– Знаете, сейчас многие ищут новых ощущений, – написала Кира после посещения профессора. – Все так заботятся о нашем комфорте, что это даже мешает. Вы никогда не задумывались, почему в советские годы люди не придумывали квесты? Почему именно сейчас? Потому что в нашем детстве каждый день был как полноценный квест. Доехать в школу на дымном «Икарусе», когда мама завернула тебя в шубу и меховую шапку так, что голова прочно зафиксирована под определенным углом? Три часа отстоять за талончиком на талончик, а потом еще столько же в очереди к зубному, где открыта дверь. И слушать эту дрель, и стоны, и не сбежать. И потом вылечить зубы без анестезии… И еще неделю жить, даже если все-таки проглотил мышьяк. Знаете, я думала, это ушло далеко в прошлое. И все так ностальгируют… О чем, ребят? О вкладышах в жвачках и приставке «Денди»? Оно того не стоит. Не-а. Хотите убедиться? Бесплатно?
Слушайте, была в институте акушерства и гинекологии. Вы когда-нибудь пытались попасть на засекреченный объект? Мне кажется, что если вдруг правительству надо будет что-то спрятать от врага, то институт акушерства и гинекологии – самое место. Гарри Поттеру было легче попасть на платформу через стену. Знаете эту надпись: «Вход со двора»? Особенно если здание целиком стоит во дворе? И вот ты обходишь его кругами, и в отличие от избушки, оно к тебе всегда задом. Одна дверь заперта, другая опечатана, на третьей надпись «Только для персонала». На четвертой просто стрелка. И на пятой «вход с другой стороны». Ну, по логике, чем больше дверей в здании, тем проще туда зайти. Ничего подобного. Это квест не на логику, а на выживание.
Отдельное испытание – это древнее гинекологическое кресло. Вот как бы вам объяснить… Знаете, что такое родео на механическом быке? Такая хреновина на палке, обтянутая кожей, которая шатается во все стороны и норовит тебя сбросить? Так вот, прототипом первого механического быка было советское гинекологическое кресло. Это не осмотр. Это поединок. Или ты его, или оно тебя. Какие еще эротические игры вам нужны? Серьезно, это полный набор! И игра в ковбоя, и в доктора, и целый ящик железяк для мазохистов. Я уверена, если привезти такое кресло в Амстердам в Квартал Красных Фонарей, оно будет стоять в самом темном закоулке. Только для самой взыскательной публики. Знаете, когда я выходила оттуда, мне хотелось оставить врачу на чай. Мол, о, мсье знает толк в извращениях…
После этого монолога Ксения Расулова вызвала Киру на личную встречу. Не на командную летучку в кабинете, а только вдвоем. Поздний вечер, тихое пустынное кафе и дорогущий, но крепкий, как нефть, американо.
Ксения была зрелая, женственная и насквозь пропитанная сарказмом. В ней недоставало того – кавээновского ребячества, задора и склонности валять дурака, как у половины знакомых стендаперов Киры. Черная рубашка и узкие джинсы не скрывали кошачьей грации, но что-то во взгляде Расуловой заставляло мужчин скромно держаться в сторонке. Высоко расположенные зрачки словно смотрели поверх собеседника, как будто она повидала в жизни многое, многое знала и абсолютно не умела удивляться.
– Давай договоримся сразу: о том, что мы с тобой говорили наедине, лучше не распространяйся. – Расулова отодвинула меню и облокотилась на стол, придирчиво изучая подопечную.
– Разумеется. – Кира чувствовала себя под микроскопом, но не хотела выдавать волнение.
– Мне нравится, как ты работаешь. Ты нравишься. И твоя подача, – Расулова сделала долгую паузу.
Кира медленно кивнула. Опыт заставлял ее настороженно относиться к комплиментам. С них разговор начинают в двух случаях: если дальше будет «но» или если хотят чего-то добиться от человека. И оба варианта не радовали.
– Я хочу, чтобы ты прошла дальше. – Расулова словно прощупывала почву. – Точнее так: я хочу, чтобы дальше прошла именно ты. Следующий спарринг через неделю.
Снова тишина. И Кира не знала, взятки от нее ждут или чего похуже.
– Я бы предложила свою почку, но не уверена в совместимости, – попыталась отшутиться она.
Ксения по-птичьи склонила голову набок, словно гадая, не ошиблась ли она с выбором, но в конце концов все же улыбнулась.
– Смешно, – произнесла она без выражения. – Я не об этом. Пропихивать никого не буду. Просто хотела дать дружеский совет.
Кира отхлебнула вязкий и горячий кофе. Такой крепкий, что проще было сразу вынуть зубы и положить в чашку, чтобы они там растворились. Вроде Расулова не сильно старше, да и Кира – не изнеженная барышня. Но все же рядом с наставницей чувствовала себя зеленой девчонкой. Против воли возникал вопрос: через что такое ужасное проходят члены жюри «Большого стендапа»? Откуда эта стариковская снисходительность? Может, дорога в телешоу лежит через пыточную? Уж наверное, по сравнению с иголкой под ногтем, все остальные проблемы кажутся смешными.
– В конечном счете цель одна, – продолжила Ксения. – Попасть в основной состав стендаперов. У нас есть сформировавшийся костяк. Каждый – в своей нише. Кто-то шутит о семье, кто-то о звездах, кто-то об отношениях с девушками. Разумеется, все мы универсальны. Но все же примерно делим сферы юмора. Понимаешь? Если все будут делать одну и ту же комедию, проект закроют.
