– А как же ты?
Сашка чуть заметно мотнула головой.
– Нет. Зря вы со мной связались. Я приношу людям одну беду. Нет, – еще раз уверено произнесла. – Хватит. Все и так слишком затянулось. Вы не заслужили такой ученицы, а я не заслужила вас.
Но Генрих Соломонович о многом успел подумать.
– Саша, давай уедем вместе! Ты мне как дочь! Я не смогу тебя оставить. Я слышу в твоем голосе отчаяние, но ты бесконечно талантлива, девочка моя! Я никогда не говорил, боялся, что ты не поверишь, но однажды ты совершенно точно меня превзойдешь! Мы забудем эту ужасную историю, и я…
– Не надо, Генрих Соломонович, – оборвала Сашка. – У вас еще все будет хорошо.
– А у тебя? Что ждет тебя?! Что же я за учитель такой, если брошу свою любимую ученицу?!
Однако он знал, что ему не остановить ее. И все-таки удержал девушку за руку, когда она открыла дверь, чтобы выйти из квартиры. Попросил, как просит родитель вылетающее из гнезда чадо – с надеждой и страхом.
– Пообещай, что подумаешь и вернешься. Саша? Пообещай!
Она остановилась. Не сразу, но обернулась.
– Я вернусь. Если смогу, обязательно вернусь! Прощайте!
В беззвездном небе светила ущербная луна, летели перистые облака, и Сашке казалось, что эта ночь никогда не закончится, как не исчезнет тишина бесконечных улиц. Но вот уже солнце подкатило к горизонту, еще не взошло, но уже распугало сумерки, окрасив небо нежным пурпуром зари. Вот-вот, и наступит рассвет.
Она стояла на самом краю крыши, раскинув руки и закрыв глаза. Ловила порыв ветра, чувствуя, как он бьется о стену и рвется вверх. Взвивая волосы, овевает лицо – прохладный и бездушный. Он мог бы оказаться морским бризом, если бы Сашка смогла поверить. Снова поверить, как верила в детстве, в то, что она чайка.
Пропасть под ней манила свободой и забытьем. Облегчением. Она звала, раскрыв необъятный зев, обещая покой и темноту. Но природа создала эту девочку сильной, и опаленные крылья вопреки всему трепетали за спиной. Не способные взлететь, они силились удержать ее от падения.
В мыслях мелькнули серые картинки: грязный мальчишка из подземки, Майка у ног Чвырева, поставленный на колени Хан. Ее рука с ножом, готовая нанести смертельный удар. Рассыпанный кокс, разбитые лица и кровь повсюду. Ссутулившийся в дверях Генрих.
Страх. Она видела его в глазах каждого, кого коснулось пробудившееся в ней чудовище, и сейчас ломалась внутри. Дрожала под ветром, стоя на краю пропасти – одинокий силуэт на фоне бескрайнего неба – пытаясь вызвать в памяти видение молчаливой девочки, которая когда-то в своей спаленке со старым окном рисовала единорогов и так мечтала покататься на карусели. Девочки, которая однажды встретила синеглазого мальчишку и не смогла забыть. Она увидела его сейчас так отчетливо – улыбчивого, с ямочками, застенчивого и неуклюжего, когда-то здесь на крыше признавшегося ей в своих чувствах, что захотела кричать, выть от боли.
Ей никогда не сделать его счастливым. Никогда. Генрих услышал правду: она приносит людям беду.
Как бы она хотела родиться для него другой – чистой, светлой, настоящей. Правильной девочкой с легкой душой, в красивом платье. Для него бы она отпустила волосы и сделала все, что угодно. Для него бы она жила.
В сердце внезапно толкнулся крик. Безмолвный, он пронзил ее насквозь и заставил очнуться.
Сашка распахнула глаза и увидела его.
Игнат искал ее всю ночь и все-таки нашел.
Она стояла на самом краю крыши с раскинутыми руками – его Алька. Увидев ее тонкую фигурку, он выскочил из машины, но не смог пройти и двух шагов, не смог крикнуть. У него пропал голос, и подломились ноги. Он упал на колени, глядя на нее, не в силах сделать вдох. Понимая, что если она сорвется, он умрет в одно мгновение… и Сашка отступила.
Еще никогда Игнат не бежал так быстро, сбивая ноги о ступени, царапая ладони о стены, устремляясь вперед, словно вверх его несли крылья.
– Алый! Алька!
Он притянул ее к себе и обнял так крепко, как только мог. Зарылся лицом в волосы, смял в объятиях, повторяя:
– Я шагну вслед за тобой, слышишь? Не смогу жить без тебя! Не смогу! Никогда больше не пугай меня так! Ты нужна мне, Алька! Нужна!
Она была грязной, в крови, но он не оттолкнул ее. Продолжал согревать ее, дрожащую под ветром, своим теплом, и руки сами потянулись к парню. Обняли в ответ, а губы нашли шею.
– Пух, ты здесь.
Сначала Сашка коснулась крепкой груди, потом ладони пробрались под футболку и накрыли горячий живот. Пальцы вдруг дернули пояс брюк.
Игнат замер, чувствуя, как бешено бьется сердце.
– Алька, нет, – удивленно выдохнул, но Сашка только прижалась теснее. Скользнула руками глубже.
– Да.
Он оказался рядом, и ей хотелось его больше. Почувствовать ближе. Как можно ближе, чтобы выжить под этим ветром. Немного отогреться, прежде чем навсегда сковать себя холодом.
– Да, пожалуйста! – проговорила, целуя его шею, подбородок, губы. – Завтра ты исчезнешь, тебя не будет. Ты необходим мне сегодня, сейчас! Пожалуйста, Пух! Пожалуйста…
И Игнат сорвался. Он так давно хотел ее. В этой девчонке была его жизнь. Он всегда принадлежал ей без остатка.
