– Вот так, девочка. Умница. Спи!
В горле забился кашель, напоровшись на вдох. Легкие сжались, как от удара, а тело парализовало. На последнем усилии, защищаясь, попыталась взмахнуть руками.
– А теперь тихо! – прорычал грубый голос возле уха. – Иначе добавлю, поняла? Будешь у меня кровью рвать, если вообще не сдохнешь!
Чисто сработали, никакого шума. В детской кроватке мирно урчал хозяйский кот.
Чуть позже двое, мужчина и женщина, уже из машины позвонили хозяину.
– Нашли пташку. Взяли, конечно. Легко и без мороки. Что там Хан рассказывал? Да она девчонка совсем! Красивая, правда, как кукла. Вам понравится. Не зря старик к ней прикипел, с нее самой хоть картину пиши. Смотрит на меня сейчас, хотя вряд ли понимает. Может, они там со стариком и правда крутили шуры-муры? Кто их художников поймет.
Женщина завела машину, тронула минивэн с места и бросила напарнику поверх плеча.
– Скоро узнаем, Седой.
Щеки горели. Горло першило, желудок сжимался, и страшно хотелось пить. Сашка уже пришла в себя, но какое-то время лежала без движения, прислушиваясь к звукам за спиной. Показалось, что запястья стянуты веревкой. Подтянула руки к груди, открыла глаза и убедилась, что не ошиблась. Взгляду открылась бетонная стена и опоясанные скотчем ладони. Что ж, сработали просто и эффективно. Но хуже всего было то, что внутренности скрутило в приближающемся спазме тошноты…
Спустив голые ноги на пол, села на жесткой кушетке и не сдержалась, тут же вырвала в подставленное к лицу ведро.
– Но-но! Поаккуратнее, цыпочка! – услышала грубый женский голос. – Наблюешь мне на туфли, языком заставлю вылизать начисто, поняла? Не люблю замарашек.
Сашка сплюнула густую слюну в ведро и утерла губы стянутыми руками. Подняла плечи и голову, медленно выпрямляясь.
Так и есть – она, незнакомка-соседка. Правда, дешевый халатик сменила на стильное платье, и очки с лица исчезли. Стоит, ухмыляется. В паре шагов позади черноволосой еще двое. Один – взрослый мужчина лет сорока, здоровый бугай с заметной сединой в волосах. Его Сашка раньше не видела, но поняла по усмешке, что это он ее отключил хлороформом. Второго узнала сразу – Руслан Тарханов, с явными следами ее ярости на лице. Смотрит с ненавистью, сжимая здоровую руку в кулак. Виду не подала, что узнала, отвела безразличный взгляд.
– Ну вот, Хан, – отозвалась молодая незнакомка. – Я же тебе говорила, что возьмем ее тихо и красиво. Даже трепыхнуться у нас рыбка не успела, сама в сети вошла. Нельзя быть такой доверчивой, цыпочка, – обратилась к Сашке. – Неужели тебе мама и папа не говорили, что доброта и сочувствие не доводят хороших девочек до добра? Теперь блюешь здесь в чужом подвале, полуголая, и наверняка тебе страшно и холодно, я права? А то ли еще будет.
Брюнетка брезгливо отодвинула ногой ведро в сторону и взглянула на Тарханова.
– Поверить не могу, Хан, что это она тебя так отделала. Придумал бы что-нибудь правдивее. Или намекнул мне, что тебе нравятся женщины-доминанты. Я бы, может, и помогла реализовать фантазии. Поиграла бы с плеткой, ставя тебя на колени…
– Заткнись, Ирма!
Тарханов шагнул было к брюнетке, но мужчина-бугай остановил. Обнял за плечи, удержав возле себя.
– Да шутит она, Хан. Кто б ей позволил, – достав изо рта сигарету, недовольно зыркнул на товарку. – А ты себя в руках держи. Ирма у нас в чести у хозяина, ты забыл? Потому и задом вертит.
– Да помню я, – оскалился Тарханов, сбрасывая руку. – Пошла она!
