— Господин очень красноречив и дал мне действительно прекрасную идею. Один последний вопрос: как насчет влюбленных кротов? Подходят ли они для Баблока?
— Порой у нас бывали такие. Очаровательные, восхитительные, они вызывают у меня на глазах слезы. Они обычно любят ночной берег реки и всякое такое прочее. Они смотрят на луну и порой резвятся на берегу. Они загадочны: могут часами стоять над обрывом и глядеть друг на друга, а это представляется странным, если учесть, что вокруг так много более интересного, чем крот. Но наверное, я говорю о молодой любви. Зрелая любовь — та, которую могут себе позволить кроты вроде тебя, — совсем другое дело. О да. Это по мне, понимаешь ли. Зрелая любовь.
— Она?..
— ...Умерла? Нет. Отлучилась, как и полагается время от времени зрелой любви. Отправилась вверх по склону. Делает, что ей нравится, пока я делаю, что нравится мне, — вообще-то, ничего, как ты уже знаешь.
— Может ли смиреннейший спросить имя твоей любви?
— Крокус. Когда-нибудь я расскажу тебе ее историю.
— А кротята у вас есть?
— Дюжины. Сотни. Теперь все они разбрелись.
По рыльцу Табни медленно скатилась слеза.
— Послушай, крот... Я... Мэйуид... Он сожалеет... Он...
— Сожалеешь? О чем? Мои слезы — это слезы радости. Никогда не забуду того дня, когда последний из наших кротят объявил самым решительным тоном — и не в первый раз, — что уходит, и потом, к моей неизбывной радости, в самом деле ушел! Такого дня стоило дожидаться! — На его физиономию вернулась улыбка.
— Чудесный крот, у Мэйуида возникло чувство, что в Баблоке есть все, что он ищет.
Впервые Табни проявил озабоченность.
— Но ты не собираешься остаться здесь жить, нет?
— Нет, нет, я всего лишь посетитель. Мы здесь поживем со Сликит, моей подругой жизни, и Биченом, моим, э-э-э, хм, просто знакомым кротом.
— Просто как посетители?
— Да: в конце концов нам придется уйти.
Табни с облегчением вздохнул.
— Тогда, дорогой мой господин, тебе и твоим друзьям здесь, в Баблокской Пристани, будут очень, очень рады.
В то время Мэйуид не мог знать о визите Бичена в Кумнор — поскольку Крот Камня еще сам не знал, куда пойдет дальше, — но вполне мог предполагать о его намерении направиться туда.
Поэтому Мэйуид засуетился и наметил маршрут в обход сомнительных мест, чтобы избежать возможных затруднений, связанных с Кумнором. Предполагалось, что Роллрайт, к северу от Данктона, будет их первой целью, и Мэйуид чувствовал, что было бы разумно вскоре отправиться туда.
Тем временем, несмотря на все усилия Табни «ничего, в общем-то, не делать», Мэйуид, не теряя времени даром, вербовал баблокских кротов в приверженцы дела Бичена.
— Только представь, мой новообретенный кругленький приятель, насколько велик будет твой восторг и облегчение, если ты на время покинешь свою систему, поможешь другим, проявишь свое чувство ответственности за кротов Камня, что подвергаются опасности, и осознаешь, что ты и баблокские кроты сделали что-то полезное!
— «Полезное»! «Ответственность»! «Покинешь!», «Поможешь!»,— стонал Табни.— Зачем? Разве не достаточно того, что мы обеспечиваем радушный прием тем, кто нас находит?
Мэйуид уставился на него и ничего не ответил.
— Я хочу сказать,— смущенно продолжал Табни, — эти кроты, которым мы, по-твоему, должны помочь спастись, — от одного слова «спастись» так веет опасностью и беспокойством, что меня бросает в дрожь, — не могли бы они как-нибудь спастись сами?
— Но представь, будто к вам сюда пришли грайки-гвардейцы, эгоистичный господин, — разве ты не захочешь, чтобы кто-то тебя спас?
— О да, но... Мне надо было объяснить. Я сам гвардеец во втором колене, третьего ранга, в резерве, в отставке. Видишь ли, моего отца послали сюда, он посмотрел на это место и, в общем, решил остаться. После чего, можно сказать, погиб здесь при исполнении служебных обязанностей. Точнее говоря, утонул. Кувыркнулся в реку, и его унесло течением. Было следствие, допросы, гвардейцы рыскали кругом, да так и ушли ни с чем, и тогда он вышел из своего укрытия.
— И больше никто не беспокоил Баблок? — спросил Мэйуид.
— Элдрен Уорт из Кумнора пыталась. Нас не трогали несколько лет, а потом она послала сюда двух очень странных кротов, напыщенно болтавших о Слове, утверждавших, что святотатцы будут разысканы и так далее и тому подобное. Мы дали им кучу червей, помогли прекрасно провести время, сказали, что совершенно с ними согласны,— о, это было потрясающе! Они вернулись назад удовлетворенные, хотя и с чувством вины, какое бывает у тех, кто слишком снисходителен к себе. После этого Баблок оставался вне сферы их деятельности. Порой, правда, один из этих двух прокрадывался к нам, и мы прекрасно проводили время, притворяясь истово верующими и сокрушаясь по поводу того, каким распущенным становится кротовий мир.
— Неисправимый господин, ты поражаешь меня. Но теперь я узнал, что мои друзья собираются в Кумнор, и им может понадобиться помощь...
