Под Тобруком, 26 июня 1942 года
[На борту катера]
Сегодня пал Тобрук. Через десять часов после начала атаки на крепость пришло донесение из штаба главнокомандующего, генерала Роммеля. В 17.00 пять немецких катеров выходят из Дерны к западу от Тобрука с задачей заблокировать крепость с моря. И вновь мыслями я возвращался к событиям, происходившим во время наступления генерала Роммеля. Всего несколько дней назад мы со своих позиций перед портом выпускали торпеды, а противник сильным зенитным огнем поливал наши «Юнкерсы». Мы почти потеряли надежду на то, что крепость все-таки падет. Но чуть позже получили радиограмму: в 6.20 вечера Тобрук в немецких руках!
Часами наши катера идут сквозь теплую, тихую ночь. Повсюду разносится ровный гул моторов; в такую погоду это все равно что ехать по автостраде. Когда встает солнце, мы уже на полпути к Александрии. Едва успеваем окинуть взглядом широкий участок моря, как на востоке появляются крошечные тени. Видно, как от них отделяется более крупное судно: в этот момент на большой скорости мы врезаемся в полосу тумана. Видимость – всего несколько метров. Где-то впереди небольшой британский десантный паром, который пытается уйти под прикрытием дымовой завесы. Но где же тот, более крупный корабль? Утренний западный бриз гонит водяные пары на восток. Обзор становится лучше, мы поворачиваем на юг, предполагая, что противник попытается отойти к своему берегу. И точно: чутье нас не обмануло. Впереди – пароход с небольшим буксиром. В условиях хорошей видимости мы быстро приближаемся к нему. Стоит ясный день. Такой крупный пароход с мощным вооружением – нелегкая мишень. В атаку, конечно! Что здесь делает этот британец? Полный вперед, пожелаем себе удачи! Боевая тревога! Всем свободным от вахты иметь при себе личное оружие. Неподалеку от меня, над торпедным аппаратом правого борта, замерли наготове наводчики. Первый залп должен быть точным, чтобы вывести из строя вооружение противника. Заходим с кормы. Орудия у них расположены впереди, и если они не самоубийцы, то не смогут быстро пустить их в дело. Расстояние 800 метров, наши катера выстроились в боевом порядке. От буксира нас отделяет всего несколько сотен метров. Командир отдает приказ открыть огонь!
Ускоряем ход, чтобы еще больше сократить расстояние и чтобы ни один выстрел не пропал даром. На пароходе сбросили буксирный трос и теперь, набрав обороты, пытаются уйти от нас. Пароход заволокло черным дымом. Он поворачивается на правый борт, чтобы встать к нам самой узкой частью. Теперь на расстоянии всего 200–300 метров разгорается настоящая дуэль. Противник отчаянно отстреливается из кормовых двуствольных пулеметов и даже 20-мм пушек. Над нашим полубаком свистят пули, но рубка вражеского корабля уже дымится. Весь их борт охвачен пламенем от разрывов наших снарядов. Множество пуль попадает и в наш катер. Но доброе дерево все выдержит, в нем найдется место еще для многих-многих дырок. Вскоре, через десять минут, огонь наших катеров, как это часто бывало и раньше, окончательно накрывает врага. Успех не заставил себя ждать: пароход, выпустив остатки дыма, замедляет ход. Ему уже не добраться до Александрии…
Конец июня 1942 года
Ночью я пришвартовал катер к швартовочному бую в гавани Тобрука, в непосредственной близости от торпедированного итальянского боевого крейсера «Сан-Джорджио».
Я привлекал к работе пленных южноафриканцев, коренных буров. Двух из них я выловил в море, когда они спасались с тонущего судна. Вообще удивительно, какие это замечательные люди. Они трудятся, они благодарны за каждое доброе слово; порой я совершенно забываю о том, что передо мной пленные. Когда мне не хватает рук, то я рад, что у меня есть эти ребята; жаль только, что они – наши враги и мы не можем вместе воевать. Англичане уважали этих чернокожих, содержали их хорошо; работники из них просто отменные. В своей форме, похожей на европейскую, они почти ничем не отличаются от нас, несмотря даже на темную кожу. Только когда садятся на корточки вокруг своего горшка, чтобы поесть, вот тогда поневоле в голове всплывают знахари, крааль и южноафриканский буш…
Здешний театр военных действий, наверное, не сравнить ни с каким другим. Успех этих сражений, по-моему, почти на 100 процентов обусловлен невероятной воодушевляющей силой генерала Роммеля. Он наносит удары по противнику в самую сильную жару, – то есть в тот момент, когда, казалось бы, это просто немыслимо.
