житомиром
Дневниковая запись от 22 февраля 1942 года
Бой у дер. Федорово продолжался с 20 до 23 часов. Мы потеряли треть своего состава, трупы двух погибших до сих пор лежат в предполье, еще два товарища только что умерли на главном перевязочном пункте. Так что с нами остались только тела рядового Ханса-Юргенса и ефрейтора Шмидта. Их отвезут в Светителево, где находится передовой перевязочный пункт и военное кладбище со 120 крестами на могилах. Обозная команда роет могилу, один из них изготавливает кресты. Очень утомительная работа. Могилу приходится не просто рыть, а выдалбливать в мерзлой земле, твердой как камень. Наконец, на четвертый день, приходит сержант и говорит, что все закончено.
Стоит ясный зимний день. Птицы щебечут так, как будто вот-вот наступит весна. То же самое было и 18 февраля. Сейчас это уже далекое, почти нереальное прошлое. Только тела двух павших все еще лежат там, застывшие, безжизненные, завернутые в коричневый брезент. Правый глаз Ханса-Юргена по-прежнему закрыт повязкой. Лицо выражает равнодушие, почти презрение, оно как бы говорит нам: «Какое мне дело?»
Мы положили тела рядом друг с другом в могилу. Затем я произношу несколько слов, потому что больше некому это сделать. Надгробная речь получается короткой из-за моего волнения.
«В эти последние дни вы были для нас товарищами, братьями и друзьями. Вы вместе с нами воевали, голодали и мерзли от холода, делили с нами все заботы и трудности солдатской жизни, а заодно и тоску по родным и миру. Вы шагали рядом с нами, а теперь погибли рядом с нами. Кто-то может подумать, что все это бессмысленно, но сейчас вы уже там, где человек понимает смысл всего происходящего, даже смерти. Не может быть так, чтобы одной пулей или одним криком все закончилось. Ваша жизнь не оборвалась и не погасла, она не завершена. Жив не только ваш дух и память о вас, – нет, вы сами теперь живете в другом, более прекрасном мире. В Писании сказано: „Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться“[16].
Вы достойно сражались и с честью прошли все испытания. Теперь вы спасены и обрели покой. Все ваши желания исполнены, а тоска по дому утолена. И мы снова увидимся с вами».
Мы по очереди взяли лопату и забросали тела землей: сначала я, потом Эвальдт, Курт Линк, потом остальные. Затем вернулись на позицию. Вечером над могилой установили кресты.
5 июля 1943 года
Ничто не происходит напрасно. Либо это высший суд, либо великий очистительный огонь, смысл которого однажды дойдет до нас. Другой возможности нет.
Хельмут Вагнер, студент факультета естественных наук, Штутгарт
Родился 30 сентября 1919 г. в Нагольде, погиб 28 ноября 1943 г. в окрестностях Ланчиано, Италия
Италия, 26 октября 1943 года
Италия – прекрасная страна, и не по причине имеющихся здесь в изобилии остатков римской архитектуры, а благодаря своему ландшафту с его неповторимым очарованием.