«Сейчас или никогда».
– Ты имеешь в виду те случаи, когда порталы находятся на старых кладбищах, а охраняют их бронзовые статуи поэтов-неудачников? – понизив голос, спросила я. – В субботу ночью я была на кладбище и видела, как ты исчез в склепе семьи Кёниг вместе с Феей и профессором Кассианом, – храбро добавила я.
«Всё».
– Ты… Как ты там оказалась?
Его брови недоверчиво сдвинулись, и я почувствовала, что краснею:
– Это совсем не то, что ты подумал, я за тобой не следила, – пробормотала я. – Просто проходила мимо. От Юли я всегда возвращаюсь домой через кладбище, даже ночью. Это самый короткий путь. Хотя теперь, наверное, буду ходить длинной дорогой. Гиацинт что-то говорил о Гекторе и оборотнях. И что никто не найдёт мою могилу, если меня здесь обнаружат. Меня это очень испугало. Раньше я никогда не боялась на нашем кладбище.
– Ты встретила Гиацинта?
Квинн тоже понизил голос, но вдруг у меня возникло чувство, что остальные пассажиры в трамвае прислушиваются к нашему разговору.
– Ну да, ты был босиком и казался каким-то растерянным. Я понятия не имела, что затевают Фея и профессор Кассиан, и переживала за тебя. Поэтому я попыталась попасть в этот склеп.
Квинн шумно дышал:
– Чтобы… меня спасти?
К моим щекам снова прилила кровь. Я утвердительно кивнула:
– Но из этого ничего не вышло. Клавиго признался, что хоть он и называется стражем портала, на самом деле не может его открыть. А потом появился Гиацинт, схватил меня, оттащил к воротам и довольно внятно дал мне понять, что я должна держать в полнейшей тайне то, что увидела той ночью.
– Невероятно, – прошептал Квинн.
– Скажи, как можно хранить в секрете такие вещи и никому не выболтать ни слова? – возбуждённо прошептала я в ответ. – А единороги действительно существуют?
– Так уверяют профессор Кассиан и Фея. А ещё они в общих чертах объяснили, почему Гектор меня недолюбливает. И не только Гектор. Оказывается, есть целый ряд граничных существ, которые, в сущности…
– Мужчина на дальнем сиденье смотрит на нас как-то странно, – перебила я его. – Вот, а сейчас он отвернулся, будто прекрасно расслышал мои слова.
– Эти ребята с Грани обладают сверхъестественно острым слухом, – прошептал Квинн. – Может, он один из них.
– В кафе «Фриц» самые вкусные творожные торты со сливками и ежевикой, – сказала я самым будничным голосом нормальной громкости, будто невзначай оглядываясь по сторонам.
Каждый пассажир теперь вызывал у меня подозрение, даже девочка с прямым пробором настоящей заучки и маленький ребёнок, который сидел рядом с ней.
– Да, попробуй там пирог с крыжовником, он тоже отличный, – ответил Квинн.
На моём лбу снова выступили капли пота. А эта старушка, которая любопытно поглядывала на нас с самого начала – какие-то у неё неестественно светлые глаза. Или мне только кажется? А её накрученные короткие кудри… Они отливают странным фиолетовым цветом.
– Но лучше всего им удаётся малиново-шоколадный десерт, – сказала я, расстёгивая молнию на куртке.
«Вот, значит, каково это – испытывать манию преследования».
До конца поездки мы перечисляли все торты и пироги, которые только знали, и придумали ещё парочку в придачу. Например, грильяж «параноик» и миндальные булочки с фантастическими сливами. Ни мужчина у окна, ни девочка с прямым пробором, ни старушка с фиолетовыми кудрями – никто из них не вышел с нами на одной остановке, поэтому мы почувствовали, что вели себя в трамвае очень по-дурацки. Но от меня не ускользнуло, что по дороге к физиотерапевту Квинн несколько раз оглядывался по сторонам. Мне тем временем стало так жарко, что я думала лишь о том, как бы снять поскорее эту ненавистную куртку.
– Как же ты смог той ночью ходить без костылей? – спросила я, чтобы не терять драгоценное время. Тут же мой взгляд упал на подозрительную ворону, которая прохаживалась по краю урны и, склонив голову, искоса посматривала в нашу сторону. В хорошем фантастическом романе обязательно присутствовала хоть одна ворона, а эта показалась мне особенно умной.
– Всё дело в Ангелике, – ответил Квинн. – Как выяснилось, Ангелика – это не человек, а волшебное зелье, которое мне дала Фея. И которое… Честно говоря, я и сам не понимаю, как оно на меня подействовало. Знаю только, что точно подействовало.
– Волшебное зелье, – эхом повторила я и поискала глазами ворону. Но та исчезла. – Значит ли это, что мы с тобой бесповоротно сумасшедшие?
Квинн рассмеялся:
– Боюсь, что так. Но гораздо веселее сходить с ума вдвоём, я так считаю.
Моё сердце сжалось от восторга.
Кабинет физиотерапии находился в лечебном центре университетского городка. Я даже узнала это здание, здесь принимал наш стоматолог. К центру прилегал небольшой сквер, в котором мы раньше кормили чёрствым хлебом уток и лебедей, пока не узнали, что для бедных птиц это очень вредно. Меня ещё долго мучили угрызения совести.
