Сначала они вышли к большим подъемным воротам. Затем отыскали дверь без ручки. Барыга толкнул дверь, которая, как и следовало ожидать, оказалась запертой. Тогда Слизень повернулся к двери спиной и трижды ударил в нее каблуком. Носком бить не стал – пожалел ботинки. При звуках ударов, гулким эхом прокатившихся по земле безмолвия, Ше-Кентаро невольно поежился и втянул голову в плечи – ему почудилось, что произведенный Хази шум разнесся на многие километры вокруг и сейчас кто-нибудь непременно явится, чтобы разобраться с тем, что тут происходит. Но незваные гости не объявились, и даже шума мотора не послышалось вдали, с той стороны, где Хази съехал с дороги. А вот дверь ангара распахнулась. Причем так неожиданно, что Ше-Кентаро поначалу испугался, что ослеп. Когда Ону вновь обрел способность видеть, оказалось, что свет, лившийся из открытой двери, не такой яркий, каким он представился вначале, а скорее даже тусклый, мерцающий, со странным желтовато-оранжевым оттенком.
– Здравствуйте, – отчетливо и ясно произнес человек, открывший дверь.
Невысокого роста, худощавый, с узкими плечами, он стоял, плотно прижав опущенные руки к туловищу, и казалось, весь, от кончиков носков до крошечного вздернутого носика, тянулся вверх, как будто желая стать повыше ростом. Одет он был в узкие бледно-голубые брюки и белую рубашку со стоячим воротничком, застегнутым на три пуговички. Барыгу он, похоже, знал в лицо, а вот на Ше-Кентаро посмотрел внимательно, а может быть, и недоверчиво. Слизень верно истолковал этот взгляд.
– Он со мной, – произнес Хази уверенно. – Си-ноор должен был предупредить тебя, что я приеду не один.
– Си-ноор предупредил меня, – по-прежнему глядя только на Ше-Кентаро, произнес невысокий привратник. – Но я вижу перед собой ловца.
Ше-Кентаро от неожиданности едва рот не раскрыл: откуда этот коротышка знал, чем он занимается? Пытаясь найти разумное объяснение удивительной осведомленности странного незнакомца, Ону принялся быстренько соображать, не встречались ли они где прежде? Память на лица у Ше-Кентаро была неплохая, поэтому он сразу отмел вариант, в соответствии с которым коротышка мог служить в одном из секторных управлений са-турата, куда он доставлял варков. Также не было его и среди специалистов из службы дезинфекции, с которыми приходилось иметь дело ловцу. И уж точно он не был его соседом. Тогда кто же он? Родственник одного из варков, которого Ону когда-то забрал? Нет, определенно, Ше-Кентаро непременно запомнил бы это узкое лицо со вздернутым носиком и маленькими близко посаженными глазами.
А вот Хази слова привратника не удивили ничуть.
– И что с того? – приподняв фонарь, Слизень направил свет в лицо стоявшему перед ним коротышке. – Если об этом знаешь ты, то си-ноору это и подавно известно.
И нажал кнопку – погасил фонарь.
После недолгого колебания коротышка сделал шаг в сторону, предлагая гостям войти, а когда они переступили порог, проворно захлопнул дверь и включил кодовый замок.
Никогда еще Ше-Кентаро не доводилось видеть помещение, хоть на четверть такое же странное, как то, в котором он оказался. Когда-то это действительно был ангар: металлические стены без окон, высокая – по центру будет метров шесть – крыша без потолочного настила, тарелкообразные рефлекторы с ввинченными в них лампами, свисающие на длинных шнурах, под ногами щитовой настил с раскатанным поверх него синтетическим покрытием. По стенам развешаны длинные вертикальные полотнища бирюзового или пронзительно-голубого цвета с золотом, вышитые непонятными Ше-Кентаро символами, меж рефлекторов колыхались ленты с крошечными колокольцами на концах, при малейшем колебании воздуха издававшими переливчато-серебристые звуки, и повсюду, где только есть место, понатыканы дымящиеся палочки благовоний.
В центре помещения стояло в ряд несколько длинных столов. На одном из них высились стопки пластиковых тарелок, рядом с ними – большие четырехгранные бутыли с водой и одноразовые стаканчики. За другими сидели люди и что-то сосредоточенно писали. А может быть, рисовали? Как бы там ни было, ни один из них не поднял головы, чтобы взглянуть на гостей. Ше-Кентаро почему-то сразу понял, что это был не результат строгой дисциплины, а следствие глубокой сосредоточенности людей на том, чем они занимались. На соседнем столе – три компьютерных терминала. Все три свободны, мониторы не включены. В дальнем конце помещения находился круглый открытый очаг. Судя по голубоватому отсвету горевшего в нем огня, топливом служил брикетированный серый торф, который добывали в Та-Нухской области и изредка, исключительно по спецзаказу и только после предварительной оплаты, привозили в Ду-Морк. Вокруг очага сидели неподвижно человек двенадцать, с головой укрытые широкими голубыми платками, только лица видны. Сосредоточенные взгляды устремлены в огонь. Справа – перегородка высотой в два с небольшим метра, фанерная дверь с белой пластиковой ручкой. Видимость одна – вроде как отдельное помещение, а на самом деле больше всего похоже на ширму с дверцей. И – умиротворенность. Полная, абсолютная, невозможная более нигде, ни в одном другом месте.
