Восточный фронт, 27 февраля 1944 года
Вчера все было как-то слишком мрачно: один-одинешенек, холодно, нет поля для огня, пять человек выбыло из строя, один из моих людей погиб, другой попал в плен к русским; идет в атаку русский штурмовой отряд, с трудом удерживаем позицию, мы в отчаянии… Сейчас положение выглядит чуть более благоприятным, я получил подкрепление; для укрепления позиции сделано все, что можно; сегодня отразили вражескую атаку, потеряв лишь одного человека. А днем, когда в небе появились наши «Штуки», я даже заплакал от радости.
В остальном стоял прекрасный день; мы расположились в роще из сосен и берез, но многие стволы уже сбиты снарядами. Под ногами песок, лишь слегка промерзший, копать легко. Сегодня ночью будет светло; луна еще не взошла.
Восточный фронт, 1 марта 1944 года
Все еще торчим в небольшом лесу из сосен и берез; на всех деревьях – отметины от пуль и осколков. Через песок тянутся траншеи, которые мы соорудили за последние несколько дней. Морозы прекратились, теперь идет только дождь. Возможно, мы все-таки дождемся весны… Вновь отметил про себя, насколько мы, люди, мелки, как сильно за все переживаем и боимся, несмотря на то что безоговорочно верим Богу. Смерть, конечно, не самое страшное, но как порой приходится из-за нее страдать!
Извините, это письмо я пишу в передней части траншеи, от взрыва на бумагу попала грязь.
Восточный фронт, 9 марта 1944 года
Позапрошлой ночью нам на помощь подоспела рота пехоты; уже стемнело, раздалось несколько выстрелов, послышалось несколько взрывов; мы шли через лес, топча сапогами грязь, на поверхности которой от вечернего мороза успела образоваться тонкая корка льда. Оглянувшись, вижу длинную вереницу темных, шатающихся силуэтов. Все шагают молча, каждый погружен в свои мысли и, наверное, волнуется о том, что всех нас ждет дальше. Вспомнились строки из Вальтера Флекса:
…Оставив роту позади,
Каурый конь мой изнемог.
Сквозь лес и ветер не пройти.
Лишь слышен топот сотен ног[17].
Меня разбудили в три часа, обычная кутерьма: водители, машины, люди, выкрики; наконец все пришло в движение. Лунный свет; он шел через лес, мимо молчаливых колонн, мимо стреляющих батарей; взошло солнце; техника с трудом двигалась по грязи, покачиваясь на ямах. Наконец поехали в сторону Бобруйска, в те места, где раньше уже воевали. Заснул я быстро, ты сразу же мне приснилась, и я показал тебе всех своих сослуживцев. Мне еще так много нужно о них написать; ты не ушла, а когда я сказал, что меня куда-то вызывают, ты все равно осталась. Целую тебя, моя невеста…
Клаус Лёшер, студент-филолог, Франкфурт-на-Майне
Родился 23 января 1921 г. в Штольберге, Рудные горы, погиб 11 апреля 1944 г. под Витебском
Запись из дневника, 1940 год
Мир, этот гигантский организм, похож на калейдоскоп, который дает взору красивые, но обманчивые картины. Но моя собственная судьба вершится в предписанном ей круге. Разве это не должно стать для меня утешением, даже если я погрязну в глубоких пороках? Но не могу ли я так же впасть в отчаяние, если этот круг окажется чересчур узок? Сомнение за сомнением!
Закрой книги, доброволец Клаус! Час настал! Испытай все на себе! Вот именно: ты – доброволец!
3 октября 1942 года
Русские лихорадочно укрепляют свои позиции, прокладывая всего за ночь мощные проволочные заграждения и минируя большие участки. К нашей досаде, они большие мастера в этом деле, и во время ночных передвижений нужно быть весьма осторожным, чтобы не угодить на минное поле. Когда стою у стереотрубы и смотрю на обширные холмы, похожие на могучие океанские волны, все вокруг кажется жутко нелепым. Мы, мелкие ничтожные людишки, копошимся, роем траншеи в бескрайних просторах этой земли; а потом сидим, прячась за брустверами и пялясь в бинокли, и везде – и в бункерах, и в окопах – разговор всегда об одном и том же – где враг, что он замышляет…
Здесь, в России, можно увидеть всех персонажей Достоевского: униженные и оскорбленные, добродушные крестьянские лица, Соня из «Преступления и наказания» – все здесь как на подбор! Та тощая старушка на вокзале в Харькове… какой трагичный образ! Товарные вагоны, подножки, буфера… все было заполнено людьми. Грубые и бесцеремонные, они толпились, кричали, толкали ее. А она, бедная, металась со своим билетом то к одному, то к другому, кто казался ей на вид достаточно солидным, чтобы решить, наконец, ее вопрос с отъездом. Чем чаще от нее отмахивались, тем сильнее она впадала в отчаяние. Какое гротескное, режущее сердце зрелище, эта старушка в когда-то модной, но сильно истрепанной одежде. Какие судьбы порой мелькают перед глазами пытливого наблюдателя!
