Никто, кроме Петра, не уснул в доме в ту ночь.
6
В начале 1943 года партизанская борьба на Ровенщине и Волыни, как и на территории остальных оккупированных гитлеровцами областей Советской Украины, развернулась вширь и вглубь. Народные мстители наносили удары по врагу в самых неожиданных для него местах.
В это время фашисты решили использовать в борьбе против партизан оуновских головорезов. Они потребовали от их главарей Андрея Мельника, Степана Бандеры и Тараса Боровца (Бульбы) выхода из мнимого подполья и открытого вооруженного выступления против советских партизан. Учитывая, что местное население активно поддерживало партизан, каратели провоцировали резню между поляками и украинцами. Главное, наставляли они, умело использовать лозунги свободы и национальной независимости, завуалировать политику «огня и топора» гуманными чаяниями, свободолюбивыми стремлениями. Следует столкнуть один народ с другим — советовали в узком кругу гестаповцы оуновским главарям. Как только будет найден повод, поведите село на село, хутор на хутор. Уничтожать всех — от стариков до грудных детей! Никакой пощады никому! Такие акции проводить прежде всего там, где население оказывает активную помощь большевикам.
Оуновские банды по прямому указанию фашистской администрации приступили к истреблению советских людей на оккупированных гитлеровцами территориях. Дни и ночи пылали хутора и целые села. По земле Ровенщины и Волыни бродили банды убийц. Человек боялся человека. Люди обходили друг друга стороной. С той поры участились и случаи внезапных нападений оуновских банд из засад на советских партизан.
Эти обстоятельства вынудили командование отряда «Победители» принять решение передислоцировать основные силы из-за Случи в Цуманский лес, ближе к городам Ровно и Луцку. Соответственно изменились и маршруты наших связных. Теперь Леоновский и Кудрянский хутора перестали быть нашими маяками. Связь с отрядом держалась через основной, Оржевский маяк, дорога к которому из Ровно шла через село Бронники и Грабовские хутора, а также через второстепенный Суский маяк, к которому добирались тем же маршрутом, только следовали еще дальше, через села Бегень и Волошки.
В связи с этим возникла необходимость обезопасить людей, которые долгое время помогали нам. Убийство Николая Мамонца свидетельствовало о том, что хутор Мамонцов был под подозрением у оуновских бандитов. Оно было первым террористическим актом. И никто не был уверен, что подобное не повторится. Поэтому командир отряда Дмитрий Николаевич Медведев, стараясь предупредить трагическую развязку, приказал Мамонцам всей семьей переехать в Ровно. Всей, кроме Петра. Он оставался здесь до получения особых распоряжений.
Мария Степановна волновалась. Она понимала, что надо ехать, но оставлять все, что связано с ее молодостью, радостным и горестным прошлым, было тяжело. Бросать хату, хозяйство, сниматься с насиженного места, скитаться по чужим углам, прятаться, переживая, что кто-то выдаст… Так не лучше уж здесь?.. «Пусть дети едут, — думала она. — Что потеряно, того не вернуть. Николай убит. Остались Петро и Ядзя. Они должны выжить…»
— Я никуда не поеду! — заупрямилась Ядзя. — В городе мне нечего делать. Пойду в отряд.
— С ума сошла девка! — воскликнул Виктор Акимович.
Ядзя ожидала насмешек отчима. Это еще можно вынести. Лишь бы мать не стала отговаривать. Жаль матери, после смерти Николая она заметно постарела.
— Да тебя там засмеют! — начал отчим. — Партизанка! Коров доить да кашу варить! Вот и все подвиги. Выдумала себе бог знает что!
— Мне все равно, что там делать, лишь бы не прятаться по чужим квартирам! Кто-то должен и это делать! Должен, должен!
Мать молчала. «А может, Ядзя и права. Интересно, что сказал бы Николай? — После его смерти Мария Степановна часто задумывалась над тем, что бы он сказал, как бы поступил в той или иной ситуации. Вот и сейчас… — Наверное, не стал бы отговаривать».
— Я иду в отряд, — повторила Ядзя решительно.
Отчим посмотрел вопросительно на жену. Та продолжала молчать.
Вскоре после ухода Ядзи в отряд Мария Степановна и Виктор Акимович отправились в Ровно, где при помощи подпольщиков устроились на работу.
Петр, как приказал командир отряда, до особого распоряжения остался жить на хуторе. Вызвал сюда жену и дочку. Два года плена, побег, полная лишений дорога сказались на его здоровье. Тяжелая болезнь приковала к постели. Долго выхаживала его жена, пока он поднялся на ноги.
Угрюмый, он часто стоял у окна: ждал весточки от матери и отчима. Все молчали, словно забыли о нем.
Петр заметил, что за хутором следят: то незнакомая женщина забредет во двор, попрошайничая, то какой-то хлопец словно из-под земли вынырнет — воды попить из колодца, то старик корову ищет вокруг хутора… Он долго думал, что делать, и наконец принял решение: оставил семью и пробрался в Ровно. Там через Казимира Домбровского связался с Георгием Струтинским и Николаем Грачевым. Началась работа в подполье.
Иногда ночью он возвращался на хутор, к семье. Скрываясь от посторонних глаз, жил там по несколько дней.
