– Двинский? Знаю такого!
– Ну если знаете, тогда поймете. Еще в июле Двинский, используя свои связи в высших сферах, негласно освободил человек двадцать клонов, которые в концлагере на горе сидели. Ну это всякие пехлеваны и заотары, реально они – ученые. Но форму носили, звания имели, поэтому их наши в июне засадили в бараки как пленных военнослужащих. А Двинский их повытаскивал, чтобы вместе наукой заниматься. Короче говоря, представьте картину маслом: на орбите бой, в стратосфере бой, вокруг Гургсара чоругские шагающие танки, а нам нужно клонских умников во главе с Двинским вытаскивать…
Я понимающе улыбнулся:
– У нас в те же дни точно такая ерунда была в Синандже, на Тэрте.
– Ну да, мы все в этом плане близнецы-братья, – Дофинов энергично кивнул. – Так вообразите, Саша: я не только два раза садился, я еще и по внутренностям башни побегал, чтобы ее стационарным передатчиком воспользоваться для связи с командованием. А то радиоаппаратура на борту «Громобоев» сквозь помехи не пробивала! Причем не один побегал, а в обществе Двинского и еще одного заотара. Так этот заотар мне рассказал, что нечистые ягну, по его наблюдениям, очень не любят эсмеральдит-4, которым все окрестности Лиловой Башни залиты. Якобы три бишопа прилетели на рекогносцировку, один в эсмеральдитовое озеро скакнул и чуть не окочурился. После чего его два товарища подхватили и на какой-то колымаге умчались прочь.
– А что там за эсмеральдит-4?
Дофинов мне вкратце объяснил. И заодно поведал насчет того, что Лиловая Башня – это в первую очередь не астрофизическое сооружение, а геофизическое. И что уходит от нее вниз на много-много километров в недра Глагола шахта, пробуренная клонами.
Я бы слушал его и дальше. Но решил из вежливости (неудобно было перед Данканом) прервать затянувшееся обсуждение Лиловой Башни и вернуться к более насущному вопросу, к бишопам.
Данкан был волшебно краток:
– Я и мои братушки боимся бишопов смотреть. Решили, лучше смотреть не будем. Чтобы не давать провокаций.
Я улыбнулся. Ох и дети же эти американцы!
– Тогда скажи своим братушкам, пусть опускают ковш экскаватора… Я уже все, что хотел, увидел!
Внизу меня встретил Цапко. Я давно не видел его таким жизнерадостным и возбужденным.
– Представь себе, до наших, на орбиту докричался! – сообщил он, улыбаясь.
Я возликовал вместе с ним. И правда, вот счастье-то! И не подумайте, что я тут иронизирую. Ведь для любой группы, заброшенной на чужую планету, восстановить связь с командованием – это самая насущная вещь.
– Ну и что они сказали?
– Ничего не сказали. Это я им сказал: где мы, что произошло. Но я по крайней мере получил в ответ квитанцию! Мол, слышали, приняли к сведению.
– Может, соизволят не только к сведению принять, но еще и что-нибудь сделать?
– Что, например?
– Массаж воротниковой зоны, – буркнул я. И мы с Цапко заржали – легко и радостно, как когда-то до войны.
А потом мы вместе с прогрессивными американцами-строителями отведали их полевого ужина: обещанные наггетсы, кола и блинчики с кленовым сиропом. После чего легли спать в их спортзале (две баскетбольные корзины, тренажеры верхней и нижней тяги, турник и неработающая беговая дорожка).
Часовым я оставил вызвавшегося добровольцем Млечина.
«Бессонница у меня хроническая», – пояснил он.
Глава 8Родина слышит
Август 2622 г.
Строительная площадка синхротрона
Планета Глагол, система Шиватир
Поспать нам удалось почти три с половиной часа, что для войны очень даже неплохо.
В 2.15 по местному времени наш часовой меня разбудил.
Разбудил опосредованно, через рацию, установленную на громкую связь.
– Здесь Млечин. К нам что-то движется!
Я проснулся мгновенно. С первым же звуком – привычка. И сразу сообразил: это ягну, долбаные епископы-бишопы.
Потому что больше некому. Если тебе говорят, что в лесу полно волков, уж будь уверен: нападут на тебя волки, а не белые медведи.
– Млечин, понял тебя! – рявкнул я в рацию. – Ноги в руки – и двигай прямо к своей машине!
Затем, обернувшись, я прокричал в темноту спортзала:
– Эскадрилья, подъем! По машинам! – и для усиления эффекта, который был, признаюсь, нулевым, я включил свет. Притом – сразу весь.
Когда мы ложились спать, я твердо решил для себя, что ответом на нападение бишопов может быть только одно – немедленное бегство.
Мы, семь пилотов с автоматическими пистолетами ТШ-ОН, на земле не сможем оказать серьезного сопротивления ни бишопам, ни эзошам, ни даже обычному отделению егерей «Атурана».
А «не сможем» означает – «не будем».
Когда мы выбежали на улицу, из соседней двери нам навстречу высыпали перепуганные американцы.
Как и положено начальнику, Данкан бежал впереди всех. На нем были ночные спортивные штаны с пузырями на коленях, майка с засохшими каплями майонеза и бейсболка с надписью «янкиз чего-то там». Лицо у Данкана было осунувшимся, а глаза, обычно ясные, казались двумя губками, напитанными грязной водой.