– Понимаю, – солгала Кира.
То есть смысл слов до нее доходил, но их цель по-прежнему ускользала.
– Как по-твоему, какая ниша у меня? – спросила Расулова.
– Феминизм?
– Да. Я взяла тебя в команду по двум причинам. Сильного женского юмора у нас дефицит. А ты, несомненно, сильная. И второе – у тебя есть возможность шутить на другие темы. Твоя работа, например. Я видела запись из Риги. Про компьютеры, Интернет… Это было хорошо. Нужно. И программистов у нас нет. Но теперь… Это твое выступление про гинеколога, отборочное про сайты знакомств… Попробуй немного сменить ракурс.
– Вам не нужна конкуренция?
Расулова вскинула бровь от такой неприкрытой наглости, но все же вынуждена была согласиться.
– Мне нет смысла брать в проект такую же, как я. Во-первых, мы будем пересекаться. Во-вторых, начнутся разговоры про то, что Ксения Расулова пропихивает своих. Засилье феминисток и прочая чушь. Сама понимаешь, проигравшие никогда не винят в провале себя. Ищут причины, обвиняют других… Мне не нужна эта грязь. То есть она будет так или иначе, это телевидение. Но чем меньше – тем лучше.
– Мне убрать монолог про гинекологию? – Кира с трудом сохраняла внешнюю невозмутимость.
– Оставь, – отмахнулась Расулова. – Он неплох. Тебе не хватает плотности шуток. Концентрации. И иногда какой-то остроты. Но он в любом случае пройдет в следующий этап. И я поставлю тебе в пару Тропинина. Он слабее и все равно вылетел бы. Но подумай, пожалуйста, что брать для следующего раза.
Разговор с наставницей выбил Киру из колеи. Глупо, наверное, сохранять наивность до тридцати. С ней, как и с невинностью, лучше вовремя расстаться, чтобы никто не считал тебя анахронизмом. И все же Кира до последнего верила, что все будет по-честному. Так, как выглядит со стороны. И вроде не к чему придраться: Ксения просто дала дружеский совет. Но ощущение осталось как после разговора с гопником. Мол, это наша территория, еще раз сунешься – домой пойдешь на одной ноге.
Интересно, за каждой историей славы стоит компромисс с совестью? Спасибо, что сейчас не те времена, когда надо выходить на сцену с портретом вождя на груди и шутить над тупостью прогнивших капиталистов. Но сколько можно продержаться на шутках про работу? Даже если добавить Интернет, геймеров и виртуальных извращенцев, это монолога три или четыре максимум. А дальше что? Самоповторы? Пенсия?
На следующий же день Кира поделилась своими опасениями с Ольгой. Стоило Локоткову прошествовать на обеденный перерыв, как Липкина, подперев дверь офисной кухоньки стулом, приступила к допросу. Ее, правда, больше интересовали медицинские подробности и отчет о новом докторе, но Кира мастерски перевела разговор на стендап.
– Я не знаю, как долго смогу выжимать шутки про программистов, – посетовала она.
– Тебе же не было велено говорить только о работе! – Ольга пребывала в привычно воодушевленном состоянии. – Куча тем! Главное – не про женщин. Не больно-то и хотелось, между прочим. Я, наоборот, удивляюсь, как это не надоедает Расуловой. Я погуглила ее выступления – одно и то же! Да, все мужики – козлы. Да, прогибаться под них – глупо. Но сколько можно! Я с первого раза все понимаю! Мне вообще кажется, что они там все застряли в одном амплуа.
– Может, это не их вина, – пожала плечами Кира. – Может, им всем задают тему… А потом, правильно говорят, что шутить надо про свою жизнь. Иначе это никому не интересно. Не цепляет.
– А у тебя сейчас интересный опыт с гинекологией… Почему бы и не пошутить. Кстати, что там говорит врач? – Ольге плохо удавалось скрыть любопытство.
– Все нормально, – увернулась Кира. – Лечимся.
– А донор? Что с донором?
– Решаю вопрос…
– Ты там аккуратнее решай! Ты у нас теперь звезда, в центре внимания. У нас в бухгалтерии за тебя все болеют. Еще первый эфир не вышел, а у тебя уже куча фанатов! Скоро будут брать автографы, фоткаться… – Липкина мечтательно прикрыла глаза. – Вот это жизнь! Так что уж давай, не облажайся с донором.
Вместо ответа Кира откусила большой кусок бутерброда и принялась сосредоточенно его жевать. Дольше, чем это было необходимо. И ведь не объяснишь, что с донором все решено. Да теперь это уже и не донор, а… Как называют человека, с которым заводят ребенка? Друг, любовник? Партнер? А может, поступить, как Эрик? И преподнести семье и заодно Ольге красивую историю любви? Чтобы никто потом не посмел заикнуться о нежеланном случайном ребенке? Да и на вопросы о неблагополучной наследственности было бы в кого ткнуть пальцем. Ведь если Саакян собрался быть образцовым папашей, то его присутствие в ее жизни будет сложно скрыть.
Но Кира взглянула на лисью мордашку Липкиной. Не, не вариант. Не сейчас. По старой физтеховской привычке Скворцова рассчитала примерное количество вопросов, которые обрушит на нее подруга. И поняла, что для такого разговора слишком трезва.