– Именно поэтому так важно помнить, что сострадание и доброта делают нас людьми, – поддержала его Луиза. – Мы собираем вдохновляющие истории для нашего канала в инстаграм, который называется: «Делай добро незаметно и не ожидай награды». У нас уже состоялась онлайн-трансляция на эту тему. Если вам интересно, параллельно мы выкладываем ролики с нашего канала на You Tube и собрали там уже довольно много лайков.
Госпожа фон Аренсбург, казалось, вдруг потеряла терпение:
– А что вы делаете здесь?
Леопольд перешёл в наступление:
– На следующей неделе мы с Луизой готовим презентацию по социологии на тему социального отчуждения. Квинн просто отличный пример этого феномена. С его помощью мы хотим проиллюстрировать, насколько эгоистичным стал наш современный мир. – Он вытащил кожаный календарь. – Следующий вторник. Урок начинается в пятнадцать минут двенадцатого. Можете привезти его к воротам школы в одиннадцать, а мы его оттуда заберём.
– Заголовок нашей презентации звучит так: «Заглянем же в сердца друг к другу», – поддакнула Луиза.
Госпожа фон Аренсбург особого восторга не выказала:
– Совсем забыла, – поспешно сказала она. – Во вторник Квинн целый день у врача. – Она схватила меня за руку и втащила в дом. – До свидания, ребята.
Дверь так резко захлопнулась, что я даже не успела обернуться, чтобы понаблюдать за выражениями лиц своих кузенов. Ещё на несколько секунд я затаила дыхание, ожидая, что они снова постучат или позвонят в дверь. Госпожа фон Аренсбург, казалось, тоже этого боялась, она шёпотом повторила:
– «Заглянем же в сердца друг к другу». Что за идиотизм?
– Это ещё довольно безобидный вариант. Свою прошлую презентацию они назвали: «Мы пылаем жаром жизни», – прошептала я в ответ. – Многие боялись, что они устроят пожар, потому что на первом уроке они обставили весь класс свечами. Зажгли двести семьдесят четыре свечи, по одной на каждого ученика школы.
Мама Квинна улыбнулась. Она посмотрела в глазок и, убедившись, что Леопольд и Луиза ушли, достала из тумбочки в прихожей конверт и передала мне.
– Твоя зарплата за этот месяц, – прошептала она. – Ты отлично справляешься со своим заданием. Спасибо, что согласилась. Квинн просто расцвёл в последнее время.
Я почувствовала, что краснею. Как-то неправильно это всё, я совсем забыла о нашей договорённости и о деньгах. Мне вдруг показалось, что брать их будет нечестно по отношению к Квинну.
– Знаете, вообще-то я бы лучше… – на этих словах я запнулась, потому что на верхней ступеньке показался Квинн. Он держался на ногах намного более уверенно, чем два дня назад. На нём были джинсы и синий свитер с капюшоном, будто мы специально договорились одеться одинаково.
Когда наши глаза встретились, уголки его губ чуть приподнялись.
– Привет, Матильда, – сказал Квинн, и при звуке его голоса моё сердце на секунду перестало биться, и я почувствовала, как у меня вдруг перехватило дыхание. От неожиданности я опустила конверт с деньгами в карман куртки.
«Это можно будет прояснить и позже. А теперь вперёд, к новым приключениям».
«Приключения» – это громко сказано. По крайней мере, у меня ничего приключенческого не намечалось. Два дня назад Квинн так сильно настаивал на том, чтобы подождать, а теперь ему так же сильно не терпелось снова оказаться на Грани. Мы добрались до склепа семьи Кёниг с рекордной скоростью. Дорожки на кладбище размыло ночным дождём, коляска постоянно застревала, но Квинн рвался вперёд. К сожалению, нормально поговорить во время этого марафона мы снова не смогли. Лавируя на поворотах между лужами, я могла только повизгивать.
Как только мы оказались у склепа, Квинн схватил костыли и поднялся.
– Кажется, кто-то забыл вытащить ключ, – с восторгом заметил он.
Даже не постучав, он распахнул дверь. Бронзовый Клавиго Берг предупредительно кашлянул.
– Может, это ловушка? Давай лучше подождём, пока кто-нибудь за тобой выйдет, – предложила я. – Мы прибежали на шесть с половиной минут раньше.
– Тем лучше. – Квинн улыбнулся мне через плечо и переступил порог склепа. Костыли он поставил внутри у стены. – Тогда, может, у меня даже будет немного времени, чтобы вытащить с воображаемой полки в воображаемой библиотеке какую-нибудь книгу, которая тоже существует только в моём воображении, и поглядеть, написано ли в ней хоть что-то.
Даже так называемый страж портала не предпринял ни малейшей попытки его задержать. Клавиго, конечно, начал было декламировать:
– Так жаждешь ты пройти сюда… – Но резко оборвал несостоявшееся стихотворение и буднично продолжил: – Да что уж там, двое рыжеволосых тоже пробежали мимо, даже не поздоровались.
Радостно бросив мне: «До скорого!», Квинн скрылся в темноте, я успела лишь различить его силуэт, удаляющийся вглубь склепа, и тут тяжёлая дверь за ним с грохотом закрылась.