Он повернул и прижал ее к стене чердачного выхода, почти толкнул. С жадностью прижался сам, стаскивая одежду, помогая ей освободить себя. Вскинув на руках, вжался в нее бедрами, вторгаясь в горячее Сашкино тело.
– Алька…
Ее руки царапали, с силой обнимая его. Сашка целовала неистово, не давая парню вздохнуть. Или это он не давал. Разрывая дыхания, они встречались вновь и вновь, не щадя себя, пробуждая рассвет звуками своей исступленной близости. Именно в этот момент эти двое жили. Толчки наполняли тела энергией, а души жизнью. Сашка сжала футболку на спине парня и первый раз в жизни испустила стон. В нем прозвучало не только удовольствие, с ним вышли мука и боль. Игнат поймал этот стон раскрытыми губами, обнял Сашку и снова сказал:
– Я люблю тебя, Алый. Люблю тебя…
Он не отпустил ее. Застегнув на ней воротник куртки, повел вниз. Усадил в машину и пристегнул ремнем. Сашка шла молча, сопротивляться не было сил. Захлопнув за девушкой дверь, набрал знакомый номер на сотовом.
– Рыжий? Привет…
– Игнат?
– Я.
– Черт, который час? – на другом конце связи сонно отозвался абонент. – Ты меня разбудил. Слушай, раз уж позвонил: я такое помещение под клуб нашел…
– Витька, давай не сейчас.
– А что сейчас? – послышалось немного разочарованное.
– Мне нужна твоя помощь. Как никогда нужна.
– Ясно, – голос стал серьезным. – Что от меня требуется?
В этом был весь Виктор Артемьев. Друг, всегда готовый прийти на помощь.
– Скажи, у тебя дача свободна? Мне нужен дом за городом на несколько дней, пока я не найду надежное жилье. Срочно. Прямо сейчас.
– Я уже понял, что сейчас, иначе какого бы хрена ты звонил, – Рыжий хмыкнул. – Что случилось, скажешь?
– Потом. Нет времени. Так как с домом?
– Дача в полном порядке. Родители только вчера свалили в Париж. Неделя у тебя есть, Савин, но если надо, можешь и дольше жить. Предков я беру на себя.
– Спасибо, Вить, – сказал Игнат уже непосредственно парню в лицо, подъехав к новой и дорогой высотке, когда тот спустился и вышел на улицу, чтобы передать ключи.
– Не за что, – высокий рыжеволосый Артемьев покосился на машину, но от комментария удержался, сообразив, что друг не один.
Игнат попросил:
– Пожалуйста, не говори никому, что дал мне ключи. Вообще, что знаешь, где я. Даже моим парням. Это важно, Рыжий.
– Что, все настолько сложно?
Бывший одноклассник не стал врать.
– Похоже на то.
– Окей, как скажешь, Савин. Я слеп и нем. Но если захочешь рассказать, валяй, я к твоим услугам. Вместе подумаем, как быть.
На даче семьи Артемьевых – в красивом двухэтажном коттедже, расположенном в элитном загородном поселке рядом с лесополосой, царили тишина и покой. Игнату уже приходилось здесь бывать с друзьями, и он легко отпер высокие ворота и заехал во двор. Вывел Сашку из машины и не удержался, обнял.
– А что дальше? – спросила она. Всю дорогу молчавшая, не отстранилась, прижалась щекой к груди.
Конечно, он помнил, что ей нельзя врать, и честно ответил:
– Не знаю, Алый, но главное, что ты со мной.
С наступлением утра после долгой ночи из Сашки ушли все силы, и сейчас она казалась отсутствующей, тенью себя настоящей. Так же молча вошла в дом и позволила снять с себя куртку. Стояла и смотрела на светлую мебель и стены, широкие светлые окна, не решаясь пройти, словно в этой точке застыло ее время. Удивляясь, что где-то в мире может быть так спокойно и тихо.
– Я грязная, – внезапно произнесла, – а это красивый дом, Пух. Мне здесь не место.
– Глупости! – решительно возразил Игнат. – Пойдем, – он взял ее за руку и повел за собой, – я отведу тебя в ванную комнату, ты до сих пор дрожишь. Тебе надо согреться.
Ванная комната, как и все в доме Артемьевых, оказалась светлой, а душевая просторной. Очень осторожно, трепетно прикасаясь к Сашке, Игнат раздел девушку. Сбросил на пол измазанную в крови одежду и белье. Ласково провел ладонью по ключице, на которой уже обозначился кровоподтек от удара Чвыря, и жестко сжал рот.
– Алька, на твоем месте должен был оказаться я. Ненавижу урода!
Сашка тут же очнулась, выйдя из оцепенения. Ужаснулась, подняв к Игнату лицо.
– Ты с ума сошел! Никогда не говори подобного! Ты не такой, как они, Пух! Не такой, как я!
Он с нежностью погладил ее волосы, глядя в пронзительно-серые глаза.
– И снова ты говоришь глупости, Алый, – мягко ответил, боясь напугать ее. – Ты лучше меня. Лучше всех!
Для каждого из них сказанное звучало правдой, и они оба в это верили.
– Разденься, – внезапно попросила Сашка, когда по плечам потекли горячие струи, разъединив их с Игнатом. Потянулась к нему. – Не могу одна, не хочу!
Игнат разделся и шагнул к ней. Она обхватила пальцами его предплечья и, закрыв глаза, уткнулась лбом в грудь. Просто стояла, впитывая приходящий с его присутствием в ее душу покой, пока о