Так вот, эта туча с необъяснимой силой тащила нас за собой и наполнила нас какой-то странной уверенностью. Никто более не сомневался в правильности того, что делает…
Теперь ты знаешь, мой друг, что я имею в виду, когда пишу о новых отношениях с природой. Все иллюзии отпали, и явственно, во весь голос прозвучало рассудительное, великое слово истины. Мы больше не знаем о колдовстве, но мы познали чудо, которое пережили в этой притче об облаке. Гляди: теперь все вокруг обновилось!
Берлин, 27 июня 1943 года
Курс, который я прохожу в Потсдаме, продлится лишь до конца июля. Тогда можно рассчитывать на скорый отъезд в зону боевых действий. Но что сегодня не является таковой? Новости с Запада настолько шокируют, что доводят почти до отчаяния. Здесь, в грозной метрополии, новости со всех концов света настолько давят и ошеломляют, что людям пришлось бы согнуть спину, если бы тело и разум были жестко соединены друг с другом. Однако человек сохраняет прямую осанку, хотя в душе у него все переворачивается. Даже сегодня ключи от истории Бог по-прежнему держит при себе: так чего же мы боимся, ведь, согласно опыту веры того же Лютера, даже ад должен был стать раем, если бы Божья воля направила нас в ад?
Мы почти рассыпаемся, но всеми силами стремимся предотвратить этот распад. В ход идут различные методы и системы, предпринимаются то одни меры, то другие, но при этом никто не замечает, не улавливает центра, чей магнетизм удерживает в единстве и равновесии не только солнце, но и духов.
Висбаден, 18 октября 1943 года
За эти две недели еще раз с большим удовольствием прочитал замечательный томик Эдуарда Шпрангера «Мировоззрение Гёте». Весьма необычная книга. Знаешь ее? Подобные вещи – прекрасная помощь в такое время. Как неоскверненный дух проявляет себя, невзирая на все перипетии эпох. Служба продолжается, все по-прежнему. Нужно просто все пережить и держаться за то, что осталось: прежде всего за окружающих товарищей, которые относятся ко мне с большой добротой.
Восточный фронт, в Румынии, 30 июня 1944 года
С момента моего приезда в мае не было ни одного дождливого дня, лишь пару раз прогремела гроза, а в остальном царила парализующая летняя жара, перед которой человек в этом крайне бедном лесами краю в окружении вездесущих мух и прочей дряни совершенно беззащитен. Жители Бессарабии говорят, что летом здесь это обычное явление, и сама жара продолжается до августа. Впрочем, мне такое куда больше по душе, чем вязнуть по колено в грязи после дождя. У меня больше нет никаких забот, кроме каких-то общих и неизбежных вещей, с которыми поневоле сталкивается каждый – в соответствии со своим опытом и характером.
До сих пор у меня не было недостатка в письмах. Это лучшая поддержка на фронте. В частности, много пишут мои товарищи и благодарят меня за всякую, даже мимолетную беседу. Есть вещи, которые человек попросту не замечает, но отголоски которых долгое время резонируют и в конечном итоге внутренне преобразуют целые жизни.
Было бы не так уж трудно составить пропитанный мыслями и верой томик из писем и для этой войны, подобно тому, как было сделано для погибших студентов во время мировой войны. Подобные вера и дух, как мне кажется, уже тогда были отличительной чертой лучших представителей общества, их впечатления и свидетельства полезны для целого поколения, которое впоследствии оказалось наиболее достоверно отображено в их словах. И на сей раз все будет так же. Я узнал о многочисленных письмах, – помимо тех, что адресованы лично мне, – речь в которых идет о потрясениях в обществе, вызванных не мирским разумом и не чутьем политиков, а торжеством самого Господа. С мерой увеличения Ничто увеличивается мера Всего, незыблемого и опробованного, этот взлет человек познает в себе и ликует, замечая его у своих товарищей.
Пусть каждый выберет оттенок счастья, которого жаждет. Мне, например, сейчас помогают цветущий горошек и мак, синие и фиолетовые луга и высоченные кроны огромных чертополохов.
Литцманштадт[24], 30 августа 1944 года
Исполненный благодарности за чудесное спасение после провала Румынии – без одной минуты двенадцать – приветствую Вас.
На Востоке, 13 сентября 1944 года
Как ужас этого времени подействовал на нас, заставив принять вездесущность террора с невозмутимостью, которую мы никогда не могли бы себе представить! Немецкий народ, наверное, превзошел даже легендарную русскую стойкость к страданиям! Возможно, для него настал величайший, самый решительный час. «Преодолевающий свои страдания возносится все выше». Получили ли вы уже мое письмо, которое я написал вам, еще толком ничего не осознав, находясь во власти обреченности, как бы прощаясь с детством и юностью, которые теперь окончательно ушли в прошлое?
Издалека, с высоты прожитых лет, легче прощаться, ибо разве солдат уже не произнес свое высшее и последнее прощание, в душе смиренно и как дар свыше принимая каждый день, когда еще светит солнце? Когда четыре с лишним года назад меня призвали в армию, еще не ослепленный блестящими успехами, я записал это безмолвное наследие «О будущем и прошлом» с жутким предчувствием. Узнаете?