В изнеможении я плюхнулась в инвалидную коляску. Мне вдруг стало ужасно себя жаль. Какое же это несправедливое распределение ролей: Квинн перепрыгивает через порталы в параллельный мир, а мне остаётся только ждать его и волноваться, чтобы он вернулся живым и здоровым. В церкви по крайней мере было сухо и тепло, а здесь дул холодный ветер, сгущались тучи, в любую минуту мог начаться дождь. Я уже начала прикидывать, не сбегать ли мне домой за зонтиком, но затем подумала, что если меня снова кто-то увидит с пустой инвалидной коляской, то опять нужно будет выдумывать объяснение. Поэтому я лишь поглубже натянула на голову капюшон и попыталась заняться хоть чем-то полезным: завязать разговор с бронзовым Клавиго Бергом. Но тот был сегодня слишком занят, чтобы меня слушать: он сочинял весеннее стихотворение.
Мне очень хотелось узнать, как так получилось, что Клавиго не пошёл на свет и по-прежнему обитал в нашем мире, пусть и в виде духа. И где он находится в те моменты, когда покидает бронзовый памятник. Но когда я спросила его о туннеле, по которому он должен был пройти после смерти, Клавиго лишь разозлился, потому что слово «туннель» абсолютно ни с чем не рифмуется, и такие дурацкие непригодные для стихотворений слова вообще надо запретить и вычеркнуть из словаря.
– К таким словам относится и «февраль». Я уже полдня потратил на то, чтобы придумать к нему подходящую рифму. Эти слова изобрёл настоящий садист, враг всех поэтов.
Я глубоко вздохнула. К сожалению, Клавиго воспринял это как приглашение продекламировать мне свой новый шедевр:
– Шагает по миру февраль, и зимой, и надеждой он полон… – начал бронзовый поэт и выжидающе на меня посмотрел. – Затем должна быть рифма на «аль». Например, «даль» или «педаль». Или «ужаль». Многообещающее начало, правда? Если бы не февраль, я бы уже давно закончил это стихотворение.
– Может, стоит просто немного переделать предложение? Что-то вроде: «Февраль уж позади…», тогда сможешь продолжить, скажем, с такими рифмами, как «разбуди», «на груди». Уже веселее, правда? – немного раздражённо добавила я.
Клавиго, который, очевидно, не обладал особым чувством юмора, обрадовался, что февраль в моей версии уже позади, вместо того чтобы только шагать, но потом снова застопорился на следующей строчке. Он действительно был никудышным поэтом.
Окинув меня любопытным взглядом, мимо прошла пожилая дама. Если сидишь в инвалидной коляске, люди либо не замечают тебя, либо не стесняясь разглядывают с ног до головы. Это я уже заметила.
– Проходит февраль, какая печаль, – сказала я ей, и дама зашагала намного быстрее.
Клавиго продолжал подбирать неудачные рифмы, поэтому я несколько раз бесцельно объехала вокруг большой лужи, потом написала несколько сообщений Юли и зашла на сайт медицинского университета в надежде найти хоть какие-то зацепки, которые помогут нам в дальнейших поисках синеволосой. Затем я включила аудиокнигу, но тут батарея моего телефона просигнализировала, что вот-вот разрядится. Я вспомнила про конверт, который по-прежнему лежал в кармане куртки.
«Интересно, сколько денег туда положила госпожа фон Аренсбург?»
Только я собралась вытащить его и заглянуть внутрь, как на дорожке показалась влюблённая парочка, шагавшая в обнимку прямо на меня. И хотя на девушке была ярко-жёлтая куртка, которую я видела только у одного-единственного человека, до меня дошло лишь через несколько секунд, что ко мне приближается Лилли Гольдхаммер собственной персоной. А парень, который нежно приобнял её за плечи, – Лассе Новак. Лучший друг Квинна.
Увидев меня, они испуганно отпрыгнули в разные стороны.
«Вот оно что. Значит, поэтому Лилли устроила тогда в лифте такую сцену Квинну. Её просто мучили угрызения совести. И не напрасно».
– Снова ты, – сказала Лилли, а Лассе покрылся красными пятнами и во все глаза уставился на меня.
– Это… не то… – запинаясь, забормотал он. – Не то, что ты подумала… Мы просто…
– Как раз направляемся к Квинну, чтобы всё ему объяснить. – Лилли поджала губы. – Потому что у Лассе не хватает духу.
– Я попытался с ним поговорить, но его мысли где-то далеко, он несёт какой-то бред о феях и волках, – защищался лучший друг Квинна. Тем временем на его шее множились красные пятна. – Госпожа Рас-Корак считает, что у него, возможно, развивается расстройство личности из-за перенесённой черепно-мозговой травмы. – Казалось, Лассе вот-вот расплачется. – Не могу же я вот так с ходу обрушить на него ещё и известие, что я увёл у него девушку, пока он лежал в реанимации и боролся за жизнь.
– Мы тоже боролись, – сказала Лилли, обращаясь скорее к Лассе, чем ко мне. – Мы тоже пережили сложные времена. Но случилось то, что случилось. С другой стороны, можно сказать, что это вина Квинна. Если бы не произошла та авария, нам с Лассе не нужно было бы друг друга утешать, пока Квинн лежал в коме. Мы же не каменные…
«Ну да. Какая грандиозная отговорка».
– Не надо передо мной оправдываться, я же не ваш психотерапевт, – ответила я. – Почему бы вам просто не пойти дальше и не притвориться, что мы друг друга не видели?