– И все-таки, – женщина снова обратилась к Сашке, не отреагировав на грубость. – Что же ты так неласково с Русланом обошлась, девочка? Такой видный парень, а ты ножом по лицу. Нехорошо. Так с кого спросить за боевые шрамы? Неужели с тебя?
Странные игры похитителей в дознавателей не заводили Сашку, поэтому ответила бесцветно, пробуя на голос сухое горло.
– Он сам на угол напоролся. Дважды. Дай воды, – произнесла хрипло, полоснув брюнетку холодным взглядом. – Тошнит.
В сыром подвале стояла прохлада, но Сашка не чувствовала холода. Горела кожа на лице, голова кружилась, и противно скручивались в спазмах внутренности. На девушке была надета только рубашка Игната и бикини, легкие шлепанцы остались в незнакомой квартире. И да, ужасно, просто до невозможности хотелось пить.
Ответ женщине не понравился и тон разговора сменился. Отброшенное ногой ведро загрохотало по полу, а ногти больно впились в плечо пленницы, встряхивая ее и стягивая в узел рубашку.
– Не борзей, девочка, – окрысилась незнакомка, глядя в глаза. – Будешь пить, когда я позволю, здесь тебе не коктейль-бар принеси-подай! Кран в углу, нужник там же. Не будешь послушной, сама лично заставлю лакать из него мочу, как собаку! И не тычь мне, цыпа! Отгрызу пальцы! В этом подвале и не таких ломали. Это только начало, я тебя предупредила.
– Пить, – упрямо повторила Сашка и тут же повалилась на кушетку от удара наотмашь ладонью в висок. Легла на спину, хватая ртом воздух. Подняв босые ноги от пола, согнула их, длинные и стройные, в коленях, не думая о том, как выглядит. Протянула по кушетке аккуратные ступни.
– Вот же упрямая сучка! – брюнетка оглянулась на седого. – Не уверена, Рома, что оставлю ее тебе и не захочу убить сама! Как думаешь, понравится старику, если я ее немного разукрашу? Он же художник, должен оценить старания. Ну давай, цыпа, поплачь, тебе ведь страшно?
– Пожалуй, я сам возьмусь за нее, – засмеялся бугай. – Твою мать, Ирма, какие ноги! – присвистнул. – Скажи, это ты от зависти бесишься? Ты ведь еще в машине заметила, да? Поэтому рычала всю дорогу? А я-то думал, что ты для меня просила ее не одеваться.
Сашка напряглась, услышав одновременно шаги здоровяка и предупреждение Хана.
– Я бы не советовал ее трогать, Седой.
– Почему? – удивился тот. – Боишься, что понравлюсь больше? Аха-ха! – засмеялся. Свою работу Седой сделал на отлично, и душу грело хорошее настроение. – Ничего, мы поделим девочку по-братски. Будет смирная у нас, как овечка. И такая же мягкая. Правда, малышка? Будешь нас любить? Будешь, – выплюнув сигарету в сторону, мужчина растянул ворот на футболке, – куда ты денешься. Черт, ну и кожа у тебя, как молоко. Откуда же ты взялась такая нежная?
Здоровяк наклонился, протянул руку и жадно провел пальцами по бедру пленницы. Погладил низко, сглатывая слюну, почти до паха и Сашка едва сдержалась, дав себе еще секунду времени. Понимала, что удар должен быть точным и ошибиться нельзя. Собравшись, выждала момент, вскинула колено, развернула стопу и ударила пяткой в шею, как учил бить отец из этого положения. Попала точно в кадык, и здоровяк, хрипло крякнув, обрушился.
И брюнетку успела достать. Ждать реакции не стала. Специально вела себя вяло, чтобы ослабить внимание. Вскочив на ноги, взмахнула стянутыми в запястьях руками и ударила обидчицу локтем в грудь, в солнечное сплетение. Та, охнув, споткнулась о ведро и растянулась на блевотине. Хан был в трех шагах, но выбора не было, и Сашка рванула к железной двери.