Ше-Кентаро не мог объяснить, как, какими органами чувств воспринимал он тот удивительный покой, что заполнял помещение храма общины просветленных, но не почувствовать его было невозможно. Удивительно – смешно и одновременно грустно – было то, что поначалу покой воспринимался, как некий дискомфорт, как состояние, к которому не привыкла душа, и требовалось даже некоторое усилие, чтобы понять, а может быть, убедить себя в том, что именно это и есть не патология, а норма, которую все давно уже перестали таковой считать.
– Ну как? – осторожно тронул его за локоть Хази.
Судя по взгляду, барыга понимал, что сейчас чувствует Ше-Кентаро, – сам когда-то через такое прошел.
– В чем фокус? – попытался изобразить улыбку Ше-Кентаро. – Какой-то дурман подмешан в благовония?
– Дурман у тебя в голове, – не очень-то дружелюбно покосился на Ше-Кентаро встретивший гостей член общины.
Ону благоразумно проигнорировал ничем не обоснованное заявление человека, даже имени которого он не знал.
– Все, – легонько хлопнул общинника по плечу Хази. – Спасибо за теплый прием, с остальным мы сами разберемся.
Видно, привратнику уже приходилось иметь дело с барыгой и ведомо ему было, что переговорить Слизня все равно не удастся. И все же общинник решил оставить последнее слово за собой.
– Вам туда, – указал он на дверь в фанерной перегородке.
– Спасибо, уважаемый, – не скрывая сарказма, поблагодарил Хази.
Общинник еще раз покосился на Ше-Кентаро, как будто подозревал, что у него под курткой журналы с порнографией спрятаны, с шумом втянул через нос насыщенный благовониями воздух и не спеша, чинно удалился за перегородку.
– Что скажешь? – лукаво улыбаясь, спросил Слизень.
Ону только плечами пожал. А что он мог сказать? То, что, несмотря на явную недоброжелательность, с которой его встретили в храме общины просветленных, он чувствовал себя здесь легко и спокойно, как нигде и никогда? То, что только сейчас, буквально за один миг, он понял многое из того, чего не мог понять всю свою жизнь? К примеру, то, что жизнь сама по себе прекрасна и удивительна и только люди превращают ее в долгий, а порой и нет – это уж кому как повезет, – но все равно изнурительный путь, наполненный лишениями и страданиями да к тому же еще и ведущий в никуда? Зачем? Хази и без того это знал. Нет, это не имело ничего общего с так называемым просветлением: получая удовольствие, Ше-Кентаро тем не менее ни на секунду не забывал, что это всего лишь иллюзия счастья, а по сути комок наркотических грез. Что ж, иногда совсем неплохо бывает забыть о реальности. Но только ненадолго. Иначе реальность отомстит. Жестоко отомстит!
– Ты когда-нибудь пробовал куйсу?
Ше-Кентаро едва не вздрогнул – не испуганный, а удивленный тем, насколько точно угадал его мысли человек со стороны. Неужели он настолько предсказуем? Но ответил он без запинки:
– Я похож на наркомана?
– Сейчас – да, – усмехнулся Хази.
– А!… – вяло махнул рукой Ше-Кентаро, хотя и сам не знал, что хотел этим сказать.
– Главное – не тушуйся, – заговорщицки подмигнул Хази. – Здесь со всеми так.
– Как? – подозрительно прищурился Ону.
– Попервоначалу чувствуешь себя, будто под легким кайфом. Верно?
– А потом?
– Потом начинаешь понимать. – Хази щелкнул пальцами перед носом Ше-Кентаро на манер врача, проверяющего нервные реакции пациента.
– Так, значит. – Ше-Кентаро посмотрел наверх, где тихонько перезванивались подвешенные на длинных лентах колокольцы. – А по-моему, так все это фигня… На театр похоже.
– Ладно, – не стал спорить Хази. – Идем, неудобно заставлять си-ноора ждать.
Ше-Кентаро с сомнением посмотрел на выкрашенную белой краской дверь.
– Откуда тот, что нам дверь открыл, узнал, что я ловец?
Дверь распахнулась.
– У тебя это на лбу написано, – ответил на вопрос Ше-Кентаро человек, возникший в дверном проеме.
Был он среднего роста, чуть полноват и немного сутул. Гладко выбритое лицо, зачесанные назад темно-русые волосы, глубокие залысины на висках – внешность человека можно было бы назвать вполне заурядной, если бы не большие темно-карие глаза, хитро и весело поглядывающие из-под густых кустистых бровей. Взгляд внимательный, изучающий, но очень спокойный, можно даже сказать, добрый. Навскидку человеку можно было дать сорок пять больших циклов, может быть, чуть больше. На нем были мятые синие брюки – Ше-Кентаро тоже любил такой фасон за то, что даже после стирки брюки не требовалось гладить, – и светло-розовый медицинский халат, надетый прямо на голое тело. Из нагрудного кармана торчали блокнот и несколько авторучек, карманы по бокам тоже чем-то набиты. На ногах зеленые пластиковые шлепанцы с петельками, в которые нужно продевать большие пальцы.
– Ну вот и познакомились, – улыбнулся несколько натянуто Слизень и сделал широкий жест обеими руками одновременно, как будто предлагая Ше-Кентаро и незнакомцу в халате подойти друг к другу и пожать руки.