– А если эфир забьют? – спросил Княжин.
– Тогда ориентируйтесь на меня визуально. Машу крыльями – значит, снова готовим залповый пуск ракет. Делаю бочку – значит, снова рассыпаемся. Если на горку пойду – собираемся строем.
– А «Хагены» будут? – спросил Пак, опасливо озираясь по сторонам.
– Комкрыла обещал. И не только «Хагены». Но увязывать свои действия с другими эскадрильями мы сейчас не будем. Перед нами четко поставленная боевая задача: не допустить поражения Лиловой Башни СВКН{СВКН – средства воздушно-космического нападения.} противника.
Неожиданно попросил слова Цапко, мой друг бесценный и к пустой болтовне не склонный.
– Саша, а можно откровенный вопрос не для протокола? – спросил он.
– Можно. Насчет протокола это ты, конечно, загнул… Потому что протокол у нас, как ты знаешь, автоматом ведется… В общем, спрашивай.
– Скажи, Саша, а на кой ляд нам вообще этот Глагол? Вот ты там, возле аквариума, что-то важное читал-читал… О чем-то думал, сопел… И что вычитал? Что понял?
Я не спешил отвечать, хотел дать Цапко выговориться. Он продолжал:
– …Вот, казалось бы, хотят ягну Глагол взорвать – так и флаг им в руки! Зачем всю эту кашу заваривать? Зачем отправлять американцев в шахте ковыряться? Зачем джипсов будить, когда они нам так сильно спящими нравятся? Зачем устраивать такие сложные игры? Мало, что ли, планет в нашей Галактике? Одним Глаголом больше, одним меньше… И не говори мне, что у него такое расположение стратегически распрекрасное! Обычное расположение, я же не слепой. В таком случае, ради чего все это? Скажи мне, что тут месторождения люксогена, что здесь алмазы россыпями… Что здесь люди мирные живут целыми городами… Ну хотя бы что-нибудь скажи, Саня!
– Сережа, так не в том дело, что мы Глагол спасаем, – ответил я, сделав ударение на слове «Глагол». – Просто здесь в точности повторяется та же коллизия, что и в системе Макран. Ягну хотят при помощи Глагола поджечь звезду Шиватир, чтобы она вспыхнула сверхновой. Если это случится – все мы погибнем.
– Не верю, – с убежденностью сказал Цапко. – То есть верю, что хотят поджечь. Не верю, что для нас выхода нет. Мы можем войти в контакт с ягну и попросить выхода из системы. Они отключают Х-блокаду буквально на полчаса, мы улетаем – и конец войне. Но нет! Наши держатся за Глагол всеми конечностями…
С минуту я думал, что сказать другу Сереге, взволнованному до чрезвычайности.
Смекал.
Разные варианты перебирал. Про аномалии. Про Кешу Растова. Про «точки Казимира». Про пользу для науки.
А в итоге сказал что-то совсем неброское:
– Серега, не знаю я, зачем России Глагол… Но он, черт возьми, России нужен! Наверное, будет наша Россия этим глаголом жечь, извини за каламбур… В общем, ответа у меня нет, но чувствую я: командование все решило верно.
– Понятненько, – холодно процедил Серега.
Наверное, неправильные это были слова – ведь все-таки в бой идем. Получалось, идем в бой непонятно за что, непонятно зачем.
Я понимал, надо как-то по-другому сказать – чтобы каждое слово сияло и звало. Чтобы мотивация была. Но разглашать материалы дела Кеши Растова я не мог, да и не успел бы их толком разгласить, тут время на объяснения требовалось.
А врать своим орлам в такие моменты считал невыразимым скотством. И я надеялся, что они это оценят.
Первыми, как и положено, открыли огонь ЗРК Х-45.
Это была длинная рука позиционного района. Их смертоносные снаряды, разгоняясь до десяти чисел Маха, несли неотвратимую смерть любому супостату в конусе длиной девятьсот метров вперед по курсу от точки подрыва тонной боевой части.
Как мы и ожидали, потоки гиперзвуковых осколков проредили строй паладинов, заставив часть из них уйти вниз, на предельно малые. Но там их уже поджидал засадный полк лазерно-пушечных ЗСУ!
Взревев турбонаддувом, огневой взвод за огневым взводом выскакивали они из рвов, прикрытых маскировочными сетями, и в упор били инопланетную нечисть.
Увидев звездный час наших доблестных зенитчиков, я понял, что мой предыдущий оперативный приказ был слишком осторожным.
Преступлением было бы не использовать выпавшую возможность!
Мы дали «тягу двести». Мгновенно перевалив через рубеж западного дивизиона «Кистеней», мы разом захватили нашими радарами «Параллакс» по десятку целей.
Растерянность паладинов надо было использовать на полную катушку, и мы выпустили за считаные секунды по двенадцать ракет каждый!
Ввинчиваясь в сухой воздух Глагола по велению газодинамических рулей и змеясь непрерывным маневром уклонения, «Гюрзы» помчались к своре паладинов.
Ну а мы все-таки поспешили убраться восвояси на малых высотах.
Подскочить к врагу на дистанцию пистолетного выстрела и завалить снарядами «Настурций» соблазн был очень велик. Но получить в ответ порцию позитронов в молярных количествах – ну уж нет!
Молодежь ликовала.
