н мыл ее, намыливал волосы, скользил ладонями по обнаженной спине, ягодицам, бедрам. Послушно откинулась плечами на стену, когда Игнат опустился на колени, чтобы вымыть ей ноги.
Как всегда, между ними не было стыда.
– Я сама, Пух.
– Нет уж!
Он укутал ее в полотенце и взял на руки. Отнес в гостевую комнату и уложил на кровать. Укрыл одеялом.
– Ты, наверно, есть хочешь? – спросил.
– Нет.
– Не обманывай, Алый.
– Пух! – Сашка вдруг испугалась. Приподнялась на локте и поймала его руку. – Не уезжай!
Он наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. Сказал очень серьезно:
– Это ты не исчезни, Алька! Я скоро! Нужны силы, я не могу оставить тебя голодной. Что тебе купить? Скажи, что ты хочешь?
– Ничего. Ничего не хочу, – в этот миг ей больше всего хотелось, чтобы он был с ней.
– Хорошо, – Игнат сдался, – я посижу рядом, пока ты не уснешь, и вернусь очень скоро.
– Нет, ляг со мной, пожалуйста. Пожалуйста… – он был единственным, кого она готова была просить.
Сашка все еще спала, когда Игнат вернулся. Спала крепко, почти не дыша, свернувшись калачиком, открыв любопытному взору красивые плечи и шею с тонкими позвонками. Так глубоко провалилась в сон, что не почувствовала, как он погладил ее спящую, отвел волосы с виска и поднял в ладонь подвеску, лежащую на груди, – его подарок ей, когда они еще были детьми. Подвеска со временем потемнела, дешевый сплав потускнел, и крылья казались опаленными, но этот маленький предмет из прошлого, словно их общий секрет, согрел душу парня.
Он подумал, что обязательно подарит ей новую. Много чего подарит, иначе для чего ему жить? Его вдруг захлестнуло счастье – стремительное чувство радости теплом разлилось в груди, и воздух из легких вышел с тихим признанием, жаль, Сашка его не услышала.
Опустошенная событиями, она спала весь день. А когда проснулась, привстала на локти и огляделась, не узнавая ничего вокруг. Вдруг вспомнила ночь, крышу и в тревоге поднялась на ноги, потеряв Игната.
Сашка всю жизнь была одна в постели. Ее никогда не согревала мама, не баюкал отец. Она не ночевала у подруг и ни с кем не делила свою спальню, даже с Майкой. Только с Игнатом в их первую ночь. И вот снова проснулась одна…
– Пух! – беззвучно выдохнула, а сердце испуганно застучало.
Обмотав голое тело простынею, пошла босиком по незнакомому дому, пока не почувствовала запах жареного мяса. И чего-то еще, наверняка невероятно вкусного.
Игнат оказался на кухне. В одних джинсах, босиком, он стоял у плиты с ложкой в руке и колдовал над сотейником. Увидев его, Сашка застыла на пороге, по-новому разглядывая повзрослевшего Савина. Любуясь некогда синеглазым мальчишкой, который вдруг превратился в широкоплечего молодого мужчину с красивым телом и мускулистым торсом, покрытым татуировками. Как странно, что он принадлежал другому миру, но был так нужен ей. Именно Пух. Интересно, если бы он остался таким же неуклюжим пухляшом, каким был в детстве, чувствовала бы она к нему то же самое?
Но Сашка знала ответ.
Ей нравился его запах и его тепло. Его улыбка и голос, от которого сотни, а может, тысячи девчонок сходили с ума. Игнат не исчез, он стоял перед ней, и Сашка подошла и обняла его. Обвила руками под грудью, прижавшись губами к спине.
– Пух, ты здесь, – произнесла, и сразу стало так спокойно и хорошо. Потерлась щекой.
– Алька…
– Я успела подумать, что ты, как всегда, мне приснился.
Игнат отложил ложку и обернулся. Улыбнулся, и ямочки заиграли на его красивом лице, а глаза засияли.
– А я тебе снюсь? – спросил, притягивая девчонку ближе. Длинная челка упала парню на глаза, и Сашка отвела ее рукой.
– Снишься, – легко созналась. – Постоянно, Савин. Вот с ложкой и сотейником и снишься.
Игнат рассмеялся. Ему хотелось, чтобы она улыбалась, но понимал: еще рано.
– Я не очень хороший повар, но очень старался. Меня убедили, что это мясо невозможно испортить, если дать ему время приготовиться. Я мучаю его уже час, и паста готова, так что ты вовремя проснулась. Думаю, мне даже не будет стыдно. Тебе нужно поесть, Аля, ты совершенно точно голодна.
– Да, – снова согласилась Сашка, – голодна, – и посмотрела серьезно в синие глаза.
Признания не прозвучало, но в доме они находились одни, и оба задержали дыхание. Они слишком долго были друг без друга, чтобы не почувствовать напряжения, что сейчас искрило между ними. Пусть на время, но запреты пали, и Сашка стала настоящей.
Игнат купил не только еду. Он привез для девушки пару футболок, зубную щетку, расческу и белье. То, что первым пришло на ум. Он очень торопился вернуться обратно в дом, и так хотел, чтобы его Альке было комфортно.
– Это тебе, надень, – показал ей подарок – дорогое белье, которого у Сашки никогда не было, но она отвела руку.
– Нет, – ответила, – это не для меня, Пух. Я хочу, чтобы ты помнил, что я, это я.
Сашка стояла вплотную к Игнату, он прижимал ее к себе, и вдыхала теплый аромат его кожи.