Вот теперь оно пришло, – то настоящее, которое так часто напоминает небытие, и мы должны понять, узреть то, что раньше мог разглядеть лишь пророк: «Все прекрасное – это начало ужасного» (Рильке в «Дуинских элегиях»). А наша жизнь была прекрасна, бесконечно прекрасна…
Мысленно представляю комнату отца в темных тонах, наполненную светом музыкальную гостиную, эркер и свою тихую комнатку, из которой открывался вид на акации, сирень, боярышник и миндальные деревца – и на молодых людей, исполненных радостью жизни. За старым конторским столом я сидел и мечтал на протяжении всех последних лет. А еще работал, писал и размышлял. Это местечко пережило и мгновения наивысшего счастья, и наплывы меланхолии. Были и детские забавы, были рождественские дни после первой войны, маленькие праздники детской жизни, а затем первые, бурные погружения в царство духов. На комоде стояла маленькая шкатулка с письмами Отто цур Линде и прочих друзей, давно ушедших из жизни. Это был мир, который лишь человеку, удаленному от себя, открывается при расставании и которому он строит безмолвное святилище в покоях сердца. Ничто не остается в прошлом, пока существует видимый, незаменимый genius loci. Теперь он переселился из разрушенных городов, и его представляет тоскливый, щемящий душу сон. Кто вернет нам летние вечера на балконе, наполненные ароматом сирени и синим вечерним туманом? Или ясные зимние дни, когда в саду падал снег?
Немец, этот извечный Иов мировой истории, восседает повсюду на руинах своего безмолвного, любимого мира, с нетерпением ожидая решающего Слова Божьего, способного исцелить разбитое. «Он не погасит тлеющий фитиль». Он может снова воспрянуть лишь тогда, когда мы услышим: «Встань. Твоя вера помогла тебе!» Но кто поможет, когда сама вера лежит в руинах? О том может знать Господь.
То, что Вы вместе со мной расстались с преходящим и при этом исполнены благодарности, – величайшее и самое дорогое для меня утешение. Образы, хранимые в сердцах, не потеряны. Напротив, глубоко внутри они светятся, как никогда раньше. Возможно, в этом и заключается скрытый смысл нашего прощания. И в нем самом нет нужды, потому что самое необходимое уже спасено, пусть и ценой неимоверных усилий.
И если, по словам Лютера, искушения – это Божьи объятия, то мы не должны опасаться за будущее, которое так же принадлежит Богу, как и прошлое. Но настоящее – это темный переход между Богом и Богом; ибо тому, кто терпит мучения в мрачном пламени ада, лучше всех известно, кто такой Бог. Не станем роптать на судьбу. Она лишь коснулась нас своей огненной рукой.
Материальные заботы ничего не значат, когда размышляешь о грядущей судьбе нашего народа, на чью землю уже ступил враг. Весьма символично взятие противником Ахена, города Карла Великого. Тысячелетнюю империю постигнет крах. Финляндия уже вступила на этот тяжелый путь, и теперь надрываются от стонов ее залитые кровью леса. Да поможет нам Бог. Ибо сакраментальная благодать, которая уже тысячелетия струится на нашу землю со времен Гелианда и Отфрида, не может быть так просто утрачена. Мольбы всех святых нашего народа и сложенные в молитве руки нависли над нами, словно мантия. Разве это не избыток любви, веры и смирения, который должен превзойти чрезмерную заносчивость несчастного поколения? Никто в мире не наделен большим благословением, чем наш народ, который и сегодня черпает силы в своих глубоких традициях.
Поздней осенью 1944 года
Теперь разрушен и дом Моцарта в Зальцбурге, и Зальцбургский собор с колокольней. У гениев Германии больше нет пристанища. Они подобны всем нам. Поэтому было очень приятно получить приветствие от Герхарта Гауптмана, который – вне времени – продолжает работу над великим трудом «Нового Христофора» и тем самым прокладывает единственно верный путь нашего народа: путь христоносца. Именно здесь наши истинно германские порывы становятся понятными и наполняются глубоким смыслом.
…Позади два лучезарных осенних дня с солнцем, легкой дымкой и яркими красками в березовых и дубовых рощах, – эти дни чем-то напомнили мне Темплин и Висбаден. В остальном, конечно, мало что напоминает домашний покой и уют. В понимании Георга Тракля это просветленная осень. Я часами колесил по лесу, выполняя различные курьерские поручения, и даже в этой быстротечности природы, затронутой войной, смог отыскать немного красоты, проникающей в окружающую тишину.
18 декабря 1944 года
На земле это выглядит совсем не по-рождественски. Но можем ли мы на самом деле удовольствоваться таким наблюдением? Разве наше Рождество этим исчерпано? Или Бог сейчас не со всеми говорит понятным языком? Пишу эти строки не для-ради слабого утешения: уверен, что нас всерьез интересует то, что упущено человеческой натурой.