азалась в магических коридорах массового печатного органа. При моем появлении ничего астрального в редакции не произошло. Люди не повалились штабелями в обморок, они не делали круглые глаза и почему-то никто не описался от восторга. Кто раньше здоровался со мной, тот и поприветствовал, остальные прошли мимо, как проходили в былые времена. Я отыскала в коридорах редакции Марину Егоровну, схватила ее за руку и сплела изумленной женщине сложной и непонятной вязкой что-то диковинное, кружевное, упомянув про тяжелую и продолжительную болезнь, про долгий больничный лист, нечаянно утративший законную силу. Странное дело, но Егоровна мне почему-то поверила. Точнее, сделала вид, что поверила. Она тесно прижалась ко мне, наверное, вспомнила былые времена, когда мы были столь близки. Ха-ха! Гламурная шутка.
– Даша, я даже боялась тебе звонить, думала, а вдруг ты обиделась на нас, – сказала Марина Егоровна, а я вытаращила глаза.
Вот это номер так номер! Газетища – тираж аж два миллиона. Сотрудник целых три недели подряд, без перерыва, сгорает в жестоком пламени от стыда и позора, валяется в койке, рассматривая потолок, изучая его в мельчайших подробностях, а мне никто не звонит, и все думают, что я на них обиделась. Вот дураки.
– Иди на рабочее место, Даша, я доложу о тебе Ларисе Петровне, – сказала Егоровна и умчалась в коридорную даль.
Она даже каблуками засверкала, так спешила к Ларисе Петровне. У Марины Егоровны каблучки обрамлены золотой каемочкой. Вообще, у нее на всех туфлях что-нибудь золотое нарисовано. Сразу видно: старая кокетка с большим уважением относится к веяниям современной моды.
В моей норке было темно. В Сонькином гнезде одиноко таращился квадратным глазом слепой монитор, а мой живо подмигивал миру зелеными огоньками. Кто-то посмел занять мое место. Не успеешь отойти, как тут же норовят сесть тебе на хвост. Я нервно стукнула кулачком по столу и пошла на разведку. Редакция напоминала гигантскую плантацию. Ровные ряды перегородок. Над ними торчат хлопотливые надсмотрщики, некоторые с золотой каемкой на каблуках. За мониторами скрываются утомленные сотрудники. Лиц не видно, отовсюду выглядывают согбенные спины и одинаковые затылки. Не разобрать, где мужской, а где женский, всю разницу съела плантация. Я вышла в правый проход и нашла щель, где укрывался от людских глаз серый и неприметный человек без имени. Зато он самый главный сплетник в редакции. И еще большой завистник. Ко всему прочему, отъявленный пьяница. Зачем ему обычное имя при таких героических достоинствах?
– Привет алкоголикам! – задорно воскликнула я, легонько стукнув сплетника по плечу.
И испуганно вскрикнула. Плечо у сплетника оказалось острым, как бритва. Я потрясла рукой, сбрасывая неожиданную боль.
– При-и-ве-ет, – прошептал побелевшими губами человек без имени, – а ты откуда взялась?
Наверное, он тоже испугался, подумал, что я побью его здесь же, в норке, прямо в редакции, не отходя от правого ряда. Все мужчины отчаянно трусят, когда видят перед собой решительно настроенную девушку.
– Отсюда, – моя рука взметнулась вверх, и сам собой развернулся широкий жест, дескать, из местных я, из наших.
Он смотрел на меня и не верил своим глазам. После развеселой вечеринки меня должны были уволить. Корпорация не держит в своем хозяйстве злостных нарушителей общественного порядка.
– Даша, а ты не обиделась на меня? – окончательно смутился коварный человечек.
– А на тебя-то за что? – изумилась я.
– Это же я тебе пакет с вином подсунул, хотел подшутить над тобой, не думал, что все так выйдет, – пробормотал любитель корпоративных шуток.
– А-а, проехали, – с моей стороны последовал еще один небрежный жест, – а тебя как звать-то?
– Вовой, – жалобно протянул он, всхлипывая и хлюпая носом.
Насквозь простуженный, неухоженный и жалкий Вова смотрел на меня умоляющими слезящимися глазами. Вылитый кролик, натуральный. Кого только нет в нашей газете! И лошади, и обезьяны, и кролики вот. Наверное, лет десять назад молоденький крольчонок Вова вовсю бегал за девушками, звал всех подряд замуж, но ни одной охотницы на такое добро не нашлось. Теперь он живет один и ненавидит все женское сословие лютой ненавистью. А к девушкам близко не подходит. Стесняется, боится, что его отвергнут. А когда появляется возможность, Вова не прочь нагадить любой и каждой без повода, просто так, из любви к искусству.
– Вова, пошли вечером в кино, пиво попьем, кукурузу похряпаем? Ты пиво любишь? – сказала я, испытывая нестерпимую жалость к этому убогому человеку.
И не инвалид вроде, и не дурак, не нищий, а подать копеечку очень хочется.
– Пиво люблю, – оживился Вова, – так ты же, Дашенька, не пьешь пиво.
Все мои привычки изучил, подлец этакий. Да. Пиво не люблю. И не пью. Согласна. Но не могу же я ему и впрямь копеечку подать.
– Вова, иногда пиво бывает полезным, особенно в небольших количествах, – поучительно и назидательно заметила я, это было явное и незримое влияние порочного и неотразимого Никиты Чайки, – и помни, я угощаю!
