Румыния, 13 июня 1944 года
[Отцу]
Когда ты пишешь, что под прошедшими годами нужно подвести черту и начать новую главу в жизни, для меня это как победные фанфары в этой непредсказуемой войне. Я, старый мечтатель, иногда думал, что мне придется сложить оружие, видя, как один за другим выпадают камни из символического здания моего будущего, и не в последнюю очередь потому, что у меня было ощущение, что отстраняюсь от настоящего и от будущего. До сих пор я всегда ловил себя на этой мысли и сейчас действительно провожу очень жирную черту. После войны мы вместе начнем все заново…
В середине июля 24-я танковая дивизия была переброшена из Румынии в Галицию, чтобы предотвратить прорыв Южного фронта у реки Сан. Эскадрон, в составе которого воевал автор письма, был атакован русскими танками 24 июля. Рембрандт Элерт, последний из отступающего эскадрона, погиб в ближнем бою.
Рудольф Бадер, студент-теолог, Тюбинген
Родился 27 января 1915 г. в Роттенбурге-на-Неккаре, погиб 24 августа 1944 г. в окрестностях Ной-Сандеца, Галиция
В поле, 1 декабря 1941 года
В пятницу был на марше – выполнял обязанности санитара. Было не холодно и не жарко. Небо выглядело черным. Казалось, ни один лучик света не может проникнуть в этот спящий мир. Мы шли, наверное, целый час, потом небо начало проясняться и вскоре было усеяно звездами.
Перед нами в бездонной глубине лежала долина. Внизу один за другим, словно игрушечные, выстроились холмы. Их черные, покрытые елями гребни были окутаны мягким утренним туманом. Над небольшими реками клубится туман; там, где он гуще всего, расположилась деревня. Солнце еще не взошло. Позже леса на вершинах холмов засветились золотым светом. Теперь мы спустились обратно в долину. Далекие горы скрылись за близлежащими холмами; великие чудеса уступили место малым.
В России, 18 апреля 1944 года
Если мне придется шагнуть в грядущий ужас, когда толком не знаешь, переживешь его или нет, тогда я произнесу свое «adsum» и буду дальше жить или умру – как Он того пожелает. Многие мои дни проходят в таких мыслях. Почему именно я должен оказаться среди выживших? Это незаслуженная милость – быть допущенным к падению за грядущее Царство и за молодую Церковь, которые орошены кровью своих детей не меньше, чем кровью Христа. Если в планы Бога не входит вести меня по ступеням к алтарю, Он не откажет мне в Своей милости там, где приготовил мой алтарь и мою жертву.
Ах, что же это за время, в которое мы живем! Самое несчастное, о котором можно лишь причитать! Но вместе с тем великое и славное, сверх всякой меры. Чтобы обрести Христа, мы должны лишиться всего. Блажен священник, который, когда все закончится, на руинах своих владений, на обломках соборов и кровавых бороздах опустошенной земли, на пепле веков, обретет Христа, чтобы возвестить униженному миру, что он смог хоть что-нибудь назвать своим. Нашу расу нужно крестить по-новому. С нее будут сорваны старые одежды, добровольно расстаться с ними она не захочет и тогда будет стоять, нагая, и ждать, когда ее оденут заново…
Россия, 29 июня 1944 года
[Последнее письмо]
Давайте не печалиться о возлагаемых на нас жертвах войны. К бремени дается и сила. Наши чувства должны выражаться словами «gratias agamus Domino Deo nostro» («Возблагодарим Господа Бога нашего») из Чина Святой Мессы. Бог настолько добр, что делает нас бедными, чтобы иметь возможность дать нам все свое изобилие. Не устанем же благодарить и прославлять Того, кто является испытать нас. Испытание – это вовсе не большая нужда, как нынче трактуют, а великая милость. Воздадим Ему же благодарность за это!
Макс Аретин-Эггерт, доктор филологических наук, Фрайбург
Родился 3 марта 1 905 г. в Страсбурге, погиб 26 августа 1944 г. в районе г. Яссы, Румыния
Россия, 6 августа 1943 года
Русские непрерывно атакуют наши позиции намного превосходящими силами бронетехники и авиации, также бросая в бой крупные, хотя и не очень обученные пехотные части. Из-за непрекращающихся потерь наши бедные солдаты пребывают в крайне истощенном состоянии. Мы, артиллеристы, ведем огонь постоянно, так что пушки не успевают остыть. То, чего хотелось избежать, стало реальностью, это битва, в которой задействовано гигантское количество техники и людских ресурсов. Все зависит от организации средств, с помощью которых ведется сражение. Каждый отдельный человек все сильнее поглощается машиной войны и организации. Но даже в этих страшных жерновах раскрывается невообразимая доблесть наших солдат.
На нашем участке фронта сосредоточены сотни вражеских танков. В ближайшие несколько дней у меня, вероятно, совсем не будет времени написать, поэтому отправляю Вам эту короткую записку. Из нее можно почерпнуть не больше, чем когда я, ненадолго задумавшись, повернулся к Вам, дорогая Розмари.
Берегите себя и оставайтесь сильной, даже если над Берлином нависнет опасность.
