Но на Нова-Илионе было не так.
– Но на Нова-Илионе было не так, – продолжал Санчес. – Мы высадились и предложили местным заправилам передать власть оппозиции. Но те заартачились. Глупо, – капрал вздохнул. – Мы дали им неделю срока и стали ждать.
Города там у них – курам на смех. Столица – десять тысяч жителей, двух– трехэтажные домишки. Деревня, одним словом. Развернули мы базу за чертой города, но – если с другой стороны посмотреть – в километре от Президентского дворца.
К нам там мальчишки местные бегали каждый день. Мы их не прогоняли, зачем? Один что посмелее на второй день уже ко мне подойти решился. Лео его звали, но на льва совсем не похож. На волчонка больше. Чернявый, худой, но жилистый. А глаза большие, серые и смотрят так… пронзительно, в общем. Лет восьми, наверно, пацаненок.
Подходит ко мне и говорит, что тоже Коршуном стать хочет. Ну, что я ему скажу? Молодец, говорю, учись хорошо, спортом занимайся… Обычные дела, в общем. А он слушает, серьезно так, будто я секретные знания ему какие-то открываю.
Я, говорит, уже и копилку себе завел, мороженое третий месяц не ем, на Академию деньги собираю. Я смеяться не стал, наоборот, дал ему пол-реала. Положи, говорю, в копилку… Я не слишком подробно, док?
– Все отлично, капрал, продолжайте.
– Вот… Каждый день он прибегал. То со мной поговорит, то еще с кем, а то просто сидит и смотрит. А чего там смотреть, мы ничем там, в общем-то, занимались. Ждали. А правительство молчит. На что они рассчитывали, я так и не понял, да и не моего ума это дело. Срок ультиматума истек – тишина. И главное – ни эвакуации, ни предупреждения для горожан, ничего. Как будто все в порядке.
Ну, мы, естественно, штурм Президентского дворца готовим, все на одном дыхании, прямо от базы. Я же говорил, чего там расстояния – километра не будет. Начали. Мой взвод по плану к тыльной стороне здания подходить должен.
А городская планировка там – за голову хватаешься, кто до такого додумался. Домишки понатыканы как попало. То, значит, пустырь в центре города, хоть в футбол играй, то лепятся дома один к другому, что руки в сторону не разведешь, за стены зацепишься. Вот за дворцом как раз такая картина. Три одноэтажных домика стоят – и между ними никакая техника не пройдет. Принял я решение средний дом из ПО-7 убрать. Рассчитали все – меньше чем за три секунды от него только пепел остаться должен. Так и случилось, в общем-то. Дал я команду, пальнули, никакой задержки не случилось. Подошли к дворцу строго по графику.
Капрал замолчал. Я решился чуть подтолкнуть его.
– Что же вас смущает?
– Перед тем как дать команду на залп, я увидел в окне дома паренька этого, Лео. Сидит и на нас смотрит. Восхищенно так.
Санчес на миг опустил голову, но тут же снова посмотрел мне в глаза.
– Но ведь это не помешало вам вовремя произвести выстрел?
– Конечно, нет, док, что вы. И во время выстрела все стало таким четким-четким… знаете, как при вспышке молнии. И я сумел разглядеть на шее у парнишки монетку эту, в пол-реала. Ту самую, наверно, что я ему дал. Не стал, выходит, он ее в копилку класть, а вместо талисмана носил. Хороший парень… И целеустремленный, может, правда бы в Коршуна вырос, – капрал снова замолчал.
– Скажите, – прервал я затянувшуюся паузу. – С какого расстояния производился выстрел?
– Семьдесят шесть метров, – без запинки ответил Санчес.
– Семьдесят шесть метров, – медленно повторил я. – Операция проходила днем, я правильно понял?
– Да, – капрал кивнул.
– Следовательно, маловероятно, чтобы в доме горело искусственное освещение.
Еще один кивок.
– Простите, капрал, но разглядеть кого-либо в окне при таких условиях…
– Я знаю, док, – Санчес перебил меня. – Сам много об этом думал после всего… Но говорите, что хотите, – видел. Своими глазами, без всякой оптики – в видоискатель я не смотрел. Видел, – решительно добавил он.
– Возможно, – я не спеша подбирал слова, – вам показалось. Точнее, вы убедили себя в этом.
– А может, и так, – капрал согласился неожиданно легко. Видимо, сам допускал такую возможность. – Но все равно…
– В любом случае, после этого у вас в душе неприятный осадок? – пришел я на помощь.
– По правде сказать, да. Мне лицо того паренька по ночам даже снится иногда. Просыпаюсь и заснуть потом долго еще не могу. Мне больно, доктор! – Санчес порывисто поднял руку, неуверенно подержал ее на уровне груди и уронил обратно на подлокотник. – Вот и хочу я спросить, может на меня «лоботомия» не подействовала?
Капрал имел в виду лобэктомию. Так Коршуны в шутку называли операцию, которая в архивах подразделения носила код BSK-X8. Как расшифровывалась сия аббревиатура, не имел понятия даже я. Операцию эту в обязательном порядке делали всему рядовому и младшему офицерскому составу Коршунов. Никакого отношения к настоящей декортикации она, разумеется, не имела. Человек после операции ничуть не терял в умственных способностях, умел шутить, смеяться, злиться… умел, наверное, и плакать, если можно представить себе плачущего Коршуна. То есть, оставался развитой в эмоциональном плане личностью.