Кошелек был пуст, у меня не было никаких денег, но мне нужно было срочно совершить акт какого-нибудь милосердия. А этот убогий человек уже поселился в моем сердце. А жалость губительно действует на мой неокрепший после депрессии организм. Жалкий Вова нестерпимо страдает от одиночества, придется подружиться с ним, даже против собственного желания. Зато у меня будет повод сходить в кино. Одной идти не хочется, Сонька кино не любит, и все хорошие фильмы проходят мимо меня. Выход нашелся сам по себе. Теперь я буду приглашать в компанию несчастного Вову. С одной стороны, избавлю человека от одиночества хотя бы на один вечер, с другой – посмотрю культовый фильм. «Остров» в моем плане завис с января. А на дворе уже апрель. Кажется, кинематограф дождался своего верного клиента.
– Вова, только ты это, – я похлопала ресницами, несколько смущаясь от предисловия, – побрейся, ладно.
– Даша, обязательно побреюсь, у меня и бритва есть на работе, вот, посмотри, безопасная, – он полез в ящик стола и выудил из него коробку с бритвой.
Вова смотрел на меня преданными собачьими глазами, наверное, боялся, что я передумаю и не пойду с ним в кино.
– Слушай, а чем ты здесь занимаешься? – сказала я, выискивая взглядом следы творчества. Никаких следов. Пустой стол. Слепой монитор. Отличное место для создания вымышленных историй.
– Я сканворды сочиняю, – потупился Вова, – шарады, кроссворды разные.
– Да ты прямо как старик Синицын, «мой первый слог на дне морском», – рассмеялась я.
Вова был поразительно похож на старого выдумщика. Только годами немного не вышел. А умишком они явно сошлись. И почему я раньше не сообразила?
– Тогда до вечера, Вова, – сказала я и отправилась искать Лизу.
Я бежала вприпрыжку, трусцой, изредка переходила на рысь. Мне хотелось делать добрые дела, срочно, немедленно, пока удача благоволила ко мне. На работе у меня лежала пара запасных кроссовок. Подарю Лизе. На будущий день рождения. Но Лиза покраснела и гордо отказалась от подарка.
– Лиз, тогда идем с нами в кино, – сказала я, мучительно краснея от двойственности своего поступка.
Предлагая кроссовки, в первую очередь мне хотелось сделать приятное детям, которых навещает по долгу службы наша неопрятная Лиза. А она подумала, что ее за бедную девушку принимают. А наша Лиза – не бедная. Она просто не любит мыться.
– С кем это, с вами? – спросила гордая Лиза.
– Со мной и с Вовой, вон он сидит, в правом ряду, видишь? – я наклонила Лизину голову в правую сторону.
– Ой, с этим марамоем, что ли? Нет, с ним не пойду, – решительно отвергла мое предложение Лиза.
– А с кем ты пойдешь? – я даже растерялась.
– С Зиминым, Даша, с Зиминым, только с ним, и ни с кем больше, – и бедная Лиза сардонически расхохоталась мне в лицо.
Ха-ха-ха! И еще раз – ха! Уже напоследок. И ушла. Издевается, ну-ну. Мои глаза полезли на потолок от ужаса. Зачем я полезла в чужие потемки, зачем? Теперь мне придется идти в кино с Вовой на пару. Я представила два часа тесного сближения в темном зале и задохнулась от отвращения. И все равно пойду, назло Лизе. Майку постирать не может девушка, все брюки в пятнах, а туда же – «с Зиминым и только!». Неужто и она поставила себе цель? Ну и заработала я. И поделом.
Я бездумно бродила по коридорам редакции, размышляя о том, что мы с Лизой стоим на одной ступени развития, самого начального, ведь я тоже поставила себе непосильную планку. Но ниже опускаться мне нельзя по определению. И вдруг я поняла, что подспудно жду встречи с Олегом Александровичем. Хожу по зданию, исколесила его вдоль и поперек, катаюсь на лифтах, надеясь ненароком увидеть желанного, чтобы взглянуть в любимые глаза и понять, что он чувствует по отношению ко мне. Но Зимина нигде не было. Вместо него навстречу мне неслась вездесущая Динка.
– Дин, а ты не видела Соню? – сказала я, загораживая Динке дорогу.
– Не-а, не видела, Дашка, а ты где пропадала? Мне тут про тебя такое рассказали, – Динка в немом восхищении закатила глаза под потолок.
Оказывается, не я одна возвожу изумленные очи горе. Другие тоже в высоту стремятся. Всех тянет к звездам.
– И что тебе такое про меня рассказали? – спросила я с равнодушным видом, дескать, о звездах всегда говорят разное.
Веками было принято слагать о них красивые легенды.
– Меня же не было на твоем дне рождения, я на сессию уходила, возвращаюсь, а вся редакция на ушах стоит, целые семинары проводит по поводу твоего легкомысленного поведения. Дашка, а ты знаешь, что Соколов заболел? – и Динка незаметно перескочила на другую тему.
– Нет, ничего не знаю, а давно? – я мгновенно сморщилась, как сушеное яблоко.
Я собиралась навестить Соколова, чтобы стрельнуть у него денег. Мне нужно было рассчитаться за шикарное вино в ресторане, в общем, я должна была оплатить гулянку олигарха. И на кино тоже деньги нужны. За Вовика ведь платить надо. К кому я теперь пойду одалживаться? Господи, да разве дело в деньгах? Живу в своей норке, дальше своего пупка ничего не вижу, и мне невдомек, что мой самый лучший друг болен. До сих пор не позвонила Лешке, не поблагодарила его за заботу обо мне.