На исходе лета — страница 53 из 100

Они изолированы, они теряют надежду, и у многих почти не осталось сторонников. Им известно, что грайки на востоке под предводительством Гиннелла отнюдь не ослабли и все еще оккупируют долины под самим Шибодом.

Вождей повстанцев поддерживают только два обстоятельства. Во-первых, ваши подвиги в Шибоде, где вы отобрали у грайков свои тоннели. Вожди знают, что все еще есть кроты, стерегущие священные Камни Шибода. Гордость за вас дает им силы защищать свои собственные системы. Во-вторых, это слухи, которые передают шепотом с тех пор, как весной на востоке загорелась Звезда и кроты сказали, что пришел Крот Камня.

Алдер был крупным и сильным кротом, тело которого носило следы трудов и забот, но мускулы были крепки, а шерсть блестела. Он сменил позу и слегка расслабился. Именно Карадок приветствовал его много лет назад, когда Триффан послал их с Маррамом сюда и они впервые прибыли в Пограничье. С тех пор Алдер полюбил Карадока и питал к нему неизменное уважение.

Алдер знал, что порой, в долгие мрачные годы борьбы, в суровом краю Шибода кроты забывали, за что именно они сражаются, то есть о своей вере в Камень. Но существовал один крот, на которого всегда можно было в этом смысле положиться, и это был Карадок. Он непременно заставил бы любого вспомнить, за что тот борется.

Одни называли его «безумным Карадоком», другие «одержимым». Но это делалось за спиной у Карадока, который часто отправлялся в свои одинокие путешествия в дальние системы, чтобы вдохновить там кротов, беседуя с ними о Камне. Он говорил им, что когда-нибудь наступит Великий покой и кротовий мир познает Безмолвие Камня. При малейшем поощрении он рассказывал и о Кэйр-Карадоке, и о том, как однажды Крот Камня придет даже туда и он, Карадок, еще доживет до этого дня, если так будет угодно Камню. И тогда эта система, которая когда-то была великой и, подобно Шибоду, входила в Древнюю Семерку, вновь возродится.

Алдер был кротом-воином, воспитанным в вере в Слово, а когда-то и гвардейцем. Однако Триффан, разглядевший в нем задатки великого полководца, обратил его в другую веру, и теперь Алдер был последователем Камня. Это было очень давно, и с тех пор его лучший друг Маррам повернулся спиной к сражениям и Шибоду и вернулся на юго-восток, так как поверил в приход Крота Камня.

Наступила зима, но так ничего и не случилось. Кроты уже начали было терять надежду, но тут весной в небе засияла та странная Звезда.

— Говорю тебе, он сейчас в кротовьем мире, — сказал тогда Карадок Алдеру. — Он здесь. Если мы не отступимся от нашей веры, он пришлет нам знак, и мы будем сражаться за нечто великое. Вот увидишь!

Эта Звезда на востоке оказала воздействие не на одного Карадока. Старый Глиддер, который долгое время был предводителем Шибода, в конце концов повернулся носом к вершине Триффан и отправился «прикоснуться к Камням». Алдер знал, что таков был эвфемизм, который гордые кроты Шибода употребляли вместо слова «умереть». Глиддер был последним из четырех сыновей, которых Ребекка из Данктона родила в те далекие дни, когда пришла в Шибод. Кроме Гаура — сына одного из покойных братьев Глиддера, — из потомства Ребекки не осталось никого. Все были убиты за долгие годы борьбы с грайками.

Однако Гаур, родившийся в прошлую весну, возмужал и стал хорошим бойцом. Перед тем как отправиться в путь, Глиддер оставил последнего потомка Ребекки на попечении Алдера. Этот парень был молодцом и со временем вполне мог завоевать уважение кротов Шибода. Алдер надеялся, что так и будет, поскольку за прошедшее лето устал и готов был сложить с себя обязанности предводителя Шибода и передать их более молодому кроту.

Потом, в августе, вернулся Карадок и повторил свой рассказ, исполненный надежд на Крота Камня. Алдер смотрел на него, слушая пламенную речь с сомнением, но и с интересом. Он был благодарен за то, что Камень создавал таких кротов, как Карадок, чтобы напоминать другим о том, что действительно имеет значение.

— Разошли гонцов, Алдер, и созови совет, как это делали в старые времена, — настаивал Карадок. — Твоим молодцам полезно попутешествовать, я сам буду направлять их и присматривать за ними. Распорядись, чтобы все явились в конце сентября, пока не испортилась погода. И собери их здесь, чтобы прибывшие сюда могли видеть Камни, возвышающиеся на Триффане. Ты об этом не пожалеешь...

В конце концов Алдер поднял лапу и, смеясь, прервал его:

— Ты прав, Карадок, я сам о чем-то подобном размышлял, хотя и не в таком масштабе. Да, да... Определенно имеет смысл созвать такое совещание, иначе нам трудно представить себе нашу силу и нашу слабость. Мы не знаем, сколько кротов можно быстро собрать, если того потребует дело. Я верю, что когда-нибудь мы займемся чем-нибудь настоящим. А пока что мы можем только нападать на грайков в долинах и защищать свои твердыни. Это означает, что мы постепенно слабеем и теряем веру, в то время как грайки под предводительством Гиннелла сидят и смотрят, как мы умираем. Он умный воин, этот Гиннелл.

— Его хорошо обучил Рекин, который был великим полководцем, — заметил Карадок. — Жаль, что он не на нашей стороне. И теперь Гиннелл...