На входе в здание оказалась вращающаяся дверь – настоящее испытание для инвалидной коляски. К счастью, рядом я заметила боковую дверь, через которую мы и вошли. В здании был лифт, что меня очень обрадовало, потому что нужный нам кабинет находился на восьмом этаже. Я нажала на кнопку и прислонилась к стене.
– Получается, что в ту ночь после вечеринки у Лассе с тобой произошёл вовсе не несчастный случай?
Я завезла коляску в лифт. Двери медленно закрывались, но в последний момент кто-то вбежал в здание и втиснулся за нами в кабину.
Мало того что всю дорогу мы испуганно озирались в поисках преследователей, здесь в лифте мы тоже оказались не одни. Пусть бы в лифт забежал кто-то незнакомый. Но нет, рядом с нами стояла Лилли Гольдхаммер, «бывшая» девушка Квинна.
Узнав нас, она побелела. Квинн, судя по всему, тоже не особо обрадовался ей.
– Привет, Лилли, – всё же пробормотал он.
Лилли ничего не ответила. Кажется, у неё пропал дар речи. Она уставилась на Квинна широко раскрытыми глазами. Потом перевела взгляд на меня и испытующе осмотрела с головы до ног. И тут до меня дошло – моя куртка была нараспашку. И перед Лилли предстало самое жалкое зрелище всех времён: уродливая блузка с рюшами! Последняя чистая одежда в моём шкафу. Лилли могла разглядеть её во всей красоте. Моё лицо покраснело от смущения, тушь на ресницах наверняка снова безнадёжно размазалась. Лилли же, напротив, выглядела, будто вырезка из модного журнала: тёмные волосы до плеч, на них рэперская вязаная шапочка, на плечи наброшена дизайнерская куртка в золотых тонах. Любая другая в ней выглядел бы смешно, словно золотое пасхальное яйцо, но Лилли она шла идеально. Настоящая супермодель. Даже массивные бутсы были тщательно подобраны к остальным частям гардероба и подчёркивали её красивые длинные ноги. Только черты лица, как и прежде, выдавали неуравновешенную, чуть сумасшедшую – настоящую Лилли.
Лифт медленно поехал вверх. Наша спутница тем временем пришла в себя настолько, что снова смогла говорить:
– Ты коротко постригся, – сказала она Квинну.
Квинн провёл рукой по торчавшим волосам:
– Да, решил сменить имидж.
» 15 «Квинн
Странное дело – те несколько секунд, которые Лилли осматривала нас с Матильдой, я испытывал только неприятные эмоции: старое доброе чувство вины и лёгкая жалость. «Как я мог забыть, какие у неё длинные ноги!» Эти чувства тут же сменил стыд. Я ведь струсил, так и не смог нормально закончить наши отношения, и вот случилась наша первая встреча после долгого перерыва, а я сижу перед ней в инвалидной коляске в спортивных штанах. Даже в мутном зеркале лифта за спиной Матильды было прекрасно видно, как поблёскивают мои шрамы. В моей голове пронеслись все унизительные предположения госпожи Раскоряки, и я впервые подумал, что, может, она всё-таки права: пришла пора смириться с комплексом неполноценности или хотя бы начать его развивать.
Но затем Лилли без какой бы то ни было иронии в голосе сказала:
– Ты коротко постригся.
И все мои неприятные чувства враз улетучились. Если первое, что приходит ей в голову, – это обсудить мою новую причёску, я могу расслабиться:
– Да, решил сменить имидж.
– Знаешь ли ты, сколько сообщений я тебе послала? – тут же спросила она.
Я этого не знал. Не считал и не собирался считать её сообщения. Некоторые из них я даже не прочитал или не прослушал. Лилли решила сама ответить на свой вопрос:
– Пятьдесят три, – сказала она ледяным голосом.
«Ничего себе, многовато».
– А сколько раз ты мне ответил? – продолжала она. – Хотя бы примерно? Можешь сказать? – Тут она перевела взгляд на Матильду. – Может, ты в курсе? Сколько сообщений прислал мне Квинн? Как ты думаешь?
Матильда прикусила нижнюю губу.
– Лилли… – начал было я.
– Девять! Ты ответил мне всего девять раз. Тридцать шесть слов, а значит, в среднем по четыре слова на сообщение. Четыре!
«С каких это пор она так одержима цифрами? Что-то я раньше ничего подобного не замечал».
– Я всё время пыталась сама себе это объяснить: может, ему плохо, может, он в шоковом состоянии, может, у него амнезия, может, он слишком гордый, может, ему нужна моя поддержка, а может, только время… И тут вдруг… – Она шумно вздохнула. – И тут вдруг я встречаю тебя в лифте по дороге к стоматологу!
«Да. И к тому же в самом медленном лифте на свете».
Тем временем мы добрались лишь до третьего этажа. Двери открылись как в замедленной съёмке, и на лестничной клетке никого не оказалось.
– Хотя бы раз ты подумал о том, как я себя чувствую? Ведь мне, может быть, важно с тобой поговорить, чтобы я смогла двигаться дальше? – Лилли говорила без передышки. Даже если бы я и захотел что-нибудь ответить, она не давала вставить ни слова. – Ты вообще обо мне подумал? Или хоть о ком-нибудь, кроме себя? Мы… Я тоже имею право на счастье. – Это предложение ей показалось особенно важным, поэтому она тут же повторила его ещё раз и на этом закончила свою тираду. – Я тоже имею право на счастье!