7
День был ясный, морозный, слепящий свежевыпавшим снегом. Сосны закрыли небо заснеженными кронами, которые нависли над землей. И казалось, вот-вот вся эта снежная тяжесть рухнет на землю.
Ядзя быстро пробежала по тропинке и очутилась у чума помощника командира отряда по разведке Александра Александровича Лукина. В нерешительности остановилась, постояла с минуту и осторожным движением распахнула дверь.
— Вы меня вызывали, товарищ подполковник? — спросила она нарочито громко.
Лукин посмотрел на нее удивленно, оторвав взгляд от бумаг, лежавших перед ним на столе.
— Меня зовут Ядзя… — теперь уже тихо произнесла девушка и тем самым выдала волнение, которое захлестнуло ее горячей волной.
— Ах да, Ядзя Мамонец. Вызывал. Ну как, не жалеешь, что в отряд пришла? Семью я вашу знаю. В Москву о ней докладывал… Привыкла у нас, обжилась?
— Спокойно здесь, в лесу. Бандиты, знаю, боятся партизан, да и немцы не очень-то охотно появляются в этих краях, — она смахнула с пряди волос подтаявший снег.
— Садись, Ядзя. Разговор долгий будет. Боятся нас, говоришь? А что, если мы поближе к ним подойдем?
Ядзя посмотрела на Лукина выжидающе.
— Сможешь нам помочь? — спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Хотим в Луцк тебя послать. Не одну, нет. С тетей твоей, Марфой Ильиничной. В Луцке живет твоя сестра, Прасковья, не так ли?
Ядзя молча кивнула головой.
— С мужем и двумя детьми? Ты с ней в каких отношениях?
— Если надо помочь, Пашуня поможет, — уверенно ответила Ядзя.
— Не спеши, Ядзя. Ведь пойдешь ты не просто как сестра-гостья, а как представитель партизанского отряда. А у нее двое детей. В таких случаях отношения меняются, и гарантий давать нельзя. Ты думала над этим?
— Я уверена, что Пашуня с Варфоломеем помогут нам. А если нет, то, во всяком случае, не предадут. За это я ручаюсь…
— Ну что ж, отлично, раз так. Собирайся в дорогу. Задание обсудим позже.
Через некоторое время к Лукину был вызван Ростислав Струтинский. Разговор длился не долго. Александр Александрович описал в общих чертах задание, главной целью которого был сбор разведданных. Выполнить его должна мать Ростислава — Марфа Ильинична и его двоюродная сестра Ядзя. Для сопровождения разведчиц в город направляется оперативная группа. В ее состав решено включить его, Ростислава, так как он когда-то работал в этом городе и знает его хорошо. Помощником командира группы назначается Мария Александровна Фортус. За ее плечами война в Испании и большой военный опыт. Старший группы — Фролов.
— Это все, — сказал Лукин в конце разговора. — И если ты согласен, иди к Середенко Саше, завхозу, пусть подберет для тебя какую-нибудь одежонку. Скажи — я приказал.
В ночь перед выходом из партизанского лагеря Марфа Ильинична, Ядзя и Ростислав долго готовились в дальнюю дорогу. Впереди лежал двухсоткилометровый путь, полный неожиданностей и опасности. Полевые и лесные незнакомые тропы, бездорожье, топкие болота, большие и малые реки…
Последнюю остановку группа сделала в районе Киверец, недалеко от села Сокиричи, в глухом лесу. Дальше разведчицы должны были идти одни, без прикрытия.
— Будем ожидать вас здесь, на этом же месте, — сказал Фролов на прощанье. — Не задерживайтесь.
Марфа Ильинична и Ядзя отправились в Луцк сами.
Благополучно миновав бывший райцентр, расположенный на железнодорожной магистрали Ровно — Ковель, они в конце того же дня прибыли в Луцк. В город вошли порознь. Сперва Ядзя, а затем — Марфа Ильинична.
На улицах они не вызывали подозрений. Идут себе две женщины по своим делам. Кому может прийти в голову, что они разведчицы партизанского отряда, прибывшие в Луцк для сбора разведданных?
Марфа Ильинична немного успокоилась. Все будет в порядке. В этом городе их никто не знает. Ну, может, какая-нибудь случайность подведет, да и то вряд ли. От Ровно до Луцка около ста километров. Кто может здесь встретиться? Если и задержат, то никаких изобличающих материалов они при себе не имеют. Зачем в городе? Приехала сестру повидать. Никаких улик ни против нее, ни против Ядзи у гитлеровцев быть не может. Ядзя свернула, не оборачиваясь, в узенькую кривую улочку и направилась к маленькому особнячку, в котором жила ее сестра Пашуня. У самой двери она остановилась, оглядела дворик, сад и, заметив проходившую мимо Марфу Ильиничну, подмигнула ей, что означало: «Я буду здесь, в случае чего, разыскивайте меня в этом доме», — и постучала.
Марфа Ильинична, выбрав несколько ориентиров, запомнила этот переулок и домик. Вскоре она выбралась на улицу Кичкаровскую, к дому № 2, где у дочери Марии Обновленной проживала ее родная сестра Теофилия Ильинична. Марфа Ильинична постучала в дверь и подумала, что второй раз за время войны ее будут принимать в этой семье. А вот как примут Ядзю? Ведь она впервые идет к своей сестре.