я уверен, что это ты – ты его изъян и недостаток, слабое место.
– Меня это не интересует, – резко отрезаю я, все еще не понимая, какого черта продолжаю здесь находиться. Я ненавижу их мир, где все сводится к деньгам, торгам за «тело» и шантажу.
– Я ожидал такого ответа. Это не сюрприз для меня. Ты обворожительна, Стефания. Поверь, я бы не стал делать тебе больно. Я видел документы и фотографии из клиники, – Ильяс будто плюет в зажившие раны на моем сердце, распарывает их ножом, заставляя вспомнить то, как собирала себя по кусочкам, находясь в Швейцарии.
– Не интересуют меня подробности того, что ты еще обо мне знаешь. Мне пора идти, – сохраняя стальное самообладание, четко произношу я, намереваясь встать из-за стола.
– Ты была бы с дочерью уже через две недели, если бы согласилась, – прекрасно зная о моей «ахиллесовой пяте», заманивает в свой капкан Ильяс.
– Говорят, воспитывать детей нужно своим примером. Я хочу быть идеальной матерью, а не коллекционной шлюхой. Если вы понимаете, о чем я. Я найду способ жить с дочерью, при этом, не утратив своего достоинства, – вскидываю подбородок, расправляя плечи.
– Хорошо, я тебя понял, – мягко смеется Ильяс, показывая мне раскрытые ладони. Сдается? Или, быть может, специально озвучил мне сначала ужасный вариант нашего «сотрудничества», чтобы «на блюдечке» преподнести мне второй, на который мне будет легче согласиться?
– Как ты уже поняла, у нас с тобой один общий враг. Уилл Астон. Я хочу развалить его строительную фирму, которая сейчас возводит несколько небоскребов в Дубай и Сингапуре. Из анонимного источника мне известно, что Уилл является виновником пожаров на проектах конкурентов, а также о том, что он экономит на производстве, строя некачественные здания из убогих материалов. Мне нужны доказательства, вот и все. И еще несколько неприятных видео или фото с его участием очень не помешали бы делу. Достанешь их, развалишь фирму своего бывшего мужа – и дочь будет с тобой. Я думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что я способен посадить твоего мужа за решетку, при этом защитить тебя от его приближенных после. И Веронику.
– Если я достану компрометирующую информацию на Астона, я сама смогу шантажировать его.
– Детка, он тебя пережует и выплюнет, – презрительно усмехается Ильяс, возводя глаза к потолку. И я не могу не согласиться с его утверждением… сердце в груди трепещет, мозг не в силах пока переварить информацию, что поступает в него рваными потоками, сквозь пелену бушующих эмоций. Сказать, что я в шоке от встречи с Ильясом, от его предложения, и от того, что он так хорошо ко всему подготовился – значит, не сказать ничего. – Ты слабая и беззащитная девушка. Хрупкая. Ты не справишься одна. Начни угрожать Астону, он не побрезгует и начнет тебе угрожать жизнью дочери – да, это будет запугивание и блеф, но я прекрасно знаю, что такое зависимая жертва в абьюзивных отношениях. Тебя не хватит надолго, Стефания и в одиночку противостоять ты ему не сможешь. Тебе нужен тот, кто равен Астону. Скажи ты о своей проблеме своему футболисту, стал бы он этим заниматься? Идти против владельца клуба, в котором он за краткий срок достиг небывалых высот? Он на пике карьеры сейчас, и он никогда не пожертвует тем, что является его жизнью, ради женщины. Ты, конечно, хороша, Стефания Кован, но даже не думай. Уверен, он исчезнет из твоей судьбы, как только узнает о том, кем ты на самом деле являешься. Вам с Астоном, конечно, удалось стереть свой брак из прошлого, скрыть дочь от общественности, но при желании, можно достать из пыльного шкафа любой скелет, и я это сделал.
По мере того, как Ильяс говорит, снежный ком в моем горле нарастает, жжет изнутри. Слезы душат, но я держусь из последних сил, прекрасно понимая, что не могу позволить себе сейчас дать волю эмоциям, как и слушать слова Ильяса.
Он ничего не знает о Кайле.
Он не имеет права так говорить! Я не знаю, как было бы, если бы он знал правду… не знаю. Но мне хочется верить в то, что Кайл справился бы с Уиллом, если бы задался такой целью. Вопрос его карьеры, конечно, остается открытым… но разве Кайл не должен «взламывать» оборону противника и забивать, в конце концов, гол? Образно, конечно.
Мне хочется верить в своего мужчину.
Который не совсем «мой» и сейчас наверняка лежит на мягкой постели с парочкой горячих блондинок. Черт.
– Это не правда. Нет, – растерянно шепчу я, потому что это все, на что сейчас способен мой приклеенный к небу язык.
– Как знать, – пожимает плечами Ильяс, с превосходством приподнимая брови.
– Я поняла тебя… мне нужно подумать, – в голове так много мыслей. В основном о возможностях, которые таки может дать Ильяс. В мои планы итак входило «нарыть» компромат на Астона, и все же… один несокрушимый страх меня никогда не покидал и мешал копать глубже: если Астон узнает – мне конец.