— Да, но мы еще посмотрим. Можно подождать и посмотреть, у кого нервы не выдержат.

— Чего же ты ждешь, крот? — спросил Карадок. — Чтобы сам Камень явился к тебе в нору и велел захватить восток? Да?

Алдер рассмеялся и подтолкнул к Карадоку тощего шибодского червя.

— Если бы мы стали наступать, то потерпели бы поражение. Ты же сам сказал, что мы разобщены и можем лишь защищать каждый свою землю. Восточная часть Пограничья захвачена грайками, — во всяком случае, так говорят кроты, взятые нами в плен. Я знаю грайков, я сам был гвардейцем, и мне известно, что по дисциплине и порядку нашим повстанцам до них далеко. В настоящее время мы способны лишь совершать набеги и грабить.

Нет, Карадок, я не поведу кротов, которых люблю, на верную гибель. Как превратить нас в войско, которое будут уважать грайки, — одному Камню ведомо, а я не знаю. Нужен какой-нибудь предводитель помоложе меня. это уж точно! И более достойная цель, чем ненависть и валлийская гордость, заставляющая защищать священные Камни. Когда весной пошли слухи о Кроте Камня, у меня появилась надежда, да и не только у меня, но ведь ничего не случилось, не так ли? Нельзя кип. одними надеждами, боевой дух может угаснуть. И так, мы ждем, Карадок. А ты можешь мне сказать, чего именно?

— Да, могу, мы ждем, что придет Крот Камня, как и всегда предсказывал. Он будет тем...

— Но он не пришел, Карадок, — безжалостно оборвал его Алдер. — Он всего лишь мечта, о которой говорят кроты, а уж лучше тебя никто не умеет мечтать! Я тебе верю, но другие... Нет, тебе придется предъявить что-то убедительнее одних слов, если когда-нибудь мы соберем здесь совещание.

К изумлению Алдера, Карадок тупо уставился на него, пытаясь что-то произнести, и, не в силах подыскать, слова, опустил нос и расплакался.

— Но, крот... — начал Алдер, радуясь хотя бы тому, что они здесь одни: ведь кроты Шибода не понимали слез, разве что это были слезы ярости. — Что такое? Я не хотел сказать...

— Да, хотел, но я тебя не виню! — слабым голосом выговорил Карадок. — Тяжело было сохранить мою веру, я был так одинок. Но в июне кое-что случилось — я тебе не говорил об этом,— и тогда стало еще тяжелее. Ты не заметил во мне изменений с тех пор, как видел меня последний раз? А? Посмотри на меня и скажи.

Не многие кроты умели судить о других лучше, чем Алдер. Вожди должны знать, как выбирать кротов, которые будут выполнять их приказы, а великие кроты умеют это лучше всех. Что же касается валлийских кротов, каждый из которых считает себя по меньшей мере не хуже других и гордится своей независимостью, то, чтобы вести их, нужно действительно прекрасно разбираться в характерах.

Алдер это умел, и теперь он пристально смотрел на крота, которого так хорошо знал. Вопрос Карадока заставил его облечь в слова то, о чем он раньше лишь подозревал. Но...

— Продолжай, Алдер, я знаю тебя дольше, чем кого бы то ни было здесь. Между нами никогда не вставала ложь, и этого не будет, — по крайней мере, я за себя ручаюсь. Что, по-твоему, изменилось?

— Но, Карадок...

— Говори со мной начистоту, Алдер. Я хочу услышать правду.

Итак, Алдер взглянул на него и понял, в чем дело.

— Когда я впервые встретил тебя у Камней Кэйр-Карадока, то подумал, что никогда за всю свою жизнь не видел такого одинокого крота. Вокруг тебя высились Камни, а перед тобой были два больших гвардейца, которые вполне могли тебя убить. Но ты стоял смело глядя нам в глаза. Убежденность никогда не покидала тебя, а твое вдохновение повернуло наши носы к Камню. Но с июня ты кажешься...

— Да? — прошептал Карадок.

— Что-то изменилось. Ты кажешься еще более одиноким и покинутым. Вот в чем дело, не правда ли? Ты стал еще более одиноким.

Глаза Карадока наполнились слезами, и он молча кивнул. Когда Алдер дотронулся до него большой лапой, плечи Карадока сгорбились, и он зарыдал.

— Случилось нечто, о чем я никому не осмелился рассказывать, понимаешь? Я знаю, многие смеются надо мной, считая, что я рехнулся, живя один в Кэйр-Карадоке, без подруги и друзей. Они слышали, как я много раз говорил, что Крот Камня придет даже туда и что однажды... однажды...

И тут Карадок, в точности как когда-то Мистл, которая в то лето раскрыла перед Каддесдоном свою душу и рассказала о кротах, вместе с ней в июне державшихся за камень и спрашивавших ее имя, рассказал ту же самую историю Алдеру.

— Я ощущал, что Крот Камня близко, — заключил он,— и мы нужны ему, Алдер, мы все. Мы были так нужны ему. Но один за другим мы слабели, не в силах больше касаться Камня, — это как в детстве, когда кто-то сильнее тебя и побеждает в драке, а тебе приходится сдаваться... Ну что же, крот, я сдался, я отпустил Камень и почувствовал, что проигрываю, и те, другие, как мне казалось, сделали то же самое. С тех пор все лето я обыскиваю Пограничье в надежде их найти, и я бу