6 декабря 1942 года
[Киевская цитадель]
Мы с солдатами прочесывали окрестности в поисках вражеской разведгруппы, как вдруг прозвучал мощный взрыв. Я сразу понял, что мы напоролись на мины, потому что ручные гранаты так не взрываются. Меня не задело, и я сразу же бросился к своим. Почти все были ранены, один погиб. Когда я перевязывал одного из тяжелораненых, тот, видимо, неловким движением задел еще одну мину, потому что прямо передо мной что-то вспыхнуло, раздался треск. Почти сразу же я почувствовал сильный удар в правое предплечье и острую колющую боль в бедре. Вытащить раненых оказалось непросто, потому что сначала нужно было перерезать проволоку; кроме того, русские, услышав взрывы и крики, открыли по нам яростный пулеметный огонь. Наконец, когда я отправил погибшего вместе с сержантом, который чудом не пострадал, то потом снова наступил на мину. Выскочила высокая струя пламени, но, к счастью, мина не взорвалась, иначе бы она выскочила прямо перед нами.
Франкфурт, 4 апреля 1943 года
После прохладных дождливых дней вновь выглянуло солнце, и многие вскрикнули от радости. Солнечные лучи, словно золотые копья, пробиваются сквозь утренний туман, который все еще стелется над остывшей землей.
Вчера я отправился в университет и поступил на заочное отделение. Да, так это нынче называется. Необходимо сдать экзамен, заполнить бланк, а затем ждать подтверждения. Так что от праздника не осталось и следа! В то же время я освобожден от посещения лекций, пока у меня не появится возможность учиться. Мой аттестат об окончании школы будет возвращен вам из университета.
Франкфурт, 8 апреля 1943 года
Aiea jacta est![18] В очередной раз принято важное решение о моей дальнейшей судьбе! Как раз в тот момент, когда я был у командира, пришло предписание, согласно которому меня переводят в маршевый батальон, который будет сформирован 20 апреля. Пункт назначения – снова 299-я дивизия, то есть мой прежний полк.
24 июля 1943 года
Наша рота штурмует Кулики! Многочасовые бои за каждый дом. Сильный удар в левую верхнюю часть ноги, острая боль; переворачиваюсь, прыгаю, словно подстреленный кролик. Ковыляю назад, карабкаюсь на самоходку. Половина роты собирается на главной площади!..
29 июля 1943 года
Из Минска в Брест-Литовск. Мы ведь совсем недавно отправились в Россию! Всего три месяца назад! А нынче…
30 июля 1943 года
Прибытие в Варшаву. В недавно обустроенном лазарете. Многое сооружается прямо на ходу, из подручных средств, ничего не хватает.
11 января 1944 года
[Возвращение на фронт]
Врываемся в деревню, нас встречает плотный оборонительный огонь; первые потери. Первой роте не удается продвинуться; новые потери; оборонительный огонь усиливается, связь с батальоном обрывается. Первая цель достигнута, однако никто не может поднять голову из-за сильного огня; потери. Наша рота – единственная, которая добралась до нужной точки, но мы пока в подвешенном состоянии: ни с кем нет связи – ни справа, ни слева! В чем дело? Нет связи! Медленно отступаем в деревню; снова несем потери. В спину попадает осколок; дал себя перевязать. Пришлось взять на себя командование первой и второй ротами; в меня стреляют со стороны копны сена, я ранен. Медленно вступаем в деревню; мои люди вконец измотаны. Что делать? На санях отправляюсь в полк; сослуживцы устраивают теплые проводы.
Недолго я продержался в этой «Витебской мельнице», но до сих пор невдомек, как я вообще выбрался оттуда живым. Должно быть, вчера и особенно сегодня, в день рождения Кристеля, меня заботливо оберегал мой ангел. Ваши добрые мысли и пожелания помогут мне выжить в пылающем ведьмином котле этого сражения. О том, что ранен, не беспокойтесь; это всего лишь телесные раны. Моя старая рота сильно потрепана, как, впрочем, и наш гордый полк в целом.
16 и 18 января 1944 года
[В военном госпитале]
С часа дня я нахожусь в госпитале в Седлице, в генерал-губернаторстве. Раны мои не слишком серьезные, не знаю,
получу ли отпуск на долечивание. И вообще о ближайшем будущем сказать что-либо трудно. Думаю, здесь меня подлечат, а затем либо отправят обратно в войска. Или все-таки предоставят отпуск?
Несмотря на тяжелые потери, моя рота добилась больших успехов. Я уже надеялся, что нам удастся легко отделаться, когда несколько попаданий привели к новым потерям и новой крови, к тому же в последней крупной контратаке я и сам был ранен. В конце месяца мой денщик, который уезжает в отпуск, зайдет к вам и передаст мой фотоаппарат. Примите его получше; этот юноша – просто золото и к тому же храбрый солдат, которого 11-го числа наградили Железным крестом I степени.
А еще посылаю вам простреленный листок бумаги, который я сложенным носил в кармане, когда пуля прошила мне ногу. К счастью, она не попала в ручную гранату, которая тоже лежала в кармане…
Запись в дневнике. Дрезден
22 марта 1944 года