– Данкан, это бишопы… Идут по нашу душу! – крикнул я. – Скажи своим, пусть разбегаются и прячутся, кто где может.
Данкан, не откладывая в долгий ящик, перевел мою тираду для подчиненных.
Уже в который раз незнакомый американский показался мне по-средневековому трогательным и убаюкивающе мелодичным. Эх, может, надо было в Академии не выпендриваться, не строить из себя человека современного и прагматичного, а тупо американский в качестве иностранного языка взять?
Да, он ни к чему. Да, он бесполезен. Но он та-акой красивый! Такой мурлыкающий, округлый!
– Значит, улетаете? – спросил Данкан, пряча печаль.
«Слава Богу, не рассчитывает, что мы тут подрядимся его артель оборонять», – с облегчением подумал я.
– Улетаем, да. Точнее, не улетаем, а взлетаем. Когда будем в воздухе, постараемся ваших гадов ползучих по максимуму перебить. Но вы все равно действуйте, как привыкли… Прячьтесь… У вас ведь есть убежища, да? Сталинград не устраивайте!
Вспомнив расположение флуггеров, я на бегу приказал Дофинову:
– Вам придется взлететь последним! Ваш «Громобой» идеально подходит для ведения заградительного огня с земли. Прижмете ягну хотя бы минуты на три – уже хорошо.
– Почту за честь! – отчеканил Дофинов.
Я обрадовался – в глубине души я опасался, что Дофинов сейчас снова будет рваться покомандовать.
Мне выпало бежать дальше других.
Что, в общем, справедливо: командир эскадрильи должен проконтролировать занятие боевых машин своими подчиненными.
Вот я и контролировал. Хоть и без особого рвения.
Пак – тот уже в кабине. Вспыхнули посадочные фары его «Орлана», бортномер 208.
Следующий – Млечин, который примчался из своего ночного дозора на ярко-оранжевом моноцикле.
За ними – Дофинов, Княжин, Лобановский…
Цапко, чей «Орлан» был замаскирован особенно тщательно, спросонья пробежал мимо своей машины. Разиня.
– Серега, назад! Твой вон там! – подсказал я.
Вдруг присыпанный глиной брезент, облекавший «Орлан» бортномер 202, который пилотировал Цапко, с оглушительным треском лопнул.
Взметнулись заблестевшие в лучах дальних прожекторов стальные змеи.
– Бишоп!
Я припал на колено, вскинул свой пистолет и выпустил в поганца, напугавшего всех до судорог, целую обойму.
Цапко сделал то же самое. Увы, это не помешало закованному в сверхпрочный экзоскелет инопланетянину без видимого усилия вырвать с мясом носовую стойку шасси новехонькой боевой машины.
Носовой обтекатель «Орлана» тяжело ударился о грунт.
Увы, эту машину в воздух уже не поднять…
– Серега, полетишь со мной! – скомандовал я. – Бежим!
Но я не учел легендарного упрямства Цапко, имевшего, по моей реакционной теории, малороссийские корни.
– Я ему это так не спущу! – с мстительным прищуром Тараса Бульбы сказал он. – Матчасть мою портить!
Я взмахнул рукой, чтобы ухватить Цапко за шиворот и силой потащить за собой, но он с невероятной ловкостью одержимого вывернулся, заложил вираж и, взлетев по ступенькам, оккупировал водительскую кабину огромного бульдозера.
Было ясно, что единственной адекватной помощью безумцу будет не драка с командиром (то есть со мной), а четыре пушки моего «Орлана».
Что было мочи я побежал к своей командирской машине, проклиная Серегину самодеятельность. Вот он всегда такой сверхрациональный и сверхкритичный, сверхаккуратный и сверхответственный, такой и этакий… пока планка не упадет.
За моей спиной засверкали разноцветные молнии – то были вспышки инопланетных лазерных ружей и лазерпушки «Стилет», из которой огрызался героический Дофинов.
На несколько секунд я совершенно оглох – над моей головой пронесся стремительно взлетевший Пак.
Ну хоть кто-то послушался!
Хорошо, что он взлетел. Сейчас сделает вираж и пройдется по головам бишопов вольфрамовым ливнем!
Само собой, мне было не до надевания скафандра «Гранит-3» – как и всем нам. Пилотское кресло моего «Орлана» еще ползло вниз по направляющим, а я уже плюхнулся в него, застегнул сбрую страховочных ремней и, не целясь, выпустил еще одну обойму «Тульского Шандыбина» в бишопа, который искалечил «Орлан» Цапко.
Между тем мой горячий малороссийский друг, прикрываясь толстым ножом бульдозера от лазерных залпов инопланетянина, мчался на него как рыцарь на дракона.
Я попытался воззвать к разуму Цапко.
– Серега, ты меня слышишь? – заорал я. – Немедленно выпрыгивай и беги ко мне! Пока не поздно!
Куда там…
– Сейчас его прикончу – и прибегу! – выплюнул в эфир упрямец Серега.
Удивительно, но он почти добился своего!
Нож бульдозера прошел в считаных сантиметрах от брюха бишопа!
Но, конечно, инопланетный спецназовец был достаточно ловок, чтобы не стать жертвой неповоротливого железного варвара.
Ягну отскочил вбок. И, выбросив плети щупальцев, вырвал яростно брыкающегося Цапко из кабины.