В поле, 22 июня 1941 года
Утро воскресенья, 11 часов
Мои дорогие!
О том, что час пробил, вы знаете. Ранним утром нынешнего дня началась война с Россией, война юной Европы против большей части Азии. Мы замерли в полной боевой готовности в 20 километрах от Буга, вдалеке слышится глухая канонада, над нами проносятся самолеты, а мы лежим в залитой солнцем траве под высокими деревьями и ждем, когда нас тоже позовут в бой. Первыми стать не доведется, но все же мы верим, что в ближайшие дни мы тоже окажемся востребованы. Сегодня ночью обер-лейтенант передал нам призыв фюрера и, похоже, на этот раз мы, наконец, тоже сможем участвовать. Не хочется упустить те тихие часы отдыха, которые у нас пока есть, не написав вам еще одного письма. Правда, не знаю, когда смогу его отправить.
Считаю, что в такой час нет надобности в каких-то торжественных словах; мы живем в эпоху, когда всем и без того все ясно. Если теперь волею судьбы надо мной сгущаются сумерки и приходится быть готовым ко всему, поверьте, я уверенно, радостно и непоколебимо иду в бой и с гордостью в душе согласен на все, что мне уготовано впереди.
7 сентября 1941 года
Позади четырнадцать жарких дней, пожалуй, самых тяжелых в этой «земле обетованной»; они сделали нас мужчинами и солдатами, – такими, какими были солдаты Первой мировой.
Здесь мы находились на знаменитой Ельнинской дуге, довольно открытой позиции перед Ельней, юго-восточнее Смоленска. Наш отряд стал объектом яростных атак противника и мощного, изнурительного артиллерийского огня. Ну, главное, что все-таки ни один вражеский снаряд сюда, слава богу, не угодил. Нигде счастье и удача не выглядят более очевидными, как в такой обстановке. И вот что хочется сказать: никогда и нигде меня не покидала необъяснимая, но твердая, безусловная уверенность в своей удаче; и очень хорошо, это придавало сил. Наверное, не стоит слишком предаваться размышлениям. Но, заглянув глубже, я смог разглядеть и себя в вечном, безмолвном и могучем мировом Боге, который и есть сама жизнь, перед которой атом не менее важен, чем система Млечного Пути или живой человек. В нем есть место каждому, его искра светится во всех нас. В нем я познаю себя и постоянно, крепко и навечно связан с вами, вы являете мне самые видимые знаки Его милости; ничто не может нас разлучить, и никто не может потеряться.
Теодор Кинцельбах, кандидат теологических наук, Эрланген
Родился 1 июня 1914 г. в Гармиш-Партенкирхене, погиб 9 сентября 1941 г. под Тобруком
Северная Африка, 29 июня 1941 года
В среду я побывал в старинном квартале Триполи, где на узких улочках царила оживленная жизнь. Пестрая смесь арабов, берберов, евреев и негров. В таких антисанитарных условиях немудрено подхватить какую-нибудь болезнь. Даже чуму. Продуктовые лавки мало привлекают внимание, местные деликатесы не хочется пробовать даже за большие деньги. Кусок мяса и внутренности, открыто висящие на дверном косяке у дороги, облеплены мухами. Местные домохозяйки все щупают своими грязными пальцами, прежде чем принять окончательное решение о покупке. Часто попадаются печи, в которых можно испечь или приготовить все, что угодно. Дома все невысокие, максимум два этажа. Немало разрушено бомбами и корабельной артиллерией.
По частично перекрытой улице с виноградной шпалерой посередине вы попадаете из старинного квартала во вполне европейский город; он очень чист, построен со вкусом и роскошью. Сейчас буйно цветет олеандр, одно из наиболее распространенных здесь декоративных растений. Если очутился на олеандровой аллее среди ослепительно-белых рядов домов с беседками, тебе и в голову не придет, что в ста километрах к югу уже начинается пустыня. Каждый цветок олеандра – размером с одну из наших вьющихся роз. За городом начинается красноватый, мучнистый мелкий песок. На полях можно увидеть кукурузу, помидоры, хлопок, опунции (разновидность кактусов, которая дает очень сочные плоды); ну, и главное, здесь очень много винограда.
13 августа 1941 года
То, что вода в пустыне равносильна жизни, я знал и раньше, но по-настоящему увидел и испытал это лишь сейчас, так же как и сами слова «колодец» или «тень», или то, как могут звучать слова «колодец», или «тень», или «дерево у ручья». И что это значит для нас, когда, наконец, после долгого пути по пустыне мы вновь видим пальмовую рощу или даже такой рай в миниатюре, как ливийский город Дерна. Любые удобства и то, что раньше составляло привычную жизнь, здесь напрочь отсутствуют и остались далеко позади, но здесь, как и везде, есть Господь – со своим духом и дарами. Особенно поразили меня в старинном квартале Триполи страдания и нищета полуслепых, совсем слепых и прочих калек, являющих собой живой пример морального разложения арабского мира. Этих людей, которых мы обходим подальше, чтобы не соприкасаться с ними, может исцелить только Иисус…
14 августа 1941 года
Попытка навесить на Бога все беды и несчастья низших рас – всего лишь плохо замаскированное желание уйти от собственной вины и ответственности за совершенные грехи. Кроме того, это предполагает изрядную порцию тайного фарисейства, которое напоминает Богу, что, мол, не все так плохо и взамен мы получаем то-то и то-то. Либо это попытка, с точки зрения внешнего созерцателя, самим не увязнуть в поисках роковой связи человечества, ибо прежде всего других, но отнюдь не себя одного, стремились освободить от вины и избавить от сатанинских сил.