В противном случае количество желающих попасть под крыло полковника Редберга не было бы так велико. Так невероятно велико. Все попытки злопыхателей представить перенесших операцию бесчувственными роботами с треском провалились. Зато преимущества были очевидны.
Резко повышалась эффективность действий в экстремальных условиях. Исчезали излишние сомнения. Возрастала скорость принятия сложных решений. А главное – отсутствовали неприятные последствия. Коршун не мучился душевными переживаниями, когда исправить уже в любом случае ничего нельзя.
Не должен мучиться.
Тем не менее, работы у меня хватало.
– Вы ведь первый год в полку, капрал?
– Да, док. Чуть больше десяти месяцев. Служил капитаном в регулярных войсках на Франкте, затем лейтенантом Имперского Десанта. Подал рапорт. Год назад он был рассмотрен и одобрен.
Да… Недурная карьера. Энергичный парень, возможно, далеко пойдет.
Я мог бы найти слова, чтобы успокоить капрала. Правильней сказать, я обязан был их найти. И всегда находил. Работа у меня такая. Мерзкая – порой, но хорошо оплачиваемая. Всегда. Выбросил бы капрал из головы и сожженный дом, и Лео, смерть которого он, скорее всего, придумал себе сам. Забыл бы вообще о том эпизоде и вернул себе здоровый и крепкий сон прямо с сегодняшней ночи.
Но я этого делать не стал. Тоска такая накатила – все бы отдал, лишь бы поскорее прекратить этот разговор и избавиться от Санчеса. Хотя понимаю, разумеется, что ни в чем он не виноват.
Примерно каждый десятый Коршун на первом году службы проходит через мой кабинет. С одинаковыми, в общем-то, жалобами. Научного объяснения этому феномену пока не дано. Все лабораторные исследования BSK-X8 отрицают возможность подобного дефекта в послеоперационный период.
И все-таки каждый десятый… но только в первый год…
Я выписываю Санчесу снотворное и выпроваживаю из кабинета. Объясняю, что «это» скоро пройдет. Действительно, пройдет, и меня это, почему-то, страшно злит. Пожалуй, мне самому сейчас не помешала бы помощь психолога.
А еще мне очень хочется рассказать капралу о фантомных болях. О том, что человек порой долго еще чувствует боль в ампутированной конечности. В руке или в ноге. Руки нет – а боль есть.
Но я знаю, что никогда и никому не скажу такого. BSK-X8 ничего не отнимает у человека. Это официально одобренное высшим руководством и подтвержденное ведущими учеными мнение.
Непонятно откуда возникает глупое и противоречивое желание, чтобы капрал Санчес, один вид которого только что вызывал у меня отвращение, пришел ко мне еще раз. Через год.
Пускай даже у Имперских Коршунов появится одна крошечная неудача.
Я сам
Россия. Город Н-ск. 10–23 по Гринвичу.
Парень был хорош! Я даже на секунду залюбовался им – настолько это был типичный представитель низшей ступени бандитской иерархии. Синий адидасовский спортивный костюм (в натуре «адик», не фуфло какое-нибудь), роскошная двухмиллиметровая шевелюра, низкий лоб, бычья шея. Между шеей и лбом – типичное-претипичное лицо, не изуродованное интеллектом. С массивной нижней челюстью и чуть приплюснутым носом.
Не типично было одно – он пер ко мне сквозь стену. Не проходил, не просачивался, а именно пер. Как танк сквозь подлесок, как игрок в американский футбол сквозь строй уступающих ему в классе (другими словами – более легких) соперников. Тяжело, но неотвратимо. Лицо его раскраснелось, на шее вздулись вены. Наконец, парень оказался в одной комнате со мной целиком – застрявшую в стене ногу он выдернул с громким чавкающим звуком.
Пока незваный гость отряхивал себя от пыли, я с интересом осмотрел стену. Ничего, даже обои не повредились. Хорошо. Парень посмотрел на меня и сделал шаг, протянув руку. Ой, да я же знаю, что он сейчас скажет! Нет, вариаций на самом деле несколько…
– Здорово, братишка!
Угу, значит, уменьшительно-ласкательное, так сказать. Я поморщился.
– У меня всего один брат, – я ни малейшим намеком не выказал намерения подойти и пожать протянутую руку. – Но на тебя он, к счастью, совсем не похож.
– Я чо-то не понял, ты щас чо хотел этим сказать?
Сказано вроде и с угрозой, но… Напора не хватает, агрессии. Конфликта, стало быть не ищет. Более того, конфликт ему не нужен. Понятно. Я выдержал паузу, хорошую такую паузу, Станиславский был бы мной доволен. Парень спрятал нелепо торчащую руку в карман штанов и принялся переминаться с ноги на ногу. Я делал вид, что изучаю его внешность.
– К тому же, мой брат не умеет ходить сквозь стены. Нет, ты – это точно не он, – я покачал головой.
Гость довольно осклабился.
– Вот! Сквозь стены – это да! А я смотрю, ты чо-то не реагируешь. Не въехал сразу, да? Потерялся?
– А что тут въезжать? – я зевнул.
– Как это что? – он аж поперхнулся. – Ты чо, видел хоть раз как сквозь стены ходят?