Но если Астон узнает о том, что я пыталась подставить, предать его, вступила в сговор с его конкурентом… если узнает о том, что я с Кайлом… если, если, если, так много «если». Сбудется хоть одно из них – и все будет кончено. Он отправит меня в Антарктиду подыхать, именно медленно умирать вдали от дочери, и изредка будет присылать мне видео и фото с ее участием. Будет рассказывать о том, как она растет, и живет счастливо… без меня.
Он не убьет меня, нет. Он превратит мою жизнь в ад на яву наяву.
А пули в висок получат Кайл и Ильяс.
Сжал кулаки до боли в костяшках пальцев, до зубного скрежета. Все мышцы лица сводит, но даже это не помогает справиться с утробным рыком скорби и гнева, ярости, отчаянья и боли, рвущемся наружу, выворачивающим нутро на изнанку.
Крик ничего не изменит… ее больше нет.
В венах бурлит кипяток, доводя меня до предела – замахнувшись сжатым кулаком, я со всей дури бью ублюдка по лицу, кайфуя от звука треснувшей челюсти.
Я намерен избить его, я хочу, чтобы он плевался кровью… я бл*дь убью его, уничтожу, сотру в порошок. За свою девочку я порву пасть любому.
Но это не вернет мне Эмили.
…
…
…
«У тебя бывают вспышки неконтролируемого гнева, Кайл. Мы будем с этим работать…
«Стоун, если бы тебя не удалили с поля, мы бы не проиграли, мать твою! Какого черта ты фолишь так, что игрока увозят на носилках?!»
«Кайл, ты отличный игрок, но тебе нужно контролировать себя. И свои эмоции. Они мешают тебе забивать и вести честную игру. Есть границы, которые нельзя переходить. И если ты сделаешь это – от твоей карьеры ничего не останется. Поработай с головой, Стоун».
Эти воспоминания из прошлого вспышками атакуют мой разум. В моей жизни бывали разные периоды, и темная полоса началась после смерти Эмили, как я уже и говорил. Я избил водителя, севшего за руль нетрезвым. Кто-то снял это на видео, и мой клуб заплатил тогда кучу денег за то, чтобы я не выглядел в глазах общественности разъяренным, обезумевшим животным, едва ли не убившим человека.
Я не контролировал себя, начал проявлять агрессивную игру на поле. Спустя года четыре, я поостыл и пришел в себя, возможно, на это повлиял период травм, заставивших меня всерьез задуматься о жизненном пути.
И все же… я знаю, есть во мне эта червоточина, через которую иногда ядом проникает чуть ли не вселенское зло. Гнев, заполняющий каждую клетку тела, вибрациями и неистовой пульсацией, заставляющий извергаться, подобно гейзеру. Эмоционально, конечно.
И сейчас, я ощущаю себя так, словно внутренний барьер вот-вот прорвет. Гнев, застилающий взор медленно нарастает, стремясь к кульминации.
После игры, я сразу направился в тот сектор, где находилась Стефания (капюшон спасал меня от обезумевших от игры фанатов) и совершенно не ожидал увидеть ее мило улыбающейся какому-то смуглому павлину в костюме.
В голове словно «перемкнуло». Сердце обливалось то ли кровью, то ли пламенем. Мне казалось, я горю заживо, сам не понимая, почему моя ревность настолько неконтролируема, но знал одно: если я сделаю хоть шаг по направлению к Стефани, я сравняю этого гламурного красавчика с фундаментом стадиона.
Мощный всплеск определенных гормонов всегда немного дурманит мой разум. Иногда, я играю, будто в «тумане» или не помню деталей наших горячих марафонов со Стефанией. Стирается все, остаются только ощущения.
Как тогда, с отпечатками рук на ее шее.
Я был уверен, что эти отметины оставил на ее теле я. И никто другой.
Когда я увидел на ее коже огромные синяки и кровоподтеки, через пару недель, после нашего рандеву в Эмиратах, я был в шоке сам от себя. Эффи повела себя странно – прильнула к моей груди, и мило промурлыкала о том, что я не причинил ей боли. Ничего страшного не произошло.
Конечно, это было за гранью моего понимания. Я знал, что способен причинить подобную боль, но не хотел верить в то, что ей. И не понимал, как эта гордая девочка еще не исцарапала меня за такую жесть, створенную на ее теле. Это были не легкие синяки, это были фиолетовые «вмятины», украшающие ее совершенную, нежную кожу.
Она так и сказала: «Кайл, у меня очень чувствительная кожа. Ты ничего плохого мне ночью не сделал. Иногда, мне кажется, что синяки появляются по всему телу даже от дуновения ветра».
И я поверил в эту херню бл*дь.
Когда первые отметины начали заживать, я нашел на ее теле новые, и чуть не ли не охренел от того, что творю со своей девочкой. Страсть страстью, но мне бы не хотелось перегнуть палку… мать ее, мне реально было не по себе от того, что, как я думал, творил с ней.
Но поверить в это было легко, потому что порой Стефания будила во мне зверя. Эта девчонка знала, как завести с полуслова, даже на пустом месте. И в то же время, могла успокоить кипящий внутри вулкан одним поцелуем или мягкими объятиями.
Она бывала такой разной. Эмоциональной и настоящей. Холодной и закрытой. Забавной и серьезной. Странной (вы бы послушали о ее снах). Невыносимой. Импульсивной, эмоциональной, непосредственной, упрямой… мягкой, нежной, ласковой. Она – грань между последней сукой, и «хорошей девочкой», она моя грань фола.