– Алька, – он коснулся губами мягких волос на виске, улыбаясь. – Глупая. Я всегда помню, что ты одна. Только ты. Других никогда не существовало для меня.
– Перестань, Пух, – кажется, ему удалось ее смутить. Нежные щеки порозовели.
– Тогда поцелуй меня, иначе я снова наговорю тебе разного…
Она поцеловала. Обхватила лицо ладонями, привстала на носочки, прижалась телом и поцеловала так крепко и с такой тоской, как только могла и как чувствовала.
– Скажи мне, Алый! – не сдержал рваного вдоха Игнат. – Скажи не губами, я хочу услышать!
– Лучше телом. Я скажу тебе телом.
Она спускалась по нему, целуя плечи, грудь, живот… скользила ладонями по упругим мышцам, напитываясь от него теплом. Не могла, не хотела отпустить и на шаг. Он угадал: она была голодна. Они оба были голодны и больше не собирались ждать.
– Алька, ты сошла с ума, – выдохнул Игнат, когда губы скользнули ниже, и он понял, на что она для него готова. Поднял Сашку к себе, чтобы заглянуть в лицо. Провел пальцем по щеке, запоминая ее такую – едва проснувшуюся, мягкую, пьяную от его близости, открытую для него. С блестящим взглядом серых красивых глаз, в которых горело желание.
– Да. Я хочу тебя. Здесь. Сейчас. Пожалуйста… – она погладила его затылок и поцеловала в ключицу, не способная не касаться его, не чувствовать, не обнимать. – Ты – все, что мне нужно, Пух.
Это признание такой гордой Сашки дорогого стоило, и счастье встрепенулось в душе Игната, отозвалось в сердце нежностью, а в крови желанием.
Он тоже ее хотел. Бесконечно хотел. Всегда.
Но ответил «Нет», улыбаясь. Наклонившись к уху, прошептал с вызовом, жаркой волной прокатившимся по венам, на ее тихое «Почему?»:
– Потому что я здесь мужчина, Алька, и я тебя долго ждал. Потому что больше всего на свете я хочу еще раз услышать, как ты произнесешь мое имя, когда кончишь. И потому что если ты сейчас сделаешь то, что собралась, меня не хватит даже на французский поцелуй, так сильно я тебя хочу.
Под жадными руками Игната тонкая простыня соскользнула с груди Сашки и упала к ногам, а рот парня нашел алые губы. Он поднял ее, усаживая на стол. Положил на спину, не давая права выбирать. Погладил длинные стройные ноги. Ему всегда нравилась ее кожа – белая, алебастровая, нежная. Куда светлее его собственной. И грудь. В этом мире не существовало никого совершеннее Сашки.
Они смотрели друг другу в глаза, пока Игнат раздевался, продолжая целоваться взглядами. Эта чувственная игра оказалась для них новой, искушающе-острой на грани проникновения и соединения душ, и оба хотели продолжения.
Дубовый стол был большим и крепким, хозяева наверняка не простили бы такого фривольного обращения с дорогой мебелью со стороны нежданных гостей, но сейчас, пожалуй, и тем и другим было все равно.
Игнат медленно провел пальцами по животу Сашки, склонил голову и коснулся ртом груди. Попробовал сосок губами. Обхватив ареол, перекатил тугую вершинку на языке, чувствуя, как девчонка прогнулась под ним, поймав шумный вдох. Повторил поцелуй с другой грудью. Когда-то он познавал эту девчонку руками, теперь пришла пора для губ. Для нового, еще более глубокого откровения.
Сашка гладила его затылок и плечи, принимала прикосновение к себе, отвечая трепетом тела на каждый поцелуй, с которыми из сердца и глаз уходила серая пелена, и мир обретал цвета, звуки, запахи. Тело Сашки соприкоснулось с любовью, и это лекарство лечило ее душу и стирало из памяти тени.
Игнат поцеловал живот, спустился губами ниже и провел ладонями по атласной коже бедер, поднимая колени.
Сашка невольно вздрогнула, открываясь ему, но он тут же успокоил ее уверенным:
– Алька, ты всегда была и будешь моей. Только моей. Дай мне себя, я так хочу…
Над ними ярко горели потолочные светильники, мясо на плите продолжало готовиться, а у девчонки от жара близости и ярко-синих глаз парня, от которых не укрылась ее нагота, сбивалось дыхание. Волна удовольствия накрыла с головой, и Сашка, прогнувшись, хватила ртом воздух. Опустила колени, соскользнув пятками с края стола.
– Игна-ат…
Этой ночью в спальне, когда их тела покрыла испарина, а неутоленная страсть продолжала разъедать желанием, соединяя вновь и вновь, она еще не раз произнесла его имя. И не раз услышала в ответ свое, когда уже ее губы подарили ему удовольствие, вырвав из груди стон.
– Алый, как хорошо.
Мир, поглотивший их, дал им время побыть вдвоем и не торопил. Несколько дней как целая жизнь.
-17-
Она рассказала Игнату о Генрихе сдержанно, в общих чертах, словно вопросы о художнике причиняли ей боль. Повторила только, что он талантливый и добрый человек, и она ему очень многим обязана. О Майке молчала. О той ночи в клубе «Альтарэс» и схватке с Чвыревыми в боксе отвечала уклончиво. Не хотелось вспоминать, что произошло, и то, какой Игнат ее увидел. Как ей мерзко было от себя самой и тех тварей, лицами похожих на людей.