— О да, в Кумнор. Они будут там завтра или, может быть, послезавтра... Надо сказать, несколько последователей Камня уже прибыли туда, и кроты в Чоли-Энде очень смущены этим...
— Откуда ты знаешь об этом? — воскликнул Мэйуид.
— Нельзя же быть праздным все время — можно только большую часть времени. А насчет твоих друзей — это правда, что один из них к... к...?
Табни одними губами, не произнося вслух, проговорил: «Крот Камня».
Мэйуид рассмеялся:
— Да, колеблющийся господин, да!
— Крокус так и говорила. Она, конечно, вся трепетала. От восторга. Хотя бы ради нее я нарушу свой покой, как только мы выясним, что делает Уорт и ее приспешники.
— Но разве они не придут прямо сюда?
— Нет, не придут, не так все просто. Но я полагаю, ты ведь наверняка разработал план спасения, если тебе и твоим друзьям, которые явятся сюда, придется неожиданно бежать?
— Ты не перестаешь ошарашивать меня, Табни, — сказал Мэйуид.
— Через Пинкхилл?
— Нет, через Суинфорд. Это быстрее и более неожиданно.
— О-хо-хо!.. Суинфорд. Очень дерзко, очень энергично, очень решительно.
— Может быть, Табни, но только подумай, какое облегчение ты испытаешь, когда мы уйдем!
— Я думаю об этом, все время думаю. Теперь отдохни, потому что твои беспокойные когти и решительный оскал вгоняют меня в пот. Все в порядке, и, когда нам сообщат обстановку, мы отправимся в Хэнвуд и будем готовы отыскать твоих друзей. Съешь червячка или еще что-нибудь, расскажи мне сказку, успокойся, ты же в Баблоке! Все будет в порядке.
Все так и произошло, если не считать неожиданного желания Бичена — после спасения из Хэнвуда, остаться одному и покинуть друзей на самом пороге Баблока.
— Успокойся! — не раз повторял Мэйуид озабоченному Букраму, когда огромный крот принимал потерянный и жалкий вид и корил себя, что не справился со своими обязанностями.
— Что толку говорить ему, Мэйуид, — заметил Табни, продолжая путь. — Никто не успокаивается, когда им советуют успокоиться. Предоставь это Баблоку, Баблок все расставит на свои места. Это займет день-два — возможно, в данном конкретном случае, три, — но поверь мне, есть что-то такое в баблокском воздухе, в том, как течет река, и... и...
Но ему не было нужды продолжать, потому что кроты свернули за угол и пересекли таинственную границу, отделявшую их от мира, который был Баблоком.
Перед ними раскинулась тронутая заморозками земля; косые лучи бледного солнца проникали сквозь кроны прибрежных деревьев, и над покрытой гравием террасой, где расположился Баблок, царили звуки и запахи, издаваемые излучиной реки. Там и сям еще сохранились краски уже почти прошедшей осени. Сликит подошла к Мэйуиду, и оба замерли, глядя на доброго Табни, который вел Букрама, уговаривая его отвлечься от мыслей о Бичене.
— Любовь моя, вот место, которое я нашел для нас, — сказал Мэйуид.
— Мэйуид, ты не перестаешь удивлять меня с нашей первой встречи и до сего момента.
— Смиреннейший из кротов долго думал и решил, что его любимой нужно место, где можно отдохнуть и в полной мере насладиться его обществом. Баблок и его обитатели обеспечат это. Праздность и негу излучает здесь каждый тоннель, они словно благоухающая подстилка в гнездышке на каждом шагу. Моя дорогая уже наверняка заметила, что здешний воздух вызывает у Мэйуида прилив романтики.
Сликит сладко вздохнула, прильнула к другу, осмотрелась, подтолкнула его к реке и притянула ближе к себе, снова вздохнула, опустилась на землю, поднялась, повела рыльцем туда-сюда, вздохнула в третий раз и сказала:
— Бичен действительно будет здесь в безопасности?
— Мэйуид не знает, хотя очень боится за него. Но думает, что Бичена хранит Камень, как он хранит нас. Пусть крот побудет один, ему нужно побыть одному. Бичен думает, что влюблен. Пусть побродит немножко, это ему не повредит. Баблокские кроты не такие уж бездельники, какими хотят показаться, и, без сомнения, Табни увидит, как они ждут Бичена. Когда Бичен будет готов, он придет сюда, и мы покажем ему все прелести этого места.
— А долго мы здесь останемся?
Мэйуид улегся на землю, вытянул рыльце вдоль лап, посмотрел вниз по реке, а потом вверх, на север.
— К Самой Долгой Ночи я бы хотел отвести вас обоих в Роллрайт. Я...
— Не продолжай, дорогой, это все, что я хотела узнать. Когда ты скажешь, мы уйдем, а до тех пор я буду считать, что мы здесь навсегда.
Так она с большим удовольствием и поступала. А ясные небеса тем временем принесли мороз на кротовий мир, и кроты наслаждались днями, когда светило бледное солнце, и ночами, когда сияли яркие звезды, словно решив удовлетворить самые заветные мечты влюбленных, молодых и старых.
В укромных местах вдоль вересковых склонов невдалеке от Баблока и на покрытых инеем лугах, где лежит Уитли, два крота начали постигать всю глубину своей ниспосланной провидением любви.
Неуверенность первой встречи прошла, и Бичен с Мистл открыли для себя радость, какую приносит полное приятие друг друга, душой и телом. Порой такая любовь бывает слепа и безрассудна, но тем, кто погрузился в ее приносящие все новые открытия глубины, все — место, время и обстоят