ведь сохла по нему еще с первого курса, но теперь, когда цель так близка, я вдруг переключила фокус внимания на другого? И на какого другого! Громова, которого по какой-то необъяснимой причине интересует мой зад.
Бомбардирующие меня воспоминания выливаются в безуспешные попытки уснуть. На часах давно за полночь, а я все еще бодрствую. И вроде бы хочу спать, мозг точно хочет, а тело — как чужое, полное ощущений, которым сложно подобрать описание. Все горит, будто у меня резко подскочила температура, и в то же время конечности сковывает озноб, а слабости, присущей болезни, нет, наоборот, мне хочется какого-то движения. Но движение вызывает трение, а оно тоже раздражает.
Мучительно. Томительно. Ох, мамочки, Огнева, ты, кажется, доигралась!
Как хорошо, что сейчас темно, и в комнате я одна. И все равно, скользя ладонью вниз по телу, я испытываю жгучее смущение. Зажмурившись, ныряю под резинку пижамных шорт, касаюсь себя там, где вчера ночью хозяйничали пальцы Арсения. Сердце шалит. В ушах гудит. Дыхание рвется из горла неровными толчками. Но несмотря на это стихийное бедствие, мое сознание сосредотачивается лишь на том, что делают мои пальцы, вспоминая Громова, ведя меня все дальше по пути порочного наслаждения. Пока, наконец, тело не сотрясает судорога освобождения. Низ живота взрывается, пальцам в трусах становится горячо и влажно, под закрытыми веками вспыхивают всполохи красного.
Я засыпаю расслабленная, но с усиливающейся внутренней тревогой. Не дура, понимаю: с Громовым и моими чувствами к нему все куда сложнее, чем я наивно полагала раньше.
Утром я вроде бы бодро вскакиваю по будильнику, но все равно ощущаю себя разбитой. До электрички остается чуть больше часа, а я даже вещи еще не собрала для двухдневного трипа на родину. В этот понедельник у нас по счастливому стечению обстоятельств занятий не намечается, кроме физкультуры, от которой я получила освобождение, пообещав еще раз выступить с командой поддержки в ноябре, поэтому я решила смотаться к родителям. Соскучилась по ним сильно, и хотя Веня в последний момент с поездки соскочил, я от своих планов не отказалась. С чего бы? Мне вообще сейчас полезно подышать деревенским воздухом, пока из комнаты в общаге будет выветриваться аромат мажорского одеколона.
Наскоро собрав волосы в пучок на затылке, я влезаю в любимый спортивный костюм и дутую безрукавку, закидываю в рюкзак две смены белья и пару футболок. На ходу уплетаю протеиновый батончик и мчу на вокзал.
Полтора часа пасторальных пейзажей из окна электрички — и вот я дома. Папа встречает меня на старенькой KIA, а через десять минут я уже обнимаю маму, которая жарит у плиты пирожки. Ей, конечно, наплевать на то, что у меня каждая калория на счету — она в свои сорок с небольшим как тростинка, а я со своими округлыми формами пошла в папину породу. Эх, могла бы от папы взять что-то другое — например, умение разгадывать кроссворды или играть в дартс. Он у меня мастер по части подобных развлечений.
Мы садимся обедать, а после часы за разговорами с мамой обо всем и ни о чем летят будто на перемотке. Еще кучу времени «съедает» просмотр турецкого сериала по телевизору. А когда на улице уже темнеет и в окна начинает барабанить дождь, из гаража вдруг возвращается папа.
— Викуль, там к тебе гости, — как мне кажется, удивленно говорит он.
— Ко мне? Я же никому не говорила, что приеду.
Отец пожимает плечами.
— Машина явно не местная.
— Тогда с чего ты взял, что это ко мне?
— Потому что парень, который там у калитки трется, прямым текстом сказал, что приехал к Виктории Огневой.
— Как он выглядит? — спрашиваю я, ощущая, как в груди разгоняется сердце.
— Как, как? Как обычный парень. Высокий только очень.
Боже. Мой.
Вскочив с дивана, я подбегаю к окну. Во дворе темно, но неоновый свет фар, бьющий мне в глаза, не оставляет никаких сомнений — у калитки нашего дома припаркован пижонский автомобиль Арсения Громова.
Глава 24
Тори
Громов правда приехал. Я не сплю, и мне это не привиделось. Он стоит прямо перед моими воротами, подперев своей идеальной задницей капот, и смотрит куда-то в сторону. Одет так необычно: я привыкла видеть его либо в баскетбольной форме, либо выряженного, как денди, а сейчас он в простой вязаной шапке коричневого цвета, теплой толстовке под горло и объемных спортивных штанах. Хотя у меня самой наряд не по моде, а сверху я еще и мамины шерстяные леггинсы натянула, потому что папа начинает топить в доме, только когда температура, как сегодня, стремится к нулю.
— Что за прикид? — вместо приветствия с ходу нападаю я на Громова и тут же защищаюсь от его пронзительного взгляда, скрестив руки на груди.
— Сливаюсь с местной толпой, — парирует он, так и оставшись на месте, просто рассматривая меня с головы до ног с хитрой улыбкой.
Я пропускаю мимо ушей его подкол про дань районной моде и изо всех сил стараюсь игнорировать, как горят мои губы, на которые он пялится.
— Что тебе нужно? — Мой голос наяву звучит совсем иначе, нежели в голове. В нем нет и намека на строгость, которую я пыталась изобразить.