Остановил удар электрошокера в спину. Разряд прошел по телу мгновенной, обжигающей вспышкой боли, парализуя мышцы, и Сашка рухнула на пол.
Уже про себя прошипела, стиснув зубы: «Сволочи! Ненавижу!»
Вечером Шкуратов самолично привел Генриха в подвал, отомкнул дверь помещения, за которой находилась связанная по рукам и ногам пленница, и сочувственно вскинул брови.
– Вот видите, Генрих Соломонович, теперь и ваша девочка здесь. Искали и нашли. Шустрая она у вас, хорошо пряталась, но мои ребята шустрее. Я же обещал: не хотите работать по-хорошему, придется вас убедить. Ну, не смотрите на меня так словно я чудовище. Признаться, я и сам противник радикальных мер, но на какие только жертвы не пойдешь ради любви к искусству, вы же понимаете.
Статный и интеллигентный в жизни, увидев измученную и избитую Сашку, старик обмяк и неожиданно расплакался, схватившись рукой за сердце. Привалился плечами к стене, но вдруг решительно подобрался.
– Вы негодяй, Шкуратов! – затряс кулаком. – Мерзавец и негодяй! Шкурная крыса! А еще идиот, если думаете, что я стану работать на вас, зная, что этот ребенок, как собака, посажен вами в клетку! Здесь сыро и холодно, и опасно рядом с вашими бандитами! Немедленно выпустите ее! Будет вам картина, но Александра должна быть со мной! Помогать мне, слышите?!
– Успокойтесь…
– Пальцем ее не касайтесь! Это мое единственное и нерушимое условие! Хотите, запирайте и меня в этой клетке! Но я не сделаю ни единого мазка, не возьму кисти в руки, пока эта девочка остается в таких условиях! Поверьте, теперь, когда я знаю, на что вы способны, я найду способ оборвать жизнь Генриха Вишневского и без вашей помощи. Вам больше не удастся шантажировать меня! Мое сердце и так стучит на пределе. К чертовой матери этот ваш преступный мир и его желания вместе с вами! Я устал!
Сердце мужчины действительно готово было вот-вот разорваться на части от силы беспредельной несправедливости и жестокости, которая ворвалась в его жизнь.
Давно никто так не оскорблял Геннадия Шкуратова. Пожалуй, в детстве его дразнили Шкура, но это было так давно, что он успел забыть. Кличка до сих пор тянулась за ним, как приставшая к каблуку шелуха, но никто не смел повторить ее в глаза. На бледном лице мужчины не дрогнул ни один мускул, когда он все-таки ответил пышущему гневом старику:
– Ну что вы, Генрих Соломонович, не такой уж я зверь, каким кажусь вам, и не такой идиот. Только из уважения к вашему таланту, конечно, я разрешу вашей ученице быть с вами, не стоит нервничать. Ирма! Руслан! Отпустите девчонку! – великодушно махнул рукой женщине и молодому мужчине, стоящим в стороне. Войдя вслед за ними в подвальную камеру, склонился над Сашкой. Сказал ей тихо в лицо. – Разрешу, девочка. Но если ты выкинешь еще хоть одну глупость, вот как сегодня, я сам раздроблю этому старому жиду пальцы и вырву язык. Ты меня поняла? Мне терять нечего.
-19-
Под мастерскую Генриху и Сашке отвели небольшую пристройку. С домом ее соединяла летняя терраса, на которой всегда находилась охрана. Кормить кормили, хотя и без изысков. Спали здесь же, прямо на кушетках. Сменная одежда, видимо, была из старого хозяйского гардероба Шкуратова и его любовницы: да, противно, но приходилось терпеть. Сама бы Сашка попыталась сбежать, но Генрихом рисковать не могла. Слишком большими ставками оперировал Шкуратов, чтобы в случае ее удачного побега оставить старика в живых. О неудаче и думать не стоило. Без Сашки в этом логове шкурных крыс Генрих не выживет.