Россия, 14 августа 1943 года
Прежде чем мы продолжим свою кочевую жизнь и двинемся дальше, хотел бы передать короткий привет Вам на берлинском «фронте». Искренне надеюсь, что ваше ведомство переехало за пределы опасных мест, поскольку пример Гамбурга показал, что от серьезных катастроф невозможно уберечь даже крупный город, который вроде бы надежно защищен.
Россия, 24 августа 1943 года
Вчера получили известие об оставлении Харькова, и теперь настала наша очередь опешить. Но растерянность длилась недолго. Мы почти два года ведем оборонительные бои против Советов и уже хорошо чувствуем – зачастую через тяжелый и болезненный опыт, – что за враг нам противостоит. Поначалу нас сбило с толку то, что Харьков – это, по сути, ворота на Украину, обладание и сдача которых является предпосылкой дальнейшего хода кампании в России и, более того, всего нашего европейского похода.
Но рассуждения, вытекающие отсюда и касающиеся отдельных событий, бессмысленны, если учесть, что эта война затрагивает сами основы нашей жизни и что все наши завоевания и потери – это тоже своего рода «Харьков». Такое осознание дает нам возможность еще больше укрепить свое упорство и решимость и стойко переносить даже самые невозможные крайности. Ибо эта «крайность» – лишь предел и грань того «сокровенного», что определяет наши действия: сохранить свободу, то есть сражаться за нее любой ценой. Фюрер говорил, что после этой войны больше не останется ни победителей, ни побежденных, будут только выжившие и уничтоженные. Выживание, однако, будет выражаться не в прозябании на обломках мира, а в форме свободы выживания над собой.
Таков смысл истории в том виде, в котором она предстает перед нашими глазами на протяжении последних 150 лет. Творчество Гёльдерлина возвещает об этом так же, как труды Ницше, Джорджа и Рильке. Если история – а именно в этом подразумевается ее суть – вообще имеет место быть, то только в выживших над собой, иначе ее просто не будет.
В России, где-то ночью, с 12 на 13 сентября 1943 года
Моя дорогая Розмари! Сегодня нам пришлось худо, но руки и ноги мои целы, так что я все же могу написать Вам этот сердечный привет. Дойдут ли до Вас мои строки?
Сегодня днем русские внезапно ворвались в нашу деревню, и их танки гнали нас перед собой, так что дела наши были плохи. После того, как у деревни был прорван фронт, темнота окончательно приняла нас в свои спасительные объятия. Между тем некоторые разрозненные части вновь собрались в этой деревне, где я Вам сейчас пишу, и пока неясно, что принесет завтрашний день. Вражеские танки уже рыщут у нас в тылу. Своих у нас, к сожалению, нет, а боеприпасов не хватает. Однако бойцы моей батареи вышли из той переделки целыми и невредимыми, что, с учетом описанных бед, доставляет мне наибольшую радость. Сейчас все в движении, на командном пункте остался я один, и за последние две недели наконец-то появилось время написать Вам, дорогая Розмари. На подступах к деревне как раз начинается сильный пулеметный обстрел, поэтому вынужден ненадолго выскочить и оценить положение. Одну минутку, пожалуйста…
Да, русские опять взялись за свое, наши передовые посты вступили с ними в бой. Сейчас как раз полночь. Полковник получил новые приказы от командования дивизии. Положение неожиданно изменилось, и что-то явно должно произойти.
Сегодня, незадолго до атаки противника, пребывая в воскресном настроении – ведь сегодня воскресенье! – прочитал оба величайших длиннострочных стихотворения Гёльдерлина: «Возвращение домой, к родственникам» и «Хлеб и вино». Хорошо, что в мире существуют такие вещи, это просто чудо! Что наши страдания против тех, из которых высочайшее блаженство вытекает в слова, называемые священными. Мы сражаемся в темноте, но этот божественный свет сошел на нас, хотя сами мы его и не способны увидеть.
А как там Вы, дорогая Розмари? Благополучно ли перенесли два крупных налета на Берлин? Я так часто думал о Вас, но не мог писать. А вот теперь у меня догорел кусочек свечи, дававший пусть и скудный, но все-таки свет для листка бумаги. Поэтому вынужден закончить с письмом, но в темноте буду по-прежнему думать о Вас и обо всех близких на родине. Пространство наших сердец имеет другие измерения, другие близости и дали, чем то пространство, в котором мы постоянно отдаляемся друг от друга, чтобы стать ближе.
Прощайте и берегите себя, особенно остерегайтесь воздушных налетов.
Оставайтесь храброй сердцем. Только упорство и решимость создадут предпосылки для лучших и более успешных начинаний. Больше нет утешения в несчастьях и страданиях нашего времени. Лучше всего опираться сейчас только на собственные силы, вот почему нам так нужна великая поэзия.
В Галле, 31 октября 1943 года
Моя дорогая!.. Мне не нужно убеждать тебя, что ты была со мной во всех моих путешествиях, где я чувствовал себя как дома. Твою любовь ко мне я воспринимаю серьезно, тайно и с заботой о нас обоих. Моя любовь к тебе, дорогая Розмари, радует и в то же время огорчает меня, потому что открывает новые горизонты, о которых я не знал раньше.