— Ты.
Я нервно сглатываю, стискиваю зубы в испуге. Я его правда боюсь. Это кажется слишком просто, как сыр в бесплатной мышеловке.
— Я серьезно, — повышаю тон. — Зачем ты приехал?
— С отцом твоим познакомиться, — рикошетит Арсений. — Если не хочешь, чтобы я и маму твою очаровал, бери свою задницу и помчали со мной.
— Куда?
Боже, это и правда происходит? Он что, проехал ради меня больше ста километров?
— Кукурузу с полей воровать, — смеется Арсений, — понятия не имею, куда у вас тут можно пойти. Навигатор повел меня через какой-то заброшенный завод, так что местные клубы я заценить не успел.
— В местные клубы тебя в таком виде и не пустят. У нас их два, но они ненамного хуже городских. Для кукурузы не сезон, а поля отсюда далековато. У нас не село и живет больше шестидесяти тысяч человек. И, кстати, как ты нашел меня?
— Геолокация на фотографии рыжих котят, которых родила твоя Мурка. — Мурка не моя, а соседская, но я решаю, что этот факт не стоит уточнений, а Арсений уже, кажется, светит всеми тридцатью двумя зубами. — Ну и без помощи друга не обошлось.
— Веня — предатель, — догадываюсь я и злюсь.
— Будем откровенны, Булочка, я не оставил ему выбора.
Мир сошел с ума. Как дошло до того, что я сержусь на Балашова, а Громов защищает его?
— Арсений, я и правда не понимаю, зачем ты приехал, — выдохнув, я опускаю плечи, руки, да вся будто становлюсь меньше и сдуваюсь, как воздушный шарик. — По-моему, мы все выяснили, и я считаю, что нам лучше…
— Кому лучше, если мне хуево, а ты бежишь к родителям? — Громов произносит это слишком серьезно, чтобы я могла отшутиться. И слишком резко, чтобы быть безразличным.
— Я давно планировала эту поездку.
Арсений закатывает глаза и двумя размашистым шагами подходит ко мне. Нависает надо мной грозовой тучей. Теперь я вижу темные круги у него под глазами (такие же, как у меня) и усталость в заломе между бровей. Видимо, не одной мне было плохо, но как же тяжело это признать.
— Огнева, ты меня с ума сводишь, — шипит сквозь зубы, как самый настоящий змей-искуситель. — Твоя задница шикарна даже в этих гамашах. Она мне снится по ночам, прикинь? Ни о чем другом думать не могу, кроме… — Он поджимает губы. — Слушай, я до сих пор не верю, что ты со всеми, — Громов облизывается, — своими сочными формами ни разу не… да блять!
— Тише ты! — нахмурившись, шикаю я на него. — Папа за такие слова язык тебе перцем натрет.
Мы оба застываем, глядя друг на друга, а потом на пару начинаем смеяться в голос. Сильнее и громче с каждым вздохом. Все это дико странно и запредельно непонятно, но я не хочу прогонять Арсения, если он сам ко мне с повинной пришел. Особенно после того, как он наклоняется и больно стучит лбом о мой лоб — таким Громов милым и потерянным кажется.
— Поехали. Может, перекусим где, а то я жрать хочу, лады? Сорвался, как увидел фотку, боялся не успеть.
— К чему?
— Да мало ли что тебе бы в голову взбрело.
Он отступает на шаг, прячет руки в карманах и взгляд в земле.
— Ты подумал, я уехала домой, чтобы переспать с каким-нибудь Ванькой-трактористом на сеновале? — догадываюсь я, поражаясь ходу его мыслей. — Так сейчас похолодало, можно сочную, как ты выразился, задницу отморозить. Так уж и быть, подожду весны.
Он взглядом мечет в меня молнии и вдруг притягивает к себе за талию, рычит куда-то в шею, разгоняя мурашки по всему телу.
— Попросила бы, организовал тебе сеновал. Недалеко от универа есть ипподром, уверен, там нашлось бы что-нибудь подходящее.
— Дурак ты, — вроде бы и ругаюсь я, а сама неожиданно обнимаю его, скрепляя руки за спиной, и вдыхаю запах, прижавшись щекой к груди.
— Покажешь дураку, где ты тут училась, гуляла или чем ты там в этой дыре занималась?
Я прыскаю от смеха и пихаю Громова в грудь, а у самой щеки лопаются от счастья.
— Хорошо, родителей только предупрежу.
Ага, и переоденусь, а то выгляжу, как чучело.
Когда я залетаю в дом и почти сношу на пути в комнату ведро с водой, которой должна была мыть пол, родителям все становится ясно без слов. Они даже, скорее всего, подглядывали в окно, судя по тому, как изображают бурную деятельность на кухне. А я запираюсь в спальне и, быстро нырнув во флисовый теплый костюм красного цвета и накинув сверху дутый жилет, спешу на улицу.
— К ужину вернусь! — кричу я папе с мамой, обувая кроссовки.
— И мальчика своего зови, — летит мне вслед.
— Это не мой мальчик! — возражаю.
Этого уж точно не хватало! Думаю, у Громова сегодня и так будет достаточно впечатлений, чтобы еще с моей причудливой семейкой знакомиться.
— Так и куда держим путь, мой юный девственно-чистый штурман? — спрашивает Арсений, когда я сажусь к нему в машину. Конечно, он не мог смолчать по этому поводу. Удивлена даже, что так долго продержался.