– Я завалил троих! – орал Пак.
– А я пятерых! – торжествовал Лобановский.
А Княжин напевал что-то победительное из оперы про древнеегипетскую жизнь под названием «Аида». (Если бы не мой папа Ричард, многолетний любовник примадонны Симферопольского оперного, я едва ли узнал бы эту мелодию, а так школьником я ходил на «Аиду» добрый десяток раз.)
Глава 15Пляска смерти
Август, 2622 г.
Окрестности Лиловой Башни
Планета Глагол, система Шиватир
Но это было только начало.
Ягну вообще-то почти не знакомы с такой вещью, как военная хитрость. Но в тот день они показали, что кое-чему от нас научились.
Сразу две плотных группы, в которых мой наметанный глаз по высоте и скорости полета сразу опознал ударные, ринулись к Лиловой Башне с разных направлений.
Одна вынырнула из облаков над Котлом.
А вторая – показалась со стороны недостроенного синхротрона. То есть выходило, что эта вторая группа намерена прорвать нашу ПКО на узком фронте, по сути, там же, где мы только что перехватили паладинов.
В этом был свой резон, поскольку так быстро перезарядиться пусковые установки Х-45 не успевали.
В то же время отцы-командиры ожидали основной удар именно со стороны Котла.
Поэтому юго-восточная ударная группа ягну была встречена огнем воистину феноменальной плотности.
По ним работали одновременно два дивизиона зенитных ракет «Вспышка-С» и из заоблачной выси – те самые «Хагены», о которых мы столь часто вспоминали в последние горячие часы.
В общем, за юго-восток можно было вроде бы не волноваться… А вот северо-запад по-прежнему лежал на плечах моей великолепной шестерки.
Причем мало нам было паладинов и комтуров ягну, так оказалось, что вместе с ними идут и планетолеты чоругов – погонщики смертоносных дископтеров!
– Эскадрилья, внимание! Работаем в прежнем секторе, в прежней манере, – сказал я, само спокойствие.
– Но мы уже выпустили все «Гюрзы», – напомнил Пак.
– Значит, следующий залп произведем «Оводами», только и всего.
Оно, конечно, «только и всего».
Но дальность пуска «Оводов» была вдвое меньше, чем у «Гюрзы».
Соответственно, я как комэск должен был принять важное, а быть может, и роковое решение: или вынести рубеж пуска за дальность эффективного поражения дивизиона «Кистеней», или держаться тылов нашего позиционного района ПКО.
А все дело в том, что комтуры могли шандарахнуть своими пенетраторами как раз издалека…
В общем, от интенсивной мыслительной деятельности я насквозь промок за несколько секунд…
К моему огромному облегчению, решение приняли за меня.
– Здесь комэск-1 Белоконь! – послышался в наушниках мертвый, полностью синтезированный парсером голос. Стало быть, наш славный Белоконь пользовался не радиосвязью, а лазерным каналом.
– Пушкин слушает!
– Откатывайтесь на противоракетный рубеж объекта! – приказал Белоконь. – Перехват СВКН противника на дальнем рубеже произведу я.
Проще говоря, честь первым засыпать комтуров ягну ракетами брал на себя мой старший товарищ, а в прошлом однокашник по Северной Военно-Космической Академии, долбоклюй и подхалим Андрюха. Помню, недолюбливал его, над честолюбием и пролазливостью его смеялся… Самому неловко теперь. Вот честное слово, неловко!
– Вас понял, Андрей Андреевич.
Меня просить два раза не надо было. Я выплюнул в эфир:
– Эскадрилья, наша задача – перехват пенетраторов на подлете к башне.
Мы стали на круг в ближней зоне объекта, когда обстановка резко накалилась.
Это, знаете ли, на войне всегда так. За «плохо» есть «хуже», потом «еще хуже», а затем уже – «страшное дело», где-то там, в багровом мареве, переходящее в «полный пэ». Причем эти стадии могут разделяться секундами…
Недобитые комтуры из юго-восточной группы разом освободились от своих пенетраторов, и мы получили десять сверхскоростных малоразмерных целей с подлетным временем в 15 секунд.
Ни «Горыныч», считавшийся в свое время образцом маневренности, ни «Сокол», ни хваленый ниппонский «Хаябуса» не смогли бы отразить такой удар.
Только истребители последнего поколения! Только «Орлан» с «Громобоем» были способны развернуться в воздухе на пятачке в 50 метров с переворотом через корму и, даже не выходя из полубочки, осыпать пенетраторы ракетами ближнего боя, отстреленными из катапультного устройства в центральном отсеке.
И уж конечно, не дожидаясь результатов своего ракетного удара, все мы до упора вдавили пушечные гашетки…
Наша великолепная шестерка в ту секунду разразилась таким огненным шквалом, что я не удивлюсь, если чоруги приняли его за фейерверк. (Таня говорила, чоруги фейерверки обожают и наделяют глубокоумным мистическим значением – впрочем, таким значением чоруги наделяют практически все!)
Сквозь огненную стену смог прорваться лишь один пенетратор.
Он сделал крутую горку (любопытно, что точно так же повела бы себя и отечественная управляемая авиабомба), тем самым сорвав наведение малокалиберной зенитной артиллерии, и пронзил Лиловую Башню со скоростью взбесившегося интерстелларного метеорита.