Римские слуги-палачи, бичевавшие Иисуса, конечно, были не намного гуманнее зверей в человеческом облике, которые в наше время творили известные мерзости. Среди этого мира подлости и несправедливости послушание Иисуса завершается слепой верностью Отцу Богу.
У Тобрука, 29 августа 1941 года
В настоящее время я сижу в нашем наблюдательном пункте, «доме» со слоистыми каменными стенами и потолком из балок, заваленном мешками с песком и камнями. Чтобы обеспечить немного больше тени – потому что потолок закрывает пространство над головой не полностью, – мы использовали для увеличения крыши части сбитого давно английского самолета. Так что здесь относительно прохладно и мух тоже не так много. Рано утром и вечером кое-что видно, время от времени слышится артиллерийская канонада.
Через несколько дней наступит сентябрь, а значит, завершится второй год войны. Что принесет нам третий? Мир? Многие, наверное, ожидают его с известной долей тоски, а некоторые – с нетерпением. Мы, христиане, знаем о другом, вечном мире, который дарован нам в будущей жизни, – о мире, на который мы все надеемся: поэтому можем легко потерпеть, потому что никакие мирные договоры не могут повлиять на пришествие Иисуса Христа и Его царства, на радость всем…
Доклад итальянского офицера-сопровождающего на командный пункт артиллерийской группы 340:
Командный пункт под Тобруком, 19 сентября 1941 года
«Нижеподписавшийся считает своим долгом представить командованию для рассылки по инстанции следующее донесение, сообщив настоящим о героической гибели лейтенанта артиллерии Теодора Кинцельбаха из 3-й батареи 408-го полка.
Несмотря на прицельный огонь вражеской артиллерии, вышеназванный лейтенант сохранял спокойствие и выдержку, и когда его ранили, то первая его мысль была не о собственных смертельных ранениях, а о судьбе находившегося при нем подчиненного. Даже позже, в машине, он не слушал, что ему говорили, а старался ободрить своего подчиненного. Превозмогая боль от полученных ранений, он протянул руку, чтобы прикоснуться к солдату, и заметил, прослезившись, что тот уже мертв.
Ни один жалобный вздох не вырвался из его груди, даже когда сильная тряска в машине – ввиду его многочисленных травм – наверняка причиняла ему сильную боль.
Он был офицером высочайшей жертвенности и высочайшего верности служебному долгу.
Обер-лейтенант Добьязе Амедео».
Вильгельм Рубино, студент философского факультета, Гейдельберг
Родился 21 февраля 1913 г. в Любеке, погиб 20 сентября 1941 г. под Киевом
Сербия, 6 апреля 1941 года
Выезжаем внезапно, все держится в строгом секрете. Приближаемся к границе. Мне предстояло подготовить ударный отряд для атаки на вражеский бункер. Дорога пыльная, фары не включали. Часа полтора поспали возле машины, потом ночью пешком с оружием и снаряжением направились через крутой перевал. Предстоял длинный путь до бункера, напротив которого располагался болгарский таможенный пункт. План был такой: солдаты моего взвода перерезают проволочные заграждения, а я и унтер-офицер с двумя связками гранат, пулеметом и противотанковым ружьем и еще несколько солдат с гранатами бросаемся в атаку. В 5 часов зенитки должны были подавить бункеры, а затем нам предстояло их атаковать. Мы продвинулись настолько близко, что чуть не глохли от свиста каменных обломков и осколков. Когда подали сигнал, я подполз к стене бункера, швырнул связку гранат, и вскоре бетонированный дом с амбразурами был наш! Теперь мы находились на высоте 1515 метров. Потом глубокий овраг и снова подъем. Вода из ручейка помогла охладить разгоряченные лица. Потом с фланга нас атаковали. Итог: пятеро убитых и еще раненые, которых мы взяли с собой.
В сильную жару приходилось очень тяжело. Крутые склоны, глубокие ущелья – только так можно было обеспечить безопасное продвижение. Задание выполнено: дивизия успешно выдвинулась против сербов. Лежу в засаде, обеспечивая прикрытие и наблюдение, а глубоко внизу по дороге тянутся наши колонны. Скоро снова в путь, и я жду, когда поступит приказ.
22 апреля 1941 года
Со стороны Олимпа надвигается гроза: с ужасом думаю о нашем переходе границы в Грецию. Совершив ночной марш от Ускюба, мы преодолели горные перевалы и должны были развернуть свои силы в Албании. Между тем надвигалась непогода – со снегом, градом, дождем и холодами. Подъездная дорога была затоплена, и мы свернули в Грецию – на Флорину. Какая все-таки ужасная погода! У меня во взводе раненые. Небольшие деревца вокруг изрешечены пулями. Вечером опять снег вперемешку с ливнем. Бой продолжался. Ночью заняли высоту. Это была Пасхальная ночь. Погода так и не пожелала остепениться и хоть чуточку сжалиться над нами