Никогда еще такое решение не ложилось на плечи столь немногочисленных немцев. Едва ли кто-нибудь поймет значение этого периода, если не испытал все на себе. Ведь если мы захватим Суэцкий канал, то фактически все Средиземноморье окажется в наших руках…
На юго-востоке, 28 ноября 1943 года
Остров Лерое пал – с нашей помощью. Я отправился сюда в полном одиночестве и делал все от меня зависящее. После трудных недель и месяцев 1943 года вся проведенная операция настолько освежила и восстановила наши силы, что мы, как уже бывалые солдаты, почувствовали себя перенесенными в 1941 год. Не то чтобы в нашем распоряжении была вся сила и мощь того года – как по части техники, так и по части личного состава, – просто благодаря упорному труду и изобретательности нам сопутствовала удача, которая и принесла нам победу над намного превосходящим противником. Чтобы добиться важной для фюрера победы, мы решились на многое. И преуспели! Трофеев в избытке, так что теперь для организации должной обороны у нас есть все, что нужно, и в достаточном количестве.
После напряженных дней перед отплытием из Венеции эти тяжелые и почти бессонные недели плавания вновь взбодрили меня. Сегодня воскресенье: вот уже почти три недели нахожусь в море каждый день – и даже ночью. В теплом южном климате в этом лабиринте островов редко выдавались хорошие, спокойные ночи. Все время накатывали какие-то новые впечатления, и у меня не было времени поразмыслить о том, что я уже пережил.
У побережья Ла-Манша, 20 октября 1944 года
Дорогая мама! Заточить мечи, хранить в сердцах чистоту и злость, оружие держать начищенным и готовым к бою – вот какой нынче мой хлеб насущный. Только это для меня сейчас радость, покой и безопасность. Быть готовым в любой момент, как только представится возможность, нанести новый удар. День за днем проходит в тревожном ожидании: удержимся ли мы здесь, не лишимся ли последнего шанса на наступление?..
Фотографии моей сестры всегда дарят мне радость в тихие вечерние часы. Это поистине победа жизни над смертью!
5 ноября 1944 года
В радиоприемнике играет Вторая сюита Баха, и под ее божественные звуки я мысленно ощущаю себя рядом с вами. Рядом с моей лампой стоит ваза красивой формы, а в ней – желтые розы, такие нежные и распускающиеся. Некоторые цветки от тепла уже совсем раскрылись. Яркий желтый цвет на фоне насыщенного, почти чужеродного темно-зеленого цвета листьев и стеблей неизменно привлекает мое внимание. Ах, мама, как это прекрасно, какое это блаженство – иметь возможность время от времени отвлечься от настоящего через подобные радости. Расслабиться и отдохнуть душой, созерцая нечто простое, ясное и прекрасное.
17 ноября 1944 года
Тяготят меня не уныние или отреченность, а беды и нужды отечества…
На борту, 11 декабря 1944 года
Цель этой борьбы – стать нацией, которая подведет черту под историей прошлого. Только при таких условиях можно требовать каких-то жертв. Возможно, это звучит по-юношески преувеличенно и идеализированно, но я так считаю. Для меня мой народ – это мой земной закон, за который я должен стоять по указанию Всевышнего. Верю в его священное предназначение и миссию, в его реальность как божественного провидения. Он борется за свое существование против целого мира. Сложив оружие, он должен будет до конца вести и духовную битву. Нам можно жертвовать и помогать. Речь идет как о тайной, так и о внешней Германии. Каждый год лишений и войны стал для нас школой, смысл которой уже очевиден, несмотря на все понесенные жертвы.
На Западе, на борту, 13 декабря 1944 года
[Из последних строк]
Размышление обо всем прекрасном, вечном, светлом, обновляющемся в нас и вокруг нас. Восстановление утраченной уверенности, вечная победа добра даже после таких серьезных разочарований. Мы должны вновь задуматься, открыться и подготовиться. Но это время может наполнить наши сердца радостью и добротой больше, чем в более беззаботные и сытые годы. Нынешнее положение больше не допустит ничего мелочного и холодного. Настоящие, сильные сердца… с благодарностью, радостью и благородной целью.
Командир скоростного катера Клаус-Дегенхард Шмидт погиб в бою с превосходящими силами британцев. Он повторил судьбу своего отца, который встретил свою смерть в качестве командира подводной лодки в Северном Ледовитом океане в 1917 году.
Зигберт Штеман, теолог, Берлин
Родился 9 апреля 1912 г. в Берлине, погиб 1 8 января 1945 г. в Польше в боях при отступлении
В Норвегии, весна 1940 года
Не так далеко отсюда – горы, по которым бродил знаменитый Пер Гюнт, а еще ближе – двор неутомимого, образ нашего беспокойного, тоскующего человечества. Это небольшая хижина, сложенная из грубых, необработанных камней в Винстратале. Я ее не видел. Не видел и тех знаменитых гор, но когда за поросшими лесом северными холмами грозно поднимаются вечерние облака и потом растворяются, обретая внезапную свободу, и парят в светящихся одеяниях над местом, где мы стоим в карауле, то во всем ощущается какая-то тайна. Огромное и холодное озеро Мьёса, в которое стекаются воды далеких ледников, это узкое, кристально чистое море в округе Хедмарк и в самом деле принадлежит к Царству чудес, своими длинными изгибами от изящества и чувственной открытости юга оно обращено к более мрачному северу – туда, где раскинулась долина Гудбраннсдален. С северо-западным ветром